Еще десять лет назад ее имя было на Волыни символом порядочности, честности и бескорыстного служения людям. Это была другая страна, которую и она развалила, проголосовав в качестве участницы исторического I съезда народных депутатов за суверенитет республик... Возможно, от этого больше всего пострадала она сама. В свое время перед ней открывалась дверь руководителей великой державы. В настоящее время она почти не выезжает из села, живет вдвоем с мужем в маленьком домике, который называет «фазендой», смотрит старый цветной телевизор, ездит на стареньком велосипеде. Когда-то ей «светила» бы солидная персональная пенсия. При независимой Украине, состоявшейся благодаря и ее усилиям, получает, как и все, мизерную...
Впрочем, легко ли таким людям, как бывший депутат Верховного Совета СССР Ольга Федотовна Лукьяненко, «вписаться» в нынешнее время — судите по фактам ее биографии.
Живя в деревне, супруги Лукьяненко до 92-го почти не вели домашнее хозяйство. Не потому, что были ленивыми, а потому, что из-за своей работы были дома «квартирантами». Это факт, о котором прежде всего рассказывают в селе, когда речь заходит о Федотовне. Никогда у них, дипломированных зоотехников, не было собственной коровы, и не только потому, что оба они с мужем, Михаилом Петровичем, не любят молока, — корову нужно было пасти, косить на зиму траву, а на это требуется время. Тридцать лет не слышно было в хлеву свиного хрюканья: перед рассветом уходили на колхозную ферму и возвращались зачастую поздней ночью...
Семь лет у них жили квартиранты, и не брали с них ни копейки. Принимая новых людей в дом, Федотовна ставила единственное требование: вести себя, как дома, а тот, кто раньше других домой с работы приходит, печь топит и ужин готовит. И порой случалось, что девушки (одна работала аптекаршей, другая — в детсаде) справятся по хозяйству (несколько куриц и кроликов чета Лукьяненко все же держала), затопят грубу, наварят картошки, несколько раз ее подогреют, а она все равно остынет, пока хозяева вернутся с работы домой.
— Так кто же здесь квартиранты?! — набрасывались девчата с упреками на своих хозяев, едва те успевали переступить порог, но так и не удалось им приучить супругов Лукьяненко держаться не фермы, а дома.
Обеих Федотовна и замуж выдала из своего дома. А прежде чем пустила в дом квартирантов, жил у них свекор. В последние годы — лежачий больной, слепой, глухой, да еще перестал разговаривать... И как бы им ни приходилось трудно на работе (в колхозе было более двух с половиной тысяч голов скота), но отца не оставили.
В депутаты Федотовну выдвинули вопреки разнарядке «сверху». Как сейчас, так и тогда депутатами, делегатами и орденоносцами становились по-разному. Вот и в Боровичи накануне выборов в Верховный Совет СССР приезжали «люди из района», чтобы высватать кандидатом в депутаты «чужака» (на всю Волынь выбирали пять депутатов; само собой разумеется, что среди них должны были быть «более нужные» партии люди, чем пусть даже передовой зоотехник из передового колхоза). Собрали людей, начали с ними говорить, как кто-то из толпы вдруг возьми, да и скажи (а все поддержали):
— Зачем нам в таком высоком органе незнакомые люди? Вот Федотовну нашу хоть куда направляй... Вполне достойная!
Когда Лукьяненко уезжала в отпуск, в Боровичах не справляли свадеб. Обряд, который она проводила в сельском клубе, всякий раз был неповторимым. Федотовна писала сценарии для тематических вечеров, стихи, и «Песня о Боровичах» тоже принадлежит ее перу... Она играла главные роли почти во всех спектаклях сельского драматического кружка. Землячка Лукьяненко, полтавчанка, бывшая учительница Ульяна Митрофановна Шидловская, руководившая драмкружком 23 года, вспоминает, что «Наймичку» Т.Шевченко с Лукьяненко в главной роли просили показать все соседние села. И в каждом селе люди плакали навзрыд... «А вот сейчас мне лишь одна роль и подходит — Мавры в спектакле «У неділю рано зілля копала...», — с присущим ей юмором улыбается Федотовна.
