Но вот парадокс. Полтавчане, считающие себя людьми вполне культурными, так и не удосужились поставить памятник Короленко. Между тем еще в восьмидесятые годы прошлого века в Полтаве жили и здравствовали многие люди, помнившие Короленко, знавшие его лично. Об этом факте мне поведала смотрительница мемориального Музея В.Г.Короленко (сейчас — и.о. директора) Людмила Ольховская. Людмила Васильевна рассказывает, что с 1979 года, когда она стала работать в музее, туда «приходило множество» (именно так и сказала) полтавского люда, конечно же, очень пожилых граждан, делившихся своими личными воспоминаниями о великом гуманисте и писателе...
Владимир Галактионович Короленко — «последний из могикан» великой русской литературы ХIX века. После смерти Льва Толстого «литературный Олимп» достался в наследие именно ему. Но писатель России №1, как и положено было «могиканам», не вмещался в чисто литературные рамки. Короленко был миссионером, даже мессией; пожалуй, именно в нем лучшие традиции русских гуманитариев воплотились в своей высшей форме. Можно провести один логический ряд: Пушкин, Толстой, Чехов, Короленко... А можно и другой: Толстой, Короленко, Ганди, Швейцер, мать Тереза, Сахаров... Все эти люди были могучей сдерживающей силой для мирового зла. Все они были последними Великими Романтиками ХХ века. * * *
Сын судьи, образование, хоть и неоконченное (таких называли вечными студентами), но энциклопедическое: учился в трех столичных вузах. Юный Короленко митинговал и бунтовал против закостенелого самодержавного режима. Он становится убежденным социалистом. Четырежды был арестован «за политику» и трижды его ссылали в самые что ни на есть российские «тартарары» — аж в Якутию. Писать свои знаменитые новеллы и редактировать солидные литературные журналы начинает в 80-е годы позапрошлого века, а в 1900 году его избирают вместе с Антоном Чеховым почетными академиками Петербургской академии наук. Уже живя в Полтаве, глухой царской провинции, Короленко продолжает бить в набатный колокол: в 1905 году вступается на всю Россию за доведенных до отчаяния, бунтовавших, а потом растерзанных украинских крестьян. Выступает затем против еврейских погромов (знаменитое «дело Бейлиса»), против военно- полевых судов и массовых расстрелов в войсках (1910 год, цикл «Бытовое явление»). Но кульминацией миссионерской деятельности Короленко стали 1917 — 1921 годы. Большевистскую революцию он не принял сразу и бесповоротно. Понятное дело, коммунисты-ленинцы отчаянно хотели перетянуть «совесть России» на свою сторону, но их потуги оказались тщетными. А Короленко, в свою очередь, тоже не менее отчаянно «брыкался», не уступал новому режиму ни на йоту своей писательской свободы и ни миллиметра гражданских прав. Его сердце старого романтика, правозащитника, обливалось кровью при виде бесчинств большевиков (в Полтаве, кстати сказать, разгул террора был минимальный — именно благодаря постоянным вмешательствам Короленко). Физически уничтожить, убрать Владимира Галактионовича его новый главный оппонент — Владимир Ильич — не мог. А вот «уйти» его, Короленко, большевики очень даже желали. По свидетельствам близких людей, писателю неоднократно предлагали «отдохнуть и полечиться» где-нибудь за границей. Ну, а поскольку полтавский великий отшельник этого страстно не желал, то Владимир Ильич махнул на него рукой — и только один- единственный раз сделал попытку использовать имя и авторитет Владимира Галактионовича в идеологических целях.
Задумка вождя пролетариата была неплохая. Он рекомендовал наркому образования Луначарскому лично обратиться к Короленко с тем, чтобы «совесть России» выступил с рядом полемических статей (писем), обращенных якобы лично Луначарскому (Анатолий Васильевич был к тому же полтавчанином, земляком). А на самом деле, по согласованности с Короленко, эти письма опубликовать в «Правде» либо в другой крупной московской газете...
