Нелегкая жизнь выпала на долю Тараса Шевченко, 200-летие которого отмечаем в следующем году. Сложной была и судьба многих памятников, установленных в его честь. 12 марта (по новому стилю) 1861 года состоялись грандиозные похороны — русский, украинский и польский прогрессивный Петербург провожал поэта в последний путь. Похоронили Шевченко с лавровым венком на голове, в дубовом гробу, вставленном в дощатый саркофаг, покрытый из середины слоем свинца. 58 дней прах поэта пролежал на Смоленском кладбище. Когда было получено разрешение на перезахоронение в Украине, гроб выкопали из земли, вложили в другой гроб — сосновый, обитый свинцовыми пластинами и окованный железными полосами, и, укрыв красной китайкой, на специальной телеге перевезли на вокзал. Затем, по железной дороге в Москву, далее — на телеге по почтовому тракту в Киев, и потом — пароходом — в Канев. Здесь, на вершине Чернечьей горы, выкопали могилу и соорудили склеп, в котором установили гроб с прахом. Над могилой насыпали высокий курган и установили деревянный, а потом, чугунный орнаментированный крест. Только через два месяца после смерти душа Тараса нашла свой покой в Украине. А суть живущие начали добиваться права увековечения памяти национального Гения.
И самым первым известным памятником поэту и художнику можно считать небольшой мраморный бюст Шевченко на округлой колонне-пьедестале, установленной в 1881 году в бывшем Новопетровском укреплении (в настоящее время — форт Шевченко) на полуострове Мангышлак... Памятник просуществовал до 1920 года, пока его не разрушила революционная конница неустановленной расцветки.
В 1889 году в Харькове, по инициативе Христины Алчевской, на газоне перед женской воскресной гимназией, которой она покровительствовала, на невысоком постаменте был установлен мраморный бюст работы скульптора В. Беклемишева, профессора Петербуржской академии искусств (в настоящее время оно сохраняется в Государственном музее Т. Г. Шевченко в Киеве). В свое время этот бюст именовали «нелегальным памятником Кобзаря», потому что российское правительство всяческими методами препятствовало проведению конкурсов 1909 — 1913 годов на создание и сооружение памятника в Киеве (скульпторы Ф. Балавенский, М. Паращук, Г. Кузневич, М. Гаврилко и другие), не позволяя сбора средств на его изготовление. А на могиле Тараса постоянно дежурили жандармы, в обязанности которых входило «пресекать сборища и вольнодумства».
Но не только русский царский режим старался вытравить из совести украинского народа память о Кобзаре, но и пропольськие правительственные чиновники «найяснішого австрійського цісаря» тоже всевозможными методами препятствовали увековечению памяти «холопського зграйці». И хоть на страницах львовского москвофильского журнала «Заря» за 1892 год читаем, что «українсько-руський нарід може без огляду на кордони звеличити свого геніяльного поета величавим пам’ятником», то, когда в 1899 году представители украинской национально-прогрессивной интеллигенции обратились во Львовский магистрат за разрешением на установление перед домом Научного общества им. Т. Шевченко (сейчас — Винниченко, 26) бронзового бюста поэта, выполненного польским скульптором Циприяном Годебским в Париже и пересланного во Львов, то польские паны, которые руководили в магистрате, встретили эту инициативу крайне враждебно. Ведь рядом, на холме, находился дворец католического архиепископа и памятник «схизмату и гайдамаку» мог бы испортить покой его преосвященства. В настоящее время этот бюст экспонируется в Национальном музее Львова.
А первым памятником, первым материальным проявлением памяти народной к большому поэту на Галичине стал монумент в виде белой колонны, которую вырубили каменщики-гуцулы на Сокильской скале над Черемошем вблизи села Тюдова в конце 80-х годов ХІХ века. На колонне были вырезаны пламенные слова поэта:
«Схаменіться!
Будьте люди, бо лихо
вам буде.
Розкуються незабаром
Заковані люди —
Настане суд...»
Еще одной из первых форм памяти стали, так называемые, Шевченковские могилы, которые люди насыпали по принципу каневской в юбилейные дни к годовщине поэта. Как свидетельствует украинская пресса того времени, в селе Балинцы на Станиславщине по инициативе учителя местной школы В. Барнича жители насыпали высокую могилу, назвав ее именем поэта. На открытии мемориала выступал писатель Василь Стефаник. Таким же образом была отмечена память Кобзаря в селах Вовчицы и Горбачи Щирецкого уезда. А в селе Добряны на Стрыйщине до сих пор шумят могучими кронами два дуба, посаженные крестьянами в честь столетней годовщины рождения Шевченко.
Первым портретным памятником Шевченко на Львовщине стал бюст поэта, установленный на постаменте в виде пирамидальной скалы с четырехугольным цоколем, на котором вырезана раскрытая книга. Построили его на средства жителей села Лисиничи около Львова 11 сентября 1911 года. Надпись на постаменте свидетельствует, что это первый памятник Шевченко на западноукраинских землях. В этом же году в селе Урич в горной скале крепости Тустань была вмонтирована мемориальная доска в честь поэта.
Еще один памятник Шевченко был открыт 28 сентября 1913 года в Винниках под Львовом по проекту архитектора А. Лушпинского и неизвестного скульптора из мастерской А. Яворского. В тяжелые времена Первой мировой войны бюст был поврежден. И только в 1923 году, наперекор польским шовинистическим властям, в Винниках был создан «запомоговий комітет», который занялся сбором средств на возобновление памятника и хлопотал перед Львовским уездным староством о разрешении на открытие. Благодаря настойчивому старанию в 1924 году памятник был возобновлен и установлен новый бюст работы скульптора А. Коверко. Но разрешение на торжественное открытие было получено лишь 25 марта 1925 года.
