Общаться с людьми возраста осени, если обычно они не сломлены судьбой и не утратили интереса к жизни, — огромное удовольствие. Они никогда не скулят (поэтому и не сломлены!) и умеют безжалостно-снисходительно (а это — высший пилотаж!) шутить над собой. А еще — поражает откровенность, с которой способны то ли рассказывать о себе, то ли делать из этих воспоминаний выводы. Эти выводы каждый мыслящий, надо признать, может легко применить к себе, любимому. Ведь, как сказал Уолт Витмен: «Каждый из нас неизбежен, Каждый из нас безграничен, Каждый из нас неповторим, как и любой сущий».
Эти слова поэта, который творил в ХIХ веке, наш современник Михаил Яворский сделал эпиграфом к своей книге. «Поцілунок Лева» — так назвал он свой роман (исповедь, воспоминание, монолог...), который перевел и издал во Львове, куда он время от времени возвращается после вынужденного или добровольного путешествия по свету. Ныне он — доктор философии, профессор политической теории Городского университета Нью- Йорка, автор многочисленных академических публикаций. А в романе — подросток, которого Вторая мировая быстро сделала взрослым.
Книгу эту, изданную в издательстве «Піраміда», каждый из львовян, если она уже попадала в руки, практически «глотал». Не только потому, что события разворачиваются на тех же самых улицах, где они живут, а потому что эти же события иногда описываются подробнее, чем знали о них перед этим, или даже освещаются неизвестным до сих пор светом. Дворец Потоцких (святая святых для каждого львовянина архитектурная жемчужина) превращается в короткие времена безвластия в 39 м едва ли не в притон. И ты понимаешь, что и тогда, и сейчас высокие лозунги не подкреплены высокой моралью, лишь слова до отвратительности пустые. И действия они вызовут такие же пустые или даже со знаком минус. Отнять у более богатого автомобиль для потребностей «народной милиции», которая только и думает, как погонять по городу — раз плюнуть. Да и война в глазах маленького человека, который каждый день бьется за свой лучик солнца, выглядит немного иначе, чем его трактуют учебники истории. В конце концов, возможно, именно его взгляд и является исторической правдой, а не батальные сцены и события, которые «изменяют общий ход истории». Конечно, в тех событиях человек — песчинка среди великого множества таких же бесправных песчинок. «Отнять жизнь у одного человека — это убийство. Отнять жизнь у миллионов — это статистика». Это циничное выражение Сталина тоже приводит Михаил Яворский. Он вообще в каждом разделе книги подает чьи-то высказывания — иногда одно, иногда два, а иногда даже и три. Бывает так, что эти высказывания противоречат друг другу. Моисеевское «Око за око, зуб за зуб» стоит рядом со словами Ганди: «Око за око — и двух глаз нет»... И это добавляет к медленному рассказу подростка, рассказу, который вроде совсем ни на что не претендует, особую интеллектуальную нагрузку, ожидать которую можно лишь от человека зрелого. Не напрасно на ХII ежегодном конкурсе рассказов в Берне (Швейцария) отрывок из этого романа получил вторую награду. Трудно поверить, что это первая, написанная в 75 лет, и пока что единственная художественная книга автора. До этого были напечатаны лишь произведения философского плана.
— Эта книга биографическая?
— Да, только в одном случае по этическим соображениям, которые не касались меня лично, я отошел от правды. Все иное — реальные эпизоды из моей жизни. Я так медленно и подробно пересказывал ее, именно годы становления, потому что надеюсь, что они будут интересны если не многим, то кому-то... Я остановился именно на одном периоде моей жизни — именно развития. В конце книги у читателя должно было возникнуть ко мне немало вопросов, однако я и стремился к этому.
Когда я только сел писать, то недооценивал многих обстоятельств своей жизни. Недавно я начал кое-что перечитывать и мне показалось, что не я автор этой книги. Возможно, это своеобразная отчужденность от книги. Целый процесс написания стал процессом самопознания, теперь я на книгу смотрю как на часть жизни, но я уже свободен от нее.
— Может, где-то в мыслях уже стремитесь к продолжению? Ведь дальнейшая ваша жизнь не менее интересна. Участие в американском студенческом движении, направленном на отстаивание прав человека. О вас даже писали американские газеты. И вообще вы довольно уверенно продвигались по ступеням к успеху и признанию, то есть вам есть, что сказать…
— Возможно, именно потому мне и есть что сказать, что я формировался в сложные времена. Они требовали умения принимать решения и самому за все отвечать. Тогда и решения приобретают другой смысл. Я несколько раз обращал внимание на то, какое воспитание получают в Украине нынешние молодые люди. Прихожу к кому-то в гости, за стол садятся родители и дети подросткового или старшего возраста. Если к кому-то из них я обращаюсь с вопросом, то бросаются первыми отвечать родители. А дети послушно иногда что- то прибавляют. Я тогда говорил: «Постойте, разве ваш сын или дочь не способны сами ответить, разве у них нет своего мнения? Почему вы их все время страхуете, почему не даете самим «набить шишек», без этого же они ничему не научатся!»
Мне кажется, что молодой человек лишь тогда развивается, если на него не давят авторитеты, или это делается очень уже деликатно. Я воспитывался в семье с отцом и мамой до определенного возраста. Однако мой отец знал, что я ему не родной и относился соответственно — с любовью, но без лишних приказов. Позднее меня опекал человек, который был моим настоящим отцом, однако я об этом не знал, и поэтому тоже отношения были особыми: с уважением, однако без приказного тона. Я был ребенком любви, я не был ребенком семейной скуки. Ни один человек не имел права быть моим контролером, ко мне относились как к независимой личности. А это имеет для формирования мужчины исключительное значение.
