Профессор Михаил Францевич Зиньковский прибыл на Волынь не сам, а со своим учеником — молодым кардиохирургом Ярославом Ивановым, родом из Луцка. В областной детской клинической больнице светило медицины, ее патриарх — а доктора Зиньковского считают одним из лучших кардиохирургов мира — принял более полусотни больных пороком сердца детей. Если бы консультация такого уровня проходила в любой другой стране, которые мы называем европейскими, то родители платили бы за нее нормальные деньги. А здесь профессору еще и приходилось убеждать, что без операции ребенок просто погибнет...
Почему, по мнению Зиньковского, украинцы... не слишком любят своих детей? Почему иногда ему жаль, что его пациенты... не сироты? Почему кардиохирургию он сравнивает с... азартной игрой?
Одна из первых журналистских командировок, а было это довольно давно, в 70-х годах прошлого века, привела меня в город Камень-Каширский. В местной гостинице поселили в одну комнату с молодым врачом-женщиной, которая специализировалась на кардиологии. И сколько же лет прошло, а помню до сих пор ее волнующие рассказы о детях с больным сердцем. Особенно об одной девочке, у которой была так называемая тетрада Фалло (т.е. несколько сложных дефектов в сердце). Тогда такие пациенты были просто обречены, и молодой врач очень по этому поводу сокрушалась. А ныне передо мной в своем профессорском кабинете сидел Михаил Францевич Зиньковский, который из семи тысяч проведенных операций, две тысячи сделал как раз по поводу тетрады Фалло. То есть двум тысячам детей были подарены жизнь и здоровье.
Самому маленькому ребенку, которому он делал операцию по поводу врожденного порока сердца, не было и недели. Профессор подробно рассказывает, какие это специфические вмешательства: иглой, которой шьют кардиохирурги, нужно так «пройтись» миниатюрной сердечной мышцей, чтобы она не порвалась. Нужны соответствующий свет и специальная оптика, которые находятся у врача на голове. Даже в клинике Амосова детей до года еще не так давно вообще не оперировали. Считалось, что они для этого должны набрать до двадцати килограммов веса. Нужные были специальное оборудование и свои технологии.
— Но ведь из 150 врожденных пороков сердца большинство бывает только на первом году жизни! Раньше мы этих пороков на практике и не встречали, потому что таких малых детей и не оперировали. То есть они просто умирали или к нам вообще не доезжали, — говорит Михаил Францевич.
Оперировать младенцев он начал десять лет назад. По статистике, в мире с врожденными пороками сердца рождается восемь из тысячи детей. И эта цифра стабильная, не зависимая ни от Чернобыля, ни от наследственности, ни даже от того, в какой стране рождается новый человек. Половина не доживает и до года, но 50-60 процентам, если исправить ошибку природы, можно подарить не только жизнь, но и здоровье. Врожденные же пороки сердца имеют еще и ту особенность, что не все из них угрожают неизбежной смертью. Смерть, если не ликвидировать порок, может быть только оттянута во времени. При одном без операции доживают до лет пятнадцати, другие сокращают жизнь человека на два или и три десятилетия. А поэтому больше всего профессора беспокоит то, что родители очень часто... отказывают своим детям в операции.
— Не люблю слова «пациент», которое в переводе с английского означает «тот, кто страдает». У нас же есть нормальное слово «больной». Больного можно вылечить. Но годами приходится убеждать, доказывать: без операции у ребенка нет будущего. Но дотягивают до того, что приходят, чтобы только не умереть... Вот недавно пришла 19-летняя девушка и просто упала в моем кабинете на диван. У нее — тетрада Фалло, не самый сложный в нынешнее время порок. Мы ее, конечно, спасли. Но то, что родители не спешат с операцией, — факт. Родительский эгоизм детям только вредит. Я старый врач и знаю, что говорю.
За долгие годы Михаил Францевич даже вывел формулу родительской любви относительно кардиохирургии. Она измеряется соотношением 30:70. Поскольку в отделении врожденных пороков сердца наблюдают и взрослых больных, то факт наяву: 70 процентов таких пациентов всегда находят деньги на лекарства и операцию для себя, любимого. А в детском отделении ситуация прямо противоположная.
