В этом году у дяди Саши был юбилей — 60 лет. А в прошлом году было 59, а еще раньше 58, 57 и так далее. День рождения дяди Саши, отмечаемый на рубеже января-февраля, является магическим завершением новогодне-рождественских празднеств, и для значительной части киевских туристов это является рубежом, за которым зима поворачивает к весне.
Дядю Сашу любят за то, что он умный и добрый, за то, что у него черная борода и рост — метр с добавкой, за то, что он всем рад и за то, что его присутствие поднимает настроение. Его любят за то, что он одновременно похож на гнома, Деда Мороза и Бабая. Его любят просто так. Потому что с ним хорошо. И на каждый день рождения, невзирая на мороз, снег и ветер, обязательно приходит человек пятьдесят. Большинство приходят пешком или на лыжах, а те, кто за последние годы «окрутел», добираются на вседорожных джипах. Вокруг костра все одинаковы. Огонь греет спереди, мороз кусает сзади, а хорошее настроение распирает изнутри. Все закутаны-перекутаны в куртки, шапки, варежки, а дяде Саше, как всегда, жарко, ходит, как на пляже, только в сапогах. «Ну как это тебе не холодно?» — спрашивают. — «Да как-то... Не знаю... Надо расслабиться — и тогда не холодно», — отвечает. Помнится, год назад я чуть не замерз только от одного его вида, а когда увидел, как он спит... Он оделся, правда: джинсы, свитерок и ветровка. На ноги ничего! Босиком. Капюшон на глаза, руку под голову. Сопит в две дырочки — снежинки отлетают. Окружающая среда в ту ночь выдала минус двадцать да ветерок с легким снежком. Я ночь проворочался, закутанный в спальник в своей палатке: кошмары снились. Утром слышу: «Кузьмич! Кофе будешь?». Выползаю. Смотрю: живой. «Буду...» — говорю. «Дядь Саш, и как это ты голый на земле в мороз спать умудряешься?» Ответ убил наповал: «Ты что! Я же на бревнах лежал».
В этом году спящего не на земле, а на бревнах, легко одетого именинника укрыли полиэтиленом. В ночь с 30 на 31 шел снег. Утром в снегу откапывали ложки, тарелки, консервы и прочие ценности. Дядя Саша выглянул из под заснеженного полиэтилена — на землю скатился образовавшийся за ночь сугроб: «И мне чайку согрейте».
Пока я с помощью топора, дров и коротких слов разогревал застывшие механизмы организма, кто-то красноречиво поражался феноменальной морозоустойчивости именинника: «Ну хорошо, — говорил этот кто-то. — Я — дитя парового отопления. Со мной все ясно. Все ясно и с этими, которые в проруби бултыхаются. Но как это спать на морозе! Ведь те же руки, ноги, голова и 98 процентов воды без антифриза. Ведь двадцать градусов мороза! Что за керогазка в нем горит!». Дядя Саша сидит, поджав ноги с кружкой в руках и молча хлебает дымящийся чай. Он уже привык к подобным удивлениям и реагирует на них не активнее, чем часовой у Мавзолея реагирует на импортных туристов, что ему монетки кидают. Те, кто дядю Сашу знает давно, ничему давно не удивляются. Одиннадцать лет назад была история, дядя Саша удивил еще больше. По роковой случайности он попал под падающее дерево. Спиленная сосна хлестнула верхушкой по голове так, что, говорит, минут пятнадцать в голове звон стоял, как в кузнице. Речь парализовало, один внутренний голос остался. Он-то и подсказал, что нужно лезть в прорубь. Это было в этом же лесу накануне 8 марта. После купаний полегчало. К врачам ехать наотрез отказался. Не хотел людям праздник портить. Проведя в лесу трое суток с ночевками, к врачу обратился только 11 марта. Знакомый хирург уговорил сделать рентген, на всякий случай.