…В «Поцілунку Лева» Михаил Яворский рассказывает, как с патриотичным задором молодого человека начинает дорогу во взрослую жизнь. Из оккупированного Львова он, член тайной националистической организации, шагает битыми дорогами Центральной Украины и вдруг... немецкий патруль, измена, и все порывы останавливают тюрьмы. Сначала для политических заключенных на Лонцкого во Львове, а потом краковская Монтелюпа.
«Я и мой одноклассник Богдан, — признается Михаил, — были слишком молоды, чтобы воспринимать все эти невзгоды серьезно. Мы оказались в тюрьме с теми руководителями, на которых сначала смотрели с позиций идеальности, а потом сначала на Лонцкого, а еще больше в Монтелюпе, я убедился, что они — ординарные люди, которые под влиянием обстоятельств жизни могут совершить совсем недостойные поступки».
Эти полгода, конечно, становятся временем испытаний, но и школой жизни, если узнаешь, что все люди — лишь люди, независимо от того сенатор ты или заместитель министра, или просто — парень с улицы. Все одинаково боятся смерти, голодают и болеют. Мельниковцы и бандеровцы оказались в одной камере, и если ты «в одной лодке» и есть возможность «вместе пойти на дно» — делить нечего, разве что пайку хлеба, которая доставалась тому, кто убьет больше вшей за определенное время. (Развлекаться же как-то надо было.) Мужчины действительно спасались как могли: «Борьбу за хлеб спровоцировал «активный подход к жизни», за который высказывались наши «члены правительства». Отныне наша жизнь была в наших руках. Чтобы начать день «по-своему», мы становились в круг и пели «Боже Великий, Единый...» Чтобы избавиться от лени и сонливости, мы делали гимнастику. Чтобы преодолеть «дремоту ума», как говорили наши старшие, после «вошиного часа» у нас были лекции по немецкому языку или философствование на свободную тему».
Возможно, те лекции имели огромное влияние на Яворского, возможно, так сложилась судьба. Однако цитата из Марка Аврелия, приведенная к одному из разделов, утверждает: «Человеческая жизнь — лишь миг; материя быстротечна; чувства — слабы, тело — развратно; а душа — словно вихрь; а судьба — непостижима; а слава — напрасна...Чем же руководствоваться человеку? Единственным — философией». И мальчик становится философом.
Интересно, что прочитав гору книг и прожив много лет, он так и не избавился от романтики, или (как бы это правильнее сказать?) от некоторого непонимания «загадочной славянской души». Яворский получил квартиру в самом центре Львова. Извне дом выглядел солидно, в квартире тоже сделал ремонт, а вот лестничная клетка и лестница доводили его до отчаяния.
— Однажды я пригласил всех соседей, — как-то признался Михаил, — и все пришли. У нас был довольно интересный разговор и все согласились с тем, что нужно что-то сделать, чтобы наши лестницы приобрели какой-то человеческий вид. А потом началось празднование нашего согласия. Мы долго все ходили от соседей к соседям, каждый хотел показать, как он живет, угостить в своем доме, вследствие этого мы добрались до своей квартиры в полчетвертого. Празднование было прекрасным, а дальнейшей работы не было... Это проблема — люди никак не могут вылезти из-под своего советского одеяла. Они привыкли на публике жить и говорить одно, а потом, закрыв глаза и перебегая по грязным лестницам, убегать из публичной сферы в свои чистые, уютные квартиры. Это было бегство от общества. Однако это не было общество, это было псевдосоциалистическое большинство... А вот если ты научишься быть равным, одинаковым и на людях, и в своем доме, тебя будут раздражать ободранные лестничные клетки, они будут выпадать из твоей жизни и прекратят, в конце концов, свое существование. Потому что это тоже твое жизненное пространство, о котором ты должен заботиться.
… Во Львове немало людей ждут, когда Яворский возвратится очередной раз «домой». (На протяжении года он успевает пожить в нескольких странах мира). А возвратившись, зайдет в свое любимое кафе и сядет за свой столик. К нему обязательно подойдет кто-то из старых или новых знакомых и начнется дискуссия. Ради этого можно вылезти из своей квартиры даже в проливной дождь. Ведь господин Яворский говорит настолько откровенно, ни перед кем не притворяясь и в подсознании ни перед кем не отчитываясь, что диву даешься. Болезнь лукавства, от которой никак не излечится наше общество, его не затронула, и это тоже — привлекает в разговоре. И особый интерес вызовет его жизненная теория, сторонников которой становится все больше: «Жизнь обычного человека подобна пирамиде, в основе — большая площадь, пространство, на котором можно развиваться. Во всех традиционных обществах с течением времени эта пирамида сужается, возможности уменьшаются. И вследствие этого даже самый опытный и мыслящий человек, добравшись до верхушки пирамиды, остается ни с чем. Я, возможно, кое-что преувеличиваю, однако получит ли уважение общества человек, жизнь которого заканчивается? По моему мнению, эту пирамиду надо перевернуть и то, что является верхушкой пирамиды может быть началом жизни, с течением которой возможности должны лишь увеличиваться. Другими словами, процесс человеческой жизни, когда человек «созревает», должен быть «более революционным», не в смысле терроризма, а в смысле способности изменять обстоятельства жизни, улучшать ее. Жизнь должна давать людям возможность развиваться до последнего дня. И быть интересной до последнего дня».
Вполне понятно, почему львовяне ждут еще не одну книгу Михаила Яворского, которые, кстати, должны получить более широкое значение, чем литература, которая интересна для определенного региона.
