В бытность свою рабочим славного сталелитейного цеха орденоносного завода имени Малышева я вместе с цехом был абсолютно интегрирован в советские межреспубликанские экономические структуры, что обеспечивало работой, причем весьма высокооплачиваемой, меня и многих моих коллег. Напряженный трехсменный ритм непрерывного производства отливок для маршевого электродвигателя тепловоза (деталь весом до полтонны мы изготавливали в количестве до тысячи штук в месяц) и букс для колесных пар железнодорожных вагонов (десять тысяч штук в месяц!) не оставлял сомнения в том, что малейшие перебои в нашей работе немедленно обернутся хаосом на железнодорожных артериях огромной страны. Для наиболее сознательных пролетариев это служило источником дополнительной ответственности и основанием чувства законной гордости (глубокого удовлетворения). И вот в один из дней 1990 года года эти чувства были глубоко оскорблены, а благосостояние обернулось состоянием крайней нужды: партнеры по кооперации отказались от наших поставок. В частности, в Нижнем Тагиле решили, что буксы они и сами могут делать.
Если всего лишь малопроцентное невыполнение плана всегда было причиной близкой к истерике реакции партийно- хозяйственных органов завода (в которой мы видели по-ленински партийное понимание объективных железнодорожных последствий недопоставок букс и двигателей), то что же ожидало страну при полном прекращении нашего многотрудного дела? Оказалось — ровным счетом ничего. И после апокалипсического 1990 года двигатели по-прежнему двигали поезда, колесные пары по-прежнему надежно поддерживались необходимым количеством букс. Никакого содома на железных дорогах не случилось. Но что же тогда мы делали? Куда шли эти тысячи и десятки тысяч? На алтарь идеологии — советской нерыночной идеологии. Партия сказала «надо», мы, особо не мудрствуя, ответили «есть». Чинуша из московского министерства оборонной промышленности решил, что буксы тягать через полконтинента просто, ибо харьковский и нижнетагильский заводы в его чиновничьих бумагах расположены так близко.
Что, к 2004 году великорусские пролетарии в Нижнем Тагиле разучились изготавливать буксы? Нет. Просто в России набирает силы новая-старая идеология — собирания земель русских. И в угоду ей украинский рабочий снова должен гнать буксы в Нижний Тагил?
Специалист по международному разделению труда может добавить, что в логической и исторической основе международной кооперации лежит так называемое климатическое (географическое) разделение труда. Это когда, говоря просто, у нас хлеб, а у них — бананы, и глупо будет им растить хлеб, а нам — бананы. Страны, в отличие от людей, идей и капиталов, неподвижны и свободно перемещаться в пространстве не могут. Поэтому и нужно международное разделение труда, чтобы однажды не взвыть, как тот таможенник из культового фильма «Белое солнце пустыни» — «Опять эта икра! Хоть бы хлеба дала кусок!» Свою икру в обмен на наш хлеб Россия вряд ли даст, бананы в России, а равно в Казахстане и Беларуси не растут. Где, кроме великорусской идеологии, прибудет от такой кооперации?
Еще интеграция в разные структуры необходима стране, которая по размерам и количеству населения маленькая, ибо природные и экономические катаклизмы очень просто могут поставить самое существование такой страны на грань катастрофы. Живущие в автаркическом уединении русские староверы, как рассказывают, постоянно держали трехлетний запас провизии (и все время питались провизией трехлетней давности!), ибо первый же неурожай, абсолютно безопасный для обширного и взаимодействующего в условиях рынка хозяйства, означал бы голодную смерть.
Но к счастью ли, к несчастью, Украина — страна совсем не маленькая. Почему же мы непременно хотим куда-то кооперироваться? Пример с самолетом Ан 70 доказывает, что надежда на собственные силы — не такая уж и плохая идеология. Странным образом альтернативой интеграции в ЕЭП видится лишь интеграция в ЕС. Это напоминает элементарную логическую ошибку: как заметил Кант, «если бы кто-то сказал, что всякое тело или пахнет хорошо, или пахнет дурно, то можно сказать и нечто третье, а именно что тело вообще не пахнет, и таким образом оба противоположных суждения могут быть ложными». В нынешних тактических условиях оба противоположных тезиса об интеграции явно оказываются ложными (подчеркну, что речь не идет о европейской интеграции как стратегической цели; в будущей объединенной Европе мы естественным образом встретимся и с Россией — как Чехия снова «объединилась» со Словакией).
Наконец, украиновед-культуролог не может не провести параллели между двумя этапами становления украинской государственности — нынешним и трех с половиной вековой давности. Тогда, как и сейчас, наши власть имущие стояли перед ложным выбором в интеграционной политике: земля без государя «пустая», как выразился Богдан Хмельницкий, и оттого для ее «наполнения» непременно нужно залезть под чью-то высокую руку, интегрироваться, выражаясь современным языком, в высшую структуру. Вместо того чтобы стать самому себе господином. Известно, чем закончилась та интеграция. А вот голландцев, приблизительно в ту же историческую эпоху взбунтовавшихся против испанского короля, никто взять под высокую руку не захотел — к счастью для потомков славных гезов. Показательный пример креативной дезинтеграции.