Ее принимал Горбачев. Этот эпизод из депутатской деятельности Лукьяненко уже тогда, в 89-м, оброс слухами и стал чуть ли не легендой. Далеко не каждому, даже народному депутату, удавалось попасть на прием к главе государства, кем был тогда Михаил Сергеевич, еще Генеральный секретарь ЦК КПСС. А все было очень просто: помог один из советников Горбачева, которого «по разнарядке» выбрали депутатом от одной из украинских областей. Но даже этого «очень просто» тоже надо было достичь... Просила же Лукьяненко за всех жителей Волыни, имея на руках обращения с сотнями подписей против наращивания мощностей на Ровенской и Хмельницкой атомных станциях. Семь кругов чиновничьего ада обошла она, прежде чем попала к Михаилу Сергеевичу... Будущий первый и последний президент СССР ничем не поразил Федотовну: рядом такой же, как на фотографиях или на телеэкране. И в ее деле ничем не помог, сказав, что за атомной энергетикой будущее. После этого приема Федотовне с другим депутатом из Волыни, Сергеем Матвийчуком, еще удалось пробиться к главе советского правительства Николаю Рыжкову. Рыжков очаровывал всех женщин-депутатов. А вот о Жириновском, который как раз тогда впервые возник на политической арене, у Ольги Федотовны печальные воспоминания.
— Его и депутатом доизбрали уже позже, и появился он только на последних съездах. Это он сейчас такой холеный, в модных дорогих костюмах... А тогда у него всегда был такой жалкий вид, да еще и пиджак вечно в перхоти. Но характер уже тогда проявлял... Как сейчас вижу: фойе Кремлевского дворца съездов, депутаты в перерыве обсуждают вопрос о предоставлении союзным республикам суверенитета. «А я бы на месте Михаила Сергеевича никого от России не отпустил, а с Украиной вот так бы сделал!» — и ногой будто растер ее по полу. Мы тогда его даже бить хотели!
Помогала людям, пока не остановила авария. О беде, случившейся с Ольгой Федотовной в разгар ее депутатской карьеры, в свое время тоже была наслышана Волынь. Ей же никак не хотелось ехать тогда в дорогу, все складывалось так, будто останавливала сама судьба. Помню, люди говорили, что Федотовна напрасно пострадала, не нужно ей было ехать, заступаться за человека, который был того не достоин.
— А как жe мне было не ехать, хоть я кое-что и слышала о том парне, что он не подарок... Пришла его мать и — представляете, Петровна, — падает у порога на колени и через весь дом ползет ко мне, рыдает, рубашку на груди рвет и кричит: «Спасите моего ребенка!»
За кражи сына этой женщины посадили в колонию на Львовщине. Такого высокопоставленного лица, как народный депутат, в колонии отроду не было, начальник не знал, где ее посадить, сразу же пообещал оказать содействие досрочному освобождению этого юноши при хорошем его, безусловно, поведении. По пути на Волынь возле Каменки-Бужской на «проклятом» месте (здесь не однажды случались аварии) машину занесло... Два месяца Ольга Федотовна лежала в Луцке с компрессионным переломом позвоночника, еще восемь лечилась дома. И не было в Боровичах, Грузятине и Копылье (эти села входили тогда в один колхоз), наверное, человека, который бы ее не проведал. Заезжал и первый секретарь Маневицкого райкома партии Остапец. С удивлением обнаружил, что у нее, депутата союзного значения, всего-навсего старенький черно-белый телевизор. Дал указание райпотребсоюзу (тогда же все было дефицитом!) — вот и получила союзный депутат цветной телевизор.
