Легенды о народной войне

Советский народ не только умеет, но и, можно сказать, любит воевать.

Каждый раз, когда наступает годовщина черного дня 22 июня 1941 г., снова всплывает старый вопрос: почему война, к которой так долго и настойчиво готовились, началась с сокрушительного поражения. Ведь «броня крепка и танки наши быстры. И наши люди мужеством полны...». «Мы войны не хотим, но себя защитим. Оборону крепим мы недаром. И на вражьей земле мы врага разгромим. Малой кровью, могучим ударом!». Из каждого репродуктора, в многочисленных киножурналах и кинофильмах советскому человеку рассказывали, что «любимый город может спать спокойно», потому что «в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ». И вот когда настал этот грозный час войны, — все пошло прахом.

Надо было как-то объяснить то, что разумному объяснению не поддавалось. В спешке придумали глупость о внезапном нападении. Хотя за две недели до начала войны в заявлении ТАСС косвенно указали, что о концентрации гитлеровских войск на границе знают, и сами начали скрытую мобилизацию. Из многочисленных мемуаров, часто прошедших весьма придирчивую цензуру, следует, что к скорому началу войны готовились. Об этом наглядно свидетельствует преобразование пограничных особых военных округов во фронты. Нарком обороны маршал Тимошенко 19 июня 1941 г. отдал приказ No 0042 о выведении к 22—23 июня штабов трех фронтов (Северо-Западный, Западный и Юго-Западный) на полевые командные пункты (соответственно в Паневежисе, станции Обус-Лесна и в Тернополе). Обратим внимание на то, что в мирное время в СССР был один фронт — Дальневосточный. И это понятно. На восточных границах фактически шла война с Японией, хоть и необъявленная.

В телеграмме начальника Генерального штаба генерала Георгия Жукова от 19 июня 1941 г. предписывалось: «Народный комиссар обороны приказал: к 22.06.1941 г. управлению выйти в Тернополь, оставив в Киеве подчиненное Вам управление округа... Выделение и переброску управления фронта сохранить в строжайшей тайне...». Как видим, понятие фронта и округа нарком и начальник Генерального штаба четко различали.

Странным в этом деле является строжайшая секретность. Как писал генерал Иванов в своей книге «Штаб армейский, штаб фронтовой», «имея дело с опасным врагом, следует, наверное, показывать ему прежде всего свою готовность к отпору. Если бы мы продемонстрировали Гитлеру нашу подлинную мощь, он, возможно, воздержался бы от войны с СССР в тот момент». Вряд ли это так. Возможно, что конкретные действия немецкого командования были бы иными, но в остальном изменилось бы немногое. Так что о внезапном и вероломном нападении говорить не приходится.

К этой легенде примыкает миф о тяжелейших потерях советских войск от внезапного удара: о том, что большая часть самолетов была уничтожена на аэродромах, что обеспечило врагу превосходство в воздухе, а находящиеся на мирном положении войска под огнем противника не смогли организовать надлежащий отпор. Но максимальная дальность стрельбы тогдашней артиллерии вермахта составляла 20 км, а большая часть войск округов-фронтов находилась от границы на расстоянии от 50 до 500, а некоторые — 1500 км. И от огня противника никак пострадать не могла.

Поэтому в ход пошла легенда о том, что у вермахта была лучшая в тот момент военная техника: танки, самолеты, артиллерия. Германская армия была вся на колесах, а у нас были новые образцы вооружения, но их было мало. Это в нашем кино немцы сплошь вооружены автоматами и ездят на автомобилях. Ничего подобного в действительности не было. По штатному расписанию даже в элитных дивизиях вермахта было 11 500 винтовок и всего 486 автоматов. Основным видом транспорта у немцев был гужевой, а пехота передвигалась по большей части в пешем строю.

Третья легенда — из-за внезапного удара была потеряна большая часть танков и самолетов. На 22 июня 1941 г. немцы развернули против Советского Союза 22 истребительные авиагруппы, имевшие 1036 самолетов. Им противостояли советские ВВС, которые только в составе авиации западных округов имели около 4200 самолетов. Еще 763 истребителя было в составе авиации флотов. Как пишет в московском «Независимом военном обозрении» главный военный историк России, президент Академии военных наук, доктор военных наук и доктор исторических наук Махмут Гареев, в первый день войны советская авиация потеряла 1200 самолетов, из них в Белоруссии 738. Потери чувствительные, но не безнадежные. Ведь уже на 25 июня ВВС Западного фронта получили две авиадивизии (400—500 самолетов), а к 9 июля еще 452. И это были не «рус фанер», а новейшие Як и МиГ.