Утром дядя Саша пришел к этому хирургу в больницу, сделал снимок и, пока тот был на обходе, отправился на работу. В обед знакомый хирург примчался к дяде Саше с готовыми снимками: «Срочно в больницу! Вызывай «скорую»!». Какая там «скорая»! Не желая беспокоить перегруженную службу «03», дядя Саша добирается до больницы скорой помощи пешком. В приемной врач посмотрел снимки и сказал: «Мужик, иди проспись. Это не твой рентген. Это снимки покойника. Тут перелом височной, теменной кости и основания черепа со смещением».
Ровно месяц дядя Саша валял дурака в больнице. Целые делегации медиков ходили посмотреть на чудо природы. Дядя Саша особенно не смущался и давал себя осматривать со всех сторон. В прошлом году один из этих врачей был на дне рождения. Я спрашивал его, как такое могло получиться? Он пожал плечами: «Скорее всего, все решил холод, в котором Александр Иосифович находился трое суток после травмы, да плюс еще купание в проруби. Кровоизлияние на третьи сутки проявилось. И то, только вокруг глаз».
О себе дядя Саша обычно не рассказывает, но дать интервью согласился, «На...»:
— Я родился в Киеве, — начал он. — Немного пожил, и началась война. Отца не помню почти. Его убило под Белой Церковью. Сгорел в танке. Мы уехали в эвакуацию. В 1946 году вернулись — квартира наша на улице Ленина занята. Стали жить в общежитии.
— И ты с детства закалялся, да?
— Да не закалялся я специально никогда. Детство такое было. Наоборот, даже курил сызмала. После войны все игры были на военную тему, и курение придавало мужественности. У нас был «штаб», будка такая, там еще до войны свинья жила, а потом ее кто-то съел. Вот мы туда окурков натаскаем, «козьи ножки» накрутим и курим до одури. Кушать ведь хотелось, жили впроголодь. Вот накуришься так, что дым из ушей: и есть, вроде как, не хочется. А одежды не было, с обувью — тоже проблемы. От «белых мух» до «белых мух» босиком бегали. Купались с весны до осени. Ночью очень любили купаться. Соберемся ватагой — и на «груз-двор». Там обычно еще арбузы с барж разгружали, ну а мы вокруг плавали. Что сопрем, что так дадут. В общем, это не жизнь была, а закалка. А старше стал — начал заниматься спортом. Зимой — лыжи, коньки. По Андреевскому спуску зимой гоняли, чем не санный спорт! Доска, а к ней три конька приделаны. На доску ложится «управляльщик», а сверху «куча мала» и... берегись! Вниз, до Контрактовой. А когда постарше стал, начал штангой заниматься, борьбой. За таких здоровяков заступался. А потом уже и туризмом увлекся.
— А не проявилось ли у тебя каких-либо экстраординарных способностей после того случая с упавшим деревом? Вот некоторые чудом остаются живы: молния ли их поразит, балкон ли на голову упадет. Зато потом чудеса начинаются: сквозь стены, как сквозь стекло, видят или предметы к себе притягивают, утюги, например, к груди клеятся.
— Понял, понял. Нет. С утюгом на груди ходить неудобно, сквозь стенки не вижу. Что есть — тому и радуйтесь. Тут, знаешь ли, вокруг всего этого больше лжи, чем правды. Одни разговоры. Я обыкновенный человек. Мало того. Я не хотел бы, чтобы тот, кто твою статью станет читать, подумал бы, что я всю жизнь сплю на морозе, а кроме туризма, у меня больше нет никаких интересов.