А за четыре месяца до путча она вышла из КПСС... То, что все идет к развалу, Лукьяненко не могла не видеть. Переживала как депутат, так как не всегда могла помочь людям: сделать что-нибудь тому или иному руководителю, от которого зависело дело, было, как она говорит, «раз плюнуть», но никто уже ничего не хотел делать. На многое раскрылись глаза и в Москве. Еще поехала в Луцк, к первому секретарю обкома партии, им тогда был Блаженчук. Он и слушать ее не захотел, дескать, у страха глаза велики, а партия была, есть и будет «руководящей и направляющей». В полном разочаровании в мае 91-го Лукьяненко написала заявление о выходе из КПСС.
Четыре месяца спустя, в августе, после печально известного путча Компартия прекратила свою деятельность.
Когда в селе разобрали первый коровник, Федотовна проплакала всю ночь. Припомнилось все... И стадо в 2600 голов, которым славился колхоз «Рассвет»: одно их хозяйство надаивало молока и сдавало мяса больше, чем нынче весь Маневицкий район... Быки весом до 5 центнеров — выкармливать поменьше считалось плохим тоном... Дома она, зоотехник по племенному делу, бережно хранит тетрадь, в которой увековечена такая родословная племенных коров, какой не имеют и не знают о себе даже люди. Думала о доярках, которых называет не иначе как «мои девочки» (а они ее зовут «Хозяйкой»), о том, как они отдавались работе, как жили в летних лагерях (тем, кто не знает, объясню — на протяжении всего лета колхозный скот выпасали на пастбище за деревней). И она, будучи на съездах в Москве, покупала «девочкам» в подарок книг, которые были тогда дефицитом из дефицитов. Сегодня супружеская чета Лукьяненко со смехом вспоминает, как Михаилу Петровичу велели получить на почте несколько увесистых посылок: никак, жена прислала добра из столицы? А он, хорошо зная свою половинку, даже не пошел, так что посылки с книгами ждали возвращения Федотовны из Москвы. Полюбоваться их коровками приезжали иностранные делегации, однажды в Боровичи прибыли два автобуса... негров, хоть и сложно понять, как они могли использовать волынский опыт у себя в Африке, но что было — то было.
Полгода спустя Ольга Федотовна сожгла все депутатские фотографии и письма от избирателей. Остались только депутатское удостоверение и книга с портретами участников тех памятных съездов. Что толку теперь сожалеть, вспоминать тогдашний настрой, волну разочарования... Так вот, нас в Боровичах ждал полный «облом». Так хотелось увидеть самим, а еще большее — показать читателям. Сгорели бесценные для истории снимки. Например, с академиком Сахаровым. В кремлевском зале они сидели почти рядом: через два места — актер Михаил Ульянов, за ним — Сахаров. Сгорели разные почетные грамоты (ирония судьбы: вскоре вышел указ об увеличении размера пенсии за заслуги перед государством, и Федотовна, надеясь на мизерную добавку к пенсии, через архивы должна была восстанавливать эти документы). А сколько ушло в огонь и дым человеческих писем, чудесных в своей непосредственности и впечатляющих своим трагизмом! Как сложилась дальнейшая судьба юноши, за свободу для которого Федотовне чуть было не пришлось заплатить собственной жизнью? Его амнистировали, а он со временем попал в тюрьму за... убийство. «Пишет вам не мать, не женщина, а волчица, которая породила не человека, а волка...», — сообщала жуткий факт несчастная женщина, прося прощения за случившееся. За то, что молила забрать его из колонии, за то, что не смогла воспитать сына.
— И вы думаете, я их осуждала или проклинала, как мне советовали? — спрашивает Федотовна. — А разве у меня есть право осуждать чужого ребенка?!
У Ольги Федотовны Лукьяненко — очень большая библиотека, может быть, тысяча книг. Среди них есть и самые любимые.
— Часто вспоминаю горьковского Данко... Помните, как он вел за собой людей через лес, освещая дорогу сердцем, вырванным из своей груди? На опушке сердце упало из уставших рук, искры посыпались во все стороны, и кто-то из спасенной толпы наступил на сердце, чтобы не случилось пожара... Да вы бы то сердце на пьедестал поставили!..
... Но разве люди, Ольга Федотовна, со времен Данко изменились?