В центральной Украине монументальные памятники Шевченко ведут свою историю от кубо-конструктивистского памятника в Ромнах, созданного по проекту скульптора И. Кавалеридзе в 1918 году. Временные памятники — гипсовые бюсты — были установлены в Киеве в 1919 году скульптором Ф. Балавенским (разрушен деникинскими войсками) и в 1920 году скульптором Б. Кратко. Этот автор создал бюст и для Харькова — в 1921 году. Ряд временных памятников-бюстов были установлены в Одессе, Чернигове, Броварах и других городах. Все эти портреты продолжали дореволюционную линию трактовки образа поэта-народника в духе академично-реалистического направления, опираясь на портретные черты посмертной маски поэта.
1925 году И. Кавалеридзе выполнил памятник из железобетона для Полтавы, К. Терещенко из чугуна для Канева (1923) и железобетона для сел Кириловка (1929) и Моринцы (1930). К величайшему сожалению, эти памятники были уничтожены с началом Второй мировой войны.
В 1930-ые годы, когда в селах Украины свирепствовал голодомор, когда тысячами ежемесячно отсылали в концлагеря людей, когда расстреливали литераторов «украинского Возрождения», а в пресловутом 37-м уничтожение украинской интеллигенции достигло своего апогея, как будто насмешкой над всем уцелевшим народом стало объявление конкурса на проект памятника Шевченко в Харькове, Киеве и Каневе. Точную характеристику этому событию дает один из крупнейших авторитетов, который стоял у истоков коммунистического тоталитарного режима — Лейба Бронштейн (Троцкий): «Сталинская бюрократия возводит памятники Шевченко, но с тем, чтобы покрепче придавить этим памятником украинский народ и заставить его на языке Кобзаря слагать славу кремлевской клике насильников».
И, соответственно, победил на этом конкурсе не проект украинских художников — а три варианта проекта «интернациональных» авторов — скульптора М. Манизера и архитекторов И. Лангбарда и Е. Левинсона. Если монументы в Харькове (1935) и Киеве (1939) отвечали канонам героизированного революционного монументализма тоталитарной эпохи, то композиция на Чернечьей горе стала символом советского кощунства. Вот как трактует ее киевский архитектор-исследователь В. Вечерский: «По давним украинским обычаям над местом вечного отдыха выдающихся людей насыпали высокую могилу и ставили крест — дубовый или каменный. При этом никогда не предусматривалась возможность взойти на саму могилу, топтаться по ней, потому что это — грех!.. С точки зрения украинской национальной культуры, абсурдность архитектурно-художественного решения могилы Шевченко в Каневе заключается вот в чем:
— могила превращена в рекреационный аттракцион — смотровую площадку;
— вместо традиционного креста на могиле православного христианина Шевченко, который никогда не отрекался от своей веры, поставлен причудливый постамент — что-то среднее между традиционной иудейской погребальной стеллой и модернизированным египетским обелиском. Такая архитектурно-пластическая форма не характерна для Украины и славянской цивилизации вообще, напротив, обелиск — это устоявшийся тысячелетиями атрибут (как и красный гранит, которым облицовывают памятник) многих восточных деспотий, от Египта и Персии до эллинистических сатрапий Ближнего Востока;
— обелиск венчает на большой высоте маленькая человеческая фигурка, немасштабная относительно постамента, что превращает образ поэта в такого себе поганского божка, вознесенного над человеческой толпой для поклонов, жертвоприношений, курения фимиама.
Манизерские памятники завершают монументальную шевченкиану довоенного периода.
На период «холодной войны» приходятся юбилейные шевченковские 1961 и 1964 года, когда образ поэта приобрел черты политической гонки — «кто — кого».
В Москве три украинских скульптора М. Грицюк, Ю. Синькевич, А. Фуженко срочно возводят грандиозный четырнадцатиметровый монумент — гранитная глыба и бронзовая фигура с хрестоматийной головой Шевченко. Правительство Хрущева действительно «догнало и перегнало Америку», открыв московский памятник 10 июня 1964 года — на 17 дней быстрее, чем американцы.
В Вашингтоне «украинские буржуазные националисты» — скульптор Леонид Молодожанин (Лео Мол) и архитектор Радослав Жук создали едва ли не наиболее интересный образ поэта, отойдя от стереотипа «крестьянского революционера-демократа» к «национальному интеллигенту-романтику», которым изображал себя сам Шевченко в автопортретах, создав образ того Шевченко, который в свои 26—30 лет написал поэмы «Гайдамаки», «Невольник», «Великий льох», поэзии «Розрита могила», «Чигирине, Чигирине», «Сон», да и в конце концов «Заповіт». На открытии памятника Дуайт Эйзенхауэр высоко оценил его как такой, «который дает моральную силу бороться против тиранов». А «Шевченковский словарь», изданный в Киеве в 1978 году, об авторах этого памятника даже не вспомнил.
К величайшему сожалению, последующие памятники Шевченко, созданные за последнее сорокалетие украинскими скульпторами, в большей или меньшей мере повторяют традиционные схемы устоявшейся трактовки образа «бунтаря-страдальца постсолдатского периода», а о львовском, которого «так давно ждал галицкий Пьемонт», вообще говорить не приходится.
За почти двадцатилетие украинской независимости не создан еще украинскими творцами национальный символ Поэта, как и государственными мужами-политиками — национальный символ Президента.