Теперь о танках. В составе четырех танковых групп наступающего вермахта 22 июня 1941 г. числилось 3266 танков. И не тех, что показывают в кино.

Большая часть немецких танков была устаревших конструкций, с броней, которую легко пробивала имевшаяся у Красной армии артиллерия. Отметим, что в пяти западных военных округах числилось 11 029 танков. Из них новых Т-34 — 832 и КВ — 469. При этом таких танков, как КВ, у немцев вообще не было, и наличие их у Красной армии было для них крайне неприятным сюрпризом. Всего новых танков было 1301. Кстати, распространенный миф о том, что остальные виды танков не справлялись с немецкими, опровергается в мемуарах известных танковых командиров. Было чем воевать. И значительных потерь от бомбардировок танки не понесли. Во-первых, не располагались на границе. Во-вторых, попасть в танк тогдашнему бомбардировщику, даже пикирующему, было сложно.

Еще одно набившее оскомину объяснение горького лета 1941 г. Немецкая армия, мол, имела большой опыт двух лет войны в Европе против передовых войск. Это в Польше, которую за месяц растерзали два хищника-соседа? Во Франции — 43 дня в мае—июне 1940 г.? Или в Югославии 6— 12 апреля 1941 г., Греции — 6—30 апреля 1941 г.? В Норвегии бои продолжались с 9 апреля по 16 июня 1940 г. С учетом критской операции, в сумме вермахт воевал до 22 июня 1941 г. всего 180 дней — 6 месяцев. Кто имел боевой опыт, так это Красная армия. Против японских войск в Монголии в мае-сентябре 1939 г. — 112 дней и против Финляндии в ноябре 1939 — марте 1940 г. — 104 дня. Всего 216 дней — чуть больше 7 месяцев. Так что опыт у обеих армий был примерно одинаков. Из пяти танковых дивизий 1-й танковой группы вермахта в польской кампании не участвовала ни одна, во вторжении во Францию — только две, одна воевала одну неделю в Югославии. Две вообще не принимали до 22 июня 1941 г. какого-либо участия в боевых действиях. Состав немецкой армии вторжения был подготовлен не очень хорошо. Вот данные «Военно-исторического журнала», опубликованные в 1989 г.: «...в танковых и моторизованных дивизиях кадровые офицеры составляли 50% командного состава, в пехотных дивизиях — от 35 до 10%. Остальные были резервистами, чья профессиональная подготовка была значительно ниже...». В чем вермахт действительно превосходил Красную армию, так это в образовательном уровне рядового и офицерского состава. Как кадрового, так и призванного из резерва. Фактор важный, но не все определяющий.

И если все это так, то почему же произошла летняя катастрофа?

Суть проблемы нужно искать не в танках, самолетах, артиллерии, подготовке офицеров и рядового состава, в ошибках военного руководства всех уровней. А в политике, моральном состоянии государства. Помните гитлеровский тезис, что СССР — это колосс на глиняных ногах. Многократно осмеянный советскими штатными и добровольными пропагандистами. Но если вдуматься, то бесноватый фюрер был не так уж не прав.

Более 20-ти лет страна жила в обстановке непрерывного террора, тотального голодомора, ссылок и расстрелов. Жить становилось все хуже и хуже. Нечего было есть, негде было жить. В столице страны рабочие жили в цеховых душевых или возле своих станков. Носить было нечего, поэтому обходились спецодеждой. В государстве, где «вольно дышит человек», голосовать можно было только за кандидатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных. Голосовать ногами тоже нельзя. Граница на замке. Там Никита Карацупа со своими бойцами и верными Джульбарсами. Так что полная безысходность.

И вот альтернатива появилась — с первыми выстрелами утром 22 июня 1941 г. Читаем воспоминания будущего маршала, а тогда командира 9-го механизированного корпуса генерал-майора Константина Рокоссовского. Его соединение совершает марш от Шепетовки к Луцку. «24 июня... в районе Клевани (150 км от границы) мы собрали много горе-воинов, среди которых оказалось немало и офицеров. Большинство этих людей не имели оружия. К нашему стыду, все они, в том числе и офицеры, спороли знаки различия. В одной из таких групп мое внимание привлек сидящий под сосной пожилой человек, по своему виду и манере держаться никак не похожий на солдата... Обратившись к сидящим, а было их не менее сотни человек, я приказал офицерам подойти ко мне. Никто не тронулся. Повысив голос, я повторил приказ во второй, третий раз. Снова в ответ молчание и неподвижность...». Обратим внимание. Идет только третий день войны, а дезертиры, другого слова и не подберешь, оказались уже на расстоянии 150-ти км от фронта. И не только рядовые, а и офицеры, предварительно споровшие знаки различия. Это уже не военные, так как позволяют себе не отвечать старшему по званию.

