Наконец-то закончились почти двухлетние переговоры между представителями украинских жертв нацизма и немецкой стороны, возглавляемой господином Отто Памсдорфом.
Компенсация бывшим украинским остарбайтерам, узникам концлагерей и других лагерей принудительного труда определена в сумме 1,7 млрд. немецких марок. Согласно закону об учреждении Фонда «Память, ответственность и будущее», принятому в Германии, ответственность за распределение выделенных средств возлагается на украинский Фонд «Взаимопонимание и примирение».
Вопрос определения сумм выплаты компенсаций каждой категории остарбайтеров довольно сложный, он требует тщательного изучения условий, в которых находились лица, угнанные в фашистскую Германию, а также сроков их пребывания там. Общеизвестно, что жителей Украины оккупационные власти начали угонять в Германию еще в конце 1941 года, значительная же часть угнанных оказалась там только осенью 1944 года. Поэтому определять сумму компенсации бывшим остарбайтерам, исходя только из того, что они назывались остарбайтерами, было бы несправедливо. Это во-первых.
Во-вторых, нельзя всех остарбайтеров равнять под одну гребенку. Безусловно, все они испытывали страшное моральное угнетение, доводившее многих из них до самоубийства. Но не менее страшным было планомерное физическое подавление личности путем неограниченного рабочего времени и голода. В фашистской Германии действовала хорошо разработанная система лагерей для восточных рабочих, условия пребывания в которых имели существенные отличия. В лагерях, созданных при небольших или средних предприятиях, остарбайтеры находились в сравнительно щадящих условиях, без усиленной охраны, имели возможность общаться со своими земляками в других лагерях по субботам и воскресеньям. Им разрешалось вести переписку с родными в Украине.
Совершенно иные условия пребывания были в лагерях за пределами крупных промышленных предприятий, подобных концернам Круппа, Сименса, Тиссена и др. В таких лагерях режим пребывания был подобен лагерям военнопленных. На работу и с работы остарбайтеры отправлялись колонной в сопровождении охранников с собаками. Выход за пределы лагерей был практически невозможен, а лица, пытавшиеся это сделать, сурово наказывались или отправлялись на различные сроки заключения в лагеря принудительных работ — своеобразные мини-концлагеря. В таких лагерях вновь прибывшие получали статус заключенных. По отбытии сроков заключения цвангарбайтеры — их называли доходягами — направлялись в назидание другим остарбайтерам на прежнее место работы или в другие лагеря.
Учитывая вышесказанное, при определении суммы компенсаций нельзя ставить на одну доску обычного остарбайтера и цвангарбайтера, отбывавшего заключение в спецлагере, точно так же, как нельзя ставить на ту же доску и узника концлагеря.
Следует согласиться с Сергеем Солодким («День» от 22.08.2000), что процесс определения сумм компенсаций 610 тысячам остарбайтеров и узников различного рода лагерей затянется на длительное время. Быстрота определения размера компенсаций будет зависеть от состава комиссий. Если эти комиссии окажутся в руках наших чиновников, может получиться то, что произошло во время первой выплаты компенсаций. Немецкие марки прилипнут к нечистым рукам, и государству придется расплачиваться бюджетными деньгами, чтобы прикрыть воровство наших чиновников. Чтобы этого не произошло, в комиссиях должны быть широко представлены бывшие остарбайтеры и представители немецкой стороны. Только в этом случае оставшимся в живых остарбайтерам можно будет надеяться на справедливое распределения компенсаций.
И еще об одном. Трудно согласиться с утверждением, что из 610 тысяч бывших острбайтеров наибольшую часть составляют работавшие в сельском хозяйстве немецких бауэров. Использование труда рабочих из оккупированных областей в сельском хозяйстве Германии берет свое начало с сентября 1939 года, со времени оккупации Польши. Первыми подневольными рабочими в хозяйствах юнкеров (помещиков) и бауэров стали поляки. Труд украинцев в сельском хозяйстве немцы начали использовать только с начала 1942 г. Вновь привезенные рабочие-украинцы направлялись в те хозяйства, где уже работали поляки. Неудивительно, что, например, в западных землях Германии, где преобладали мелкие хозяйства, в каждом из них было по одному, редко когда — по два украинских остарбайтера. Больше было остарбайтеров в имениях крупных помещиков в восточных районах фашистской Германии, где их труд сочетался с трудом военнопленных.
Будем откровенны. Положение остарбайтеров, занятых в сельском хозяйстве, было намного лучше по сравнению с занятыми в промышленности или строительстве. Сельскохозяйственные остарбайтеры не испытывали постоянного чувства голода. Более того, имея свободное от работы время, многие из них посещали остарбайтеров при промышленных предприятиях; рискуя, приносили им продукты питания, поддерживая тем самым их физические силы. Лично у меня особое чувство благодарности к тем украинцам, работавшим у бауэров, которые оказали мне помощь во время побегов из мест заключения. В первом случае, когда я бежал из штрафного лагеря при металлургