Жизнь богатырская проходила в битвах да удалых забавах. Последние бывали разнообразными: и Змея Горыныча одолеть, и на пиру всех перепить.
«Наливал он полну чашу зелена вина,
Да не малую стопу, а полтора ведра.
...Испивает чарочку одним душком,
На ногах стоит он не шатается»
Если верить былинам, самым злачным городом Руси был Чернигов. Почему? Бог весть. Но обладал он странной притягательной силой.
Выбирая местечко для проведения уик-энда, надеясь от души позабавиться, Алеша Попович предложил слуге своему и знатному собутыльнику Екиму Ивановичу выбрать для забав подходящий город: Киев, Чернигов или Путерем. Понятно, остановились на Чернигове, где
«Дома, кабаки были вольные,
молодушки были приветливы,
Девушки прелестливы,
А мы с тобой, Екимушка, упьянчивы,
Запьем, Екимушка, загуляем...»
Не случайные имена носили некоторые из черниговских богатырей — Блуд Блудович, Хотен Хотенович, Хотен Блудович... У последнего из них жена была так хороша, что сам князь Владимир — ненасытный женолюб — на нее позарился. Под именем красавца и обольстителя Чурилы Пленковича выведен черниговский князь Всеволод, отменный воин, хитрец и бабник. Татищев писал: о нем немало баб любимых по смерти заплакало. Сам дух города, вероятно, обязывал соответствовать традициям и возможностям.
Подробности черниговских загулов былины выпускают. Но есть косвенные подтверждения необычайности происходящего.
Демонстрируя широту славянской своей души, устраивали богатыри небезопасные для других попойки. «Ой вы, братцы мои, товарищи, пьяницы, голи кабацкие», — взывал Илья Муромец, предлагая вина зеленого немеряно, которое он же отнял у кабатчиков, не имея денег, но желая «с пути опохмелиться, со своими людьми познакомиться». А в другой раз, желая выпить, отстрелял Илья маковки золоченые с княжеских теремов, да и пропил их в кабаке.
Отказавшись от награды за службу: от городов с пригородами и сел с приселками, — Алеша Попович потребовал: «А давайте-ка мне волю по городу Киеву, и чтоб кабаки мне были не заперты, и в трактирах чтоб гулять дозволялося».
И гулял он с дружиной две недели, а опохмелившись на третьей, поехали во раздольице широкое. И эта буйная дружина, умевшая устроить веселье по кабакам Киева, предупреждала Алешу от поездок в Чернигов. Опасались, не устояв перед искушениями, не удержаться в рамках приличий в этом городе. Боялись в результате дурной славы, что пойдет по всей Руси.
«Есть во Чернигове вина заморские,
Вина заморские да заборчивые:
По стаканчику выпьем — по другому хочется,
А по третьему выпьешь — душа горит;
Есть там калашницы хорошие:
По калачу съедим — по другому хочется,
По другому съедим — по третьему душа горит;
Есть там девушки хорошие:
Если на девушку взглянешь — так загуляешься...»
Чернигов в былинные времена — не просто один из крупнейших европейских городов, но город, купцы которого доставляли заморские редкости к столу киевского Владимира, и себе немало оставляли. Плавали они в Болгарию, Грецию, Сирию, Тавриду, вывозя оттуда и плоды заморские, и специи, за которыми европейские купцы отправятся через несколько столетий, и вина, и золототканые одежды.
Контролируя портовые города, черниговцы позволяли себе захватывать корабли киевские (былина «Иван Гостиный сын»), если необходимо было оказать давление на князя.
Пиры князь Владимир узаконил в 996 году, заложив, быть может, славянскую слабость к застольям и неумеренному питию.
Дела нередко вершились за чашей вина заморского.
А отдыхать вне кабака — и представить трудно было.
Наряду с вином опасность представляли жительницы этого странного города.
Первый раз попал Илья Муромец как кур в ощип при встрече с женой черниговского богатыря Святогора. Завидев издали соперника, убоялся Илья, скрылся в густой зелени столетнего дуба, а Святогор, как нарочно, под тем дубом отдохнуть решил. А как заснул богатырь, принялась жена его соблазнять Илью Муромца, запугивая тем, что разбудит мужа и пожалуется. Пришлось Илье сотворить, как говорится в былине, с ней блуд. Спрятала богатырша-искусительница к себе в карман Илью, так сказать, для последующего употребления, да возмутился конь Святогоров, отказался тащить на себе за раз трех богатырей. Так все и открылось. Посочувствовал Илье Святогор, жену казнил, а с Муромцем побратался навеки.
Под Черниговом набрел в другой раз Илья на замок коварных амазонок-поляниц (поляница — то же, что и богатырь). Вовремя раскусил он их замыслы, сам от смерти уберегся, других выручил. Опасными бывали встречи с уроженками Чернигова и для многих героев древнерусского эпоса. Добрыня Никитич стольничал-чашничал девять лет — то есть разъедался и напивался, а затосковав от однообразия развлечений, поехал в чисто поле, искать приключений.
В чистом поле, где Добрыня свою удаль показать норовил, ухватила поляница Настасья богатыря за желтые кудри, да и сунула его с глаз долой в кожаный мешок. А поездив по степи, призадумалась: что делать с тем, кто в мешке? И сказала: посмотрю я на тебя, богатырь, да если ты мне не прилюбишься, на ладонь я тебя положу, другой прижму — в овсяный блин превращу. Повезло богатырю, приглянулся он Настасье, стала она Добрыне женой законной.
А жены черниговские отличались всеми возможными добродетелями. Настасья, переодевшись в татарское платье, перехитрила князя Владимира, победила в бою его богатырей, выручила из тюрьмы мужа своего Ставра Годиновича.
Василиса Никулишна покончила самоубийством над телом убитого мужа, отказавшись стать женой князя киевского. Лев Толстой размышлял о создании драмы о Даниле и жене его Василисе.
Не скучно жилось в этом городе в былинные века. Благодаря былинам навсегда останется он обладателем славы удивительного города, с редким упорством и постоянством склонявшего жителей своих к поступкам странным, не всегда благочинным, но широким, ярким, запоминающимся.