Еще вчера распевали «Если завтра война, если враг нападет, \ Если темная сила нагрянет, — \ Как один человек, весь советский народ \ За свободную Родину встанет», а как только это завтра наступило, так за свободную Родину воевать не захотели. Еще немцы не пришли в Ригу и Таллин, во Львов, как там началось восстание. В книге генерал-лейтенанта Николая Попеля «В тяжкую пору» есть такой эпизод: «...в восемь часов утра 24 июня, когда мотоциклетный полк вступил на обычно людные улицы Львова, нас встретила недобрая тишина... Изредка раздавались одиночные выстрелы. По мере того как машины втягивались в город, выстрелы звучали все чаще... Мотоциклетному полку пришлось выполнять не свойственную ему задачу — вести бои на чердаках... Противник контролировал каждое наше движение, мы же его не видели, и добраться до него было нелегко. Схватки носили ожесточенный характер... Понять, где наши, где враги, никак нельзя — форма на всех одинаковая, красноармейская». Вряд ли все стрелявшие в бойцов Попеля были переодетые немецкие диверсанты из полка «Бранденбург 880». На все львовские чердаки их бы не хватило.

И так не только в западной, а и в «основной», советской Украине. Когда 6 июля 32-я танковая дивизия подошла к Староконстантинову, то в нем бушевали такие беспорядки, что командир танковой дивизии не рискнул (!) войти в город. При этом в областном центре Проскурове (ныне Хмельницкий), как докладывал начальник Управления политпропаганды Юго-Западного фронта Михайлов, «после панического отъезда из города районных и областных руководителей была взорвана электростанция и разрушен водопровод. Отошедшие в Проскуров наши части остались без света и воды...».

В первые же минуты войны в Белостоке была взорвана телефонная станция, электростанция в Кобрине, отключили свет и воду в Бресте. Это могли сделать немецкие диверсанты, но несомненно, что помогали им местные жители.

Уже 24 июня 1941 года, раньше, чем в Каунас вошли передовые части вермахта, контроль над городом установила «литовская комендатура» во главе с полковником бывшей литовской армии Бобялисом. Руководители республики и милиции поспешили удрать в тыл, что облегчило дело повстанцев. В столице Латвии Риге разгорелись настоящие уличные бои. С 5-м мотострелковым полком НКВД так называемая пятая колонна воевала с пулеметами и пушками (!). Советская власть получила ответ за расстрелы и депортации. В двухмиллионной Латвии только за 14—17 июня 1941 г. было репрессировано (арестовано или выслано) 9156 человек, а всего из трех стран Прибалтики было депортировано 49 331 человек. Собирались больше, но война помешала. С сентября 1939-го по февраль 1941 г. в западных областях Украины и Белоруссии органы арестовали 92 500 человек. Досталось всем. В Западной Белоруссии чекисты выявили некую «еврейско-фашистскую организацию проанглийской направленности...». Даже воспаленному мозгу придумать такое — нужно постараться.

Что же удивляться, что после всех художеств коммунистической власти воевать за нее люди не хотели! Дезертирство и массовая сдача в плен превзошли все ожидания немецкого командования. Сдавались в плен не отдельными группами, а воинскими частями. Так, ушел к немцам майор Кононов, член партии с 1929 г., кавалер ордена Красного Знамени, выпускник Академии имени Фрунзе. Ушел вместе с большей частью бойцов своего 436-го стрелкового полка, с боевым знаменем и даже вместе с комиссаром полка Панченко. Десятки летчиков перелетели к немцам на боевых самолетах. Позднее из них и находившихся в лагерях летчиков была сформирована русская авиачасть под командованием полковника Мальцева. Среди них — два Героя Советского Союза: истребитель капитан Бычков и штурмовик старший лейтенант Антилевский. Дезертиры были и в вермахте. Историк Мюллер-Гиллебранд по документам определил, что во всех Вооруженных силах Германии (армия, авиация, флот) с января по май 1945 г. дезертировало 722 человека, а раньше их было вообще ничтожно мало.