И дядя Саша в течение часа рассказывал мне о том, как он получил квартиру, как ни разу не напился... А женщины в жизни дяди Саши — вообще отдельная тема. Закончив техникум связи, дядя Саша работал в Институте при комбинате «Химволокно». Занимаясь промышленной электроникой и автоматикой, он все же умудрился влюбиться. Говорит: «Любовь была неземная. Она из Москвы. Дочь полковника. Приехала к тетке в Киев, в Иняз поступила. Но с теткой ее я не заладил как-то. Она меня называла «подольский босяк». В общем, ее вынудили уехать. Я к ней ездил, но... Остаться там не получалось. Она потом вышла замуж за одного военного ученого-биолога, родила дочь. А в 1972 году он поехал в Москву диссертацию защищать. Они тогда где-то на Аральском море жили. В Москве муж погиб от... упавшего с крыши кирпича. Понимай, как хочешь. А потом она ко мне приехала, но мы разминулись. Да... А вообще, всех женщин, что у меня в жизни были, я любил, и ни об одной худого слова сказать не могу и не хочу. Не мужское это дело — скулить и обижаться. У настоящего мужчины не обязательно должны быть «дубовые» мышцы и греческий профиль. Надо, чтобы была сила любить, прощать, жалеть, не озлобляться.
И все же обыкновенный человек дядя Саша, как всякий герой, о себе говорить не любит и феноменальность свою напоказ не выставляет. Нет в нем ничего от этих розовощеких снобов, энтузиастов здорового образа жизни, которые недавно прозрели и никак не могут уместить в поздоровевшем теле всей радости от своего прозрения. Вечно среди группы нормальных «моржей» найдется эдакий бодрячок-зазывала, раздражающий оптимизмом. Купаться ему, видите ли, одиноко. «Давайте — говорит, — вместе покупаемся!» Нет, дядя Саша не такой. Однажды обжегся на том, что, отправляясь с пригородного вокзала на турслет под Бояркой, угодил в милицию. Малокультурные, но бдительные стражи порядка спросили: «Что в мешке?» — «В рюкзаке, что ли? — отвечает. — Ну, там котлы...» Дядю Сашу задержали. В то время на жаргоне спекулянтов «котлами» назывались часы. В стране была напряженка с импортными хронометрами. Вокзальные «пинкертоны» посчитали, что ими задержан крупный фарцовщик. Надо же, мешок «котлов»! В отделении они разглядели пятнадцать закопченных... действительно котлов, обиделись на свою глупость и побили дядю Сашу. Во-первых, пусть паспорт носит, во-вторых, пусть босиком не ходит, в-третьих, чего такой умный.
Да, вид у дяди Саши колоритный. На кого он похож, написано выше. Из-за такого колоритного вида дяде Саше даже в рекламе предложили сниматься. Одна мелкотравчатая рекламная контора использовала его естественный имидж для рекламы оболонского пива. О самих пивоварах дядя Саша остался самого лучшего мнения: футболку подарили и огромный, метр двадцать в диаметре, зонт с фирменным знаком. Но не знал дядя Саша о коварстве рекламного бизнеса. Дизайнер из мелкотравчатой рекламной компании спер у него заветный зонтик. «Да мне, собственно, не зонтик нужен, — говорил потом дядя Саша, — мне память дорога». Больше он ничего не рекламирует, а работает, как и прежде, на складе химических порошков и жидкостей.
Естественно он чувствует себя в лесу, между небом и землей, среди воздуха и сосен. Добрый, умный, мудрый человек Александр Иосифович Гохфельд. Все просто. Поэтому и считают его своим вторым отцом те, кто в 70-80-е годы был членом туристического клуба комбината «Химволокно». На прощание он сказал мне в диктофон: «К сожалению, люди, по большему счету, невежественны. Все в мусоре: и душа, и тело. Беда в извечной слабости людей — страхе. В страхе заглянуть в себя, страхе быть мудрым, а не умным. Кажущаяся безнаказанность ленивой души оборачивается нарастающей к старости волной нравственных проблем. Они, входя в резонанс с другими проблемами, приводят к катастрофам жизни. Надо уметь совмещать «да» и «нет», «черное» и «белое», уметь прощать, уступать, но не сдаваться. Нужно помнить о смерти, чтобы полнее и радостнее жить. И шутить, и любить. И женщина, кстати, навсегда прикипит душой к тому, кто любит вообще: любит жизнь саму. Понимаешь? Просто любит и все. Тогда все получится: и жить, и по воде ходить».