— Иногда мне кажется, что украинцы просто не любят своих детей. Ребенок страдает годами, а родители что-то выжидают, надеясь, в лучшем случае, что перерастет, но чаще откровенно заявляют: ну и что, когда умрет? Родим второго ребенка! Зачем оперировать? Ребенок же бегает! Бегать бегает, но нет надежды. Может прожить еще несколько лет, и оперировать уже будет поздно. Никогда не забуду женщину, которая привела ко мне своего 14-летнего сына. У него губы уже черные. Почему, спрашиваю, вы его не представляете на операцию?! Так денег нет... А у самой все пальцы на руках в перстнях с бриллиантами! Вашему ребенку, сказал, не повезло не потому, что он вытянул этот черный билет. А потому, что не сирота. Иначе бы жизнь и здоровье спасло государство. Воспитанников детских домов у нас оперируют бесплатно. А этот мальчик из-за мамы потерял шанс вообще на жизнь.
В Луцке профессор Зиньковский бывал уже не раз. Нескольких детей, которых можно прооперировать в условиях областной детской больницы, оперировал. Сотрудничество с педиатрами на местах считает очень важным. Они ставят диагноз, а при пороках сердца это нужно сделать как можно раньше. Они готовят ребенка к операции, а потом ее ведут. Это взрослых не нужно приводить за ручку: сами бегут вприпрыжку. А ребенок очень зависим от тех, кто его окружает.
— Для некоторых родителей операция на сердце, когда это сердце останавливается, а вместо него работает аппарат искусственного кровообращения, — просто шок. Их нужно убеждать, что оперировать стоит как можно раньше, когда в организме ребенка еще не произошли необратимые изменения, — говорит областной внештатный детский кардиоревматолог Нина Денисовна Очеретная. — Поэтому консультация такого специалиста, как профессор Зиньковский, позволяет нам не только уточнить диагнозы и тактику лечения, но и прибавить аргументов в общении с родителями. Пациентам комфортно: Киев далеко, а здесь близко и удобно. Ныне на учете у кардиологов на Волыни более 800 детей, и почти 300 из них прооперированы.
Однако, признает Очеретная, даже светило медицины иногда не в силах убедить родителей.
— На Волыни три ребенка, которые нас очень тревожат, — говорит Нина Денисовна. — Из Луцка, Ковеля и Камень-Каширского района. Сколько Михаил Францевич просил их! Родители одного малыша столько сомневались и сопротивлялись операции, что их ребенок — уже неоперабельный...
А профессор Зиньковский говорит, что, если бы начинал жизнь снова, не знает, опять пошел бы в кардиохирургию. Он и врачом стал только потому, что таким было решение родителей. В семье уже были инженер, строитель, учительница, только, шутит, не хватало собственного медика. Тогда, когда выбирал эту профессию, она не была популярной и престижной: из выпускников трех классов, еще и закончив школу с золотой медалью, которая тогда открывала широкие горизонты, только он выбрал ее. Вместе с Николаем Амосовым основал, собственно, кардиохирургию в Украине. За годы поединка со смертью Михаил Францевич даже разработал собственную теорию: хирургов — пионеров своего дела — он сравнивает с... азартными игроками. В таком отделении, которое возглавляет он, на кону судьбы больного и врача.
— Вы думаете, я всегда уверен, всегда знаю, что делать? Молодым врачам (кивает на Ярослава Иванова, — Авт.) говорю: думайте! А сам молюсь. Бывает, что больные таки умирают. Тогда ощущаешь душевное опустошение, ощущаешь себя банкротом. Впоследствии выздоравливаешь, хотя душа таки болит. И опять делаешь операции, спасаешь. И на это пошла целая моя жизнь!
В свое время учениками профессора Зиньковского были известные ныне в мире Василий Лазоришинец и Илья Емец. Первый работает заместителем министра здравоохранения, у второго собственная клиника. Ныне на операциях Михаилу Францевичу ассистирует Ярослав Иванов. Он выпускник Львовского мединститута, после интернатуры работал в кардиохирургическом отделении Волынской областной клинической больницы. Потом поехал на курсы в Киев. Увидел, какие там выполняют операции, и решил поступать в клиническую ординатуру в Институте Амосова. После нее профессор Зиньковский предложил остаться в столице и работать под его руководством.
— И я благодарю Бога, что он свел меня с таким человеком, с таким профессионалом, — признается наш земляк.