На войне случается все. Были соединения, сражающиеся с врагом успешно и упорно. Три раза отбивала Перемышль 99-я стрелковая дивизия полковника Дементьева. Только 28 июня, когда немцы уже заняли Минск и Даугавпилс, часть отошла от берегов пограничной реки Сан. Оборона Брестской крепости давно известна, хотя героизм ее защитников прикрывает вопиющую халатность, если не сказать больше, командования округа.

Истинное отношение населения к власти показывает раздутая до небес легенда о народных мстителях и массовом партизанском движении в тылу врага. В книге бывшего полковника КГБ Владимира Боярского «Партизаны и армия», послесловие к которой написал легендарный диверсант-партизан Илья Старинов, недвусмысленно говорится: «Именно органы и войска НКВД сыграли ведущую роль в развертывании партизанского движения... Большинство партизанских отрядов полностью формировались из сотрудников НКВД и милиции, без привлечения местных жителей... в дальнейшем, в процессе создания обкомами партии партизанских отрядов из числа местного партийно-советского актива, их руководящее ядро по-прежнему составляли оперативные сотрудники НКВД... На Украине органы госбезопасности оставили в тылу врага и перебросили туда 778 партизанских отрядов... Однако по состоянию на 25 августа 1942 г.... действующими значились только 22 отряда... Следовательно, за 14 месяцев войны уцелели менее 3%... В Белоруссии... к январю 1942 г. из 437 групп и отрядов, которые были заброшены в тыл противника, прекратили свое существование 412, или 95%... «Причины не только в эффективной работе немецкой контрразведки, гестапо и других спецслужб. Не имели партизаны поддержки населения.

Из оккупированного Могилева организатор и руководитель «Комитета содействия Красной Армии» Мэттэ докладывал в Центральный штаб партизанского движения: «...Казалось каким-то странным и удивительным, почему немцы имеют так много своих сторонников среди нашего населения... Говоря о молодежи, нужно отметить, что очень резко бросалось в глаза отсутствие у значительной ее части патриотизма, коммунистического мировоззрения...». А вот документ подразделения немецкой военной разведки, опубликованный «Военно-историческим журналом» в 1994 г.: «...Бесчисленные пленные и перебежчики сообщали о нежелании и равнодушии масс, которые не знали, за что они воюют... повсюду сохранились лица, смертельно ненавидящие сталинскую систему... Большая часть окруженных в 1941 г. красноармейцев вскоре добровольно вышла из лесов и сдалась. Приказ Сталина об организации партизанского движения в оккупированных областях... не нашел отклика... Этим внутренним кризисом Советского Союза и объясняется то радостное ожидание, с которым большая часть населения встречала наступавшие немецкие войска...».

Под Вязьмой в октябре 1941 г. в окружение попало более 16-ти дивизий Красной армии со своими штабами и всей боевой инфраструктурой. Казалось, что можно и нужно сопротивляться, для этого были достаточные условия. Но организованное сопротивление продолжалось несколько дней, а потом практически прекратилось. Для сравнения: примерно такая же группировка немецких войск под Сталинградом сражалась в окружении с 20 чисел ноября 1942 до начала февраля 1943 г. Были обстоятельства в некоторой степени объективные: сложность обстановки, растерянность, иногда паника, командования, неумение организовать боевые действия в окружении. Но главным было не это, а нежелание воевать, плохое моральное состояние войск. Отсюда и неустойчивость в обороне и окружении. Еще один пример. Польская Армия Крайова сумела не только сохранить боевую и организационную структуру в оккупированной стране, но и почти шесть лет вести борьбу с противником. В сталинском СССР государство было враждебно народу, и он ему отвечал тем же. Как мог.

Говорят, что гитлеровский и сталинский режимы подобны, оба людоедские. Это так. Но было одно отличающее их обстоятельство. Первый не воевал с собственным народом, хотя противников внутри Германии у него хватало. Но террор был направлен против политических оппонентов и никогда против большей части населения. Сталинский режим все время своего существования боролся против собственного народа, хотя доставалось и соседним. Этим объясняется то, что описано в упомянутом немецком документе. И только тогда, когда стало ясно, что «новый порядок» ничем не лучше старого, тогда и начинается поворот в войне. Со второй половины 1942 г. она действительно становится народной.