Владимир Галактионович уступил просьбе земляка. В общей сложности Короленко летом 1920 года написал Луначарскому шесть «публичных» писем. Нарком образования регулярно передавал эти полемические послания Ленину. Тот только головой качал и, внимательно прочитав каждое письмо, предлагал продолжать «переписку». В августе 20-го, убедившись, что большевистские вожди не собираются вступать с ним в полемику, Короленко прекратил «метать бисер»... Оставшиеся ему месяцы жизни (чуть более года) писатель употребил на яростное противодействие местным большевистским властям. Ленин тем временем серьезно заболел. Сталин, хоть и знаток литературы, но до Короленко снизойти не успел. А вот Луначарский, говорят (точнее — этому есть документальные свидетельства), неоднократно вынимал из своего «спецхрана» письма Короленко и все подумывал их, уже после смерти писателя, без всякой опасности дальнейшей полемики опубликовать. Но так и не сделал этого.
Уникальный документ времени, шесть писем В. Короленко А. Луначарскому, равно как и его личные дневники, оказались под грифом секретности ровно на... 65 лет. Лишь в 1985 году их издали в Нью-Йорке, в 1988-м письма публикует «Новый мир». Причем, редактор его, Солоухин, позже выдвинет даже версию о «насильственной смерти» Короленко. Но эта версия не подтвердится. Владимир Галактионович умер своей смертью, от инфаркта. И это даже не так удивительно, как тот факт, что даже через 67 лет после смерти писателя его публицистика произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Проницательный В.Г.Короленко в мае 1921 году пишет своему другу Н.С.Тютчеву: «В прошлом году я написал 6 писем А.В.Луначарскому. Теперь в заявлениях Ленина вижу многое, что я тогда написал. Не приписываю себе, но поворот несомненный». Это был поворот к ленинской новой экономической политике, т.е. к НЭПу. Нам действительно не дано предугадать, чем наше слово отзовется. Политики и прагматики правят миром, но гуманисты и романтики-идеалисты тоже ведь делают свое дело... Так было. Так будет?
Позволю себе несколько выборочных цитат из запрещенных на почти целый век советской цензурой, а потому малоизвестных дневников и писем В.Короленко, которые и сегодня звучат вполне актуально.
О царях и правителях: «Судьба подарила нам такого царя, который делал не просто поразительные глупости, но глупости, точно по плану, продиктованному каким-то ироничным гением истории...»
О большевиках, которые только что пришли к власти (март 1918 года, Полтава): «...У нас теперь тоже хвосты у хлеба (т. е. очереди, почти невиданное в царской России явление. — Ред. ). Стоят люди целые часы, зябнут, нервничают. Вдруг выдача приостанавливается. Подъехал автомобиль с большевиками. Им выдают без очереди, и они уезжают, нагрузив автомобиль доверху... В Петербурге все голодают. Но стоит быть близким к большевикам, чтобы не терпеть ни в чем недостатка: они питаются от реквизиций».
О методах классовой борьбы: «Муравьев решает социальный вопрос очень просто: арестует богатых людей, а потом «деликатно» торгуется. У нас в Полтаве требовал миллион. Сошлись на 600 тысяч...». И в этот же день, 26 января 17-го года, далее запись: «А зато он разрешил вопрос о «власти» и дисциплине.. Он прямо буквально заявил:
— Нам говорят: судите, но не казните.
Отвечаю: буду казнить, но не судить».
«...Ночью слышатся выстрелы. Если это в юго-западной стороне — значит, подступают повстанцы (махновцы. — Ред. ), если в... стороне кладбища — значит, кого-нибудь (может, многих) расстреливают. Обе стороны соперничают в жестокости.»
О молодежи: «Меня всегда возмущало слишком раннее вовлечение юношества в «политику». А между тем — несколько поколений прошло эту школу скороспелок. И за это Россия теперь поплатится». Добавим: поплатились в ХХ веке не только Россия с ее Павками Корчагиными и Павликами Морозовыми. Поплатился Китай с его хунвейбинами, Германия с ее гитлерюгендом...
О цензуре: «В Полтаве истинно неисповедимыми судьбами водворилась худшая и самая унизительная из цензур, потому что это цензура партийная, во-первых, и самозванная, во-вторых».
Об особенностях национального характера : «Немцы заняли Киев, движутся к Полтаве. (Одна знакомая) приехала из Киева в аккуратно составленном и аккуратно вышедшем поезде. Стоило прийти немцам — и русские поезда пошли, как следует. Доехали до Ромодана. Полторы версты пешком, а там опять теплушка, опять грязь, разбитые окна, давка, безбилетные солдаты... И этому народу, не умеющему пустить поезда, внушили, что он способен пустить всю европейскую жизнь по социалистическим рельсам. Идиотство. Кровавое и безумное».
О Востоке: «Когда же вы захотите ясно себе представить картину этих своеобразных митингов на площадях перед мечетями, где странствующие дервиши призывают... к войне с европейцами и вместе — к приветствию русской советской республики, то едва ли вы скажете, что речь идет о прогрессе в смысле Маркса и Энгельса».
О будущем. Это уже строчки из последнего письма Короленко к Луначарскому, август 1920 года, вроде, конец гражданской войны: «Не желал бы быть пророком, но сердце у меня сжимается предчувствием, что мы только еще у порога таких бедствий, перед которыми померкнет все те, что мы испытываем теперь». * * *
...Да, в Полтаве до сих пор нет памятника писателю. Может, так и надо? Ведь Толстой, например, не пожелал, чтобы на его могиле был хоть какой-то знак. А близкие родственники того же Короленко обратились к общественности, которая начала было собирать деньги на памятник: «Потратьте эти средства на помощь голодающим, так сделал бы и сам Владимир Галактионович».
Памятники В.Г.Короленко есть в его родном Житомире и даже на его даче, близ Полтавы, в селе имени Куйбышева... Кстати, большевики, утвердившись у власти, первое, что сделали, — разработали программу монументальной пропаганды. Они собирались учить подрастающие поколения на примере своих лидеров и вождей, бунтарей и ниспровергателей общечеловеческих ценностей. Но Короленко в эту когорту, понятное дело, не вписывался. Поэтому, хотя сразу после смерти писателя были отданы соответствующие распоряжения и многие скульпторы и архитекторы получили «социальный заказ», памятник не был сооружен. Вопрос об этом как-то сам собою замялся и к нему не возвращались в советское время. А тем более — «постсоветское», когда Украину начали одолевать совершенно другие заботы. Но вот что интересно. Коммунисты-ленинцы понимали, что идеология молодой державы требует не столько абстрактной, сколько конкретной, так сказать, мифологизации истории. Их монументальная пропаганда зиждилась на конкретных героях освободительных войн, героях социалистического труда, классиках марксизма. Неужели идеологам украинской независимости непонятно, что, водрузив циклопический памятник в центре Киева или, соответственно, построив монумент, славящий казачество в Полтаве, мы чего-то «недобираем»? Есть свои персоналии в той же Полтаве. Кроме Короленко, это Симон Петлюра (родился здесь и жил), это первый Патриарх Украинской автокефальной церкви Мстислав... Но в нашем городе нет даже улиц, названных именами двух последних...
Если бы место для памятника В.Г.Короленко поручили определить автору этих строк, я бы установил скульптуру в центре города, напротив памятника В.И.Ленину (в Полтаве его не сносили). Так на одной площади сошлись бы наконец две величайшие фигуры, два гения XX века. А уж кому из них возлагать цветы по праздникам и в дни бракосочетаний — решали бы сами полтавчане.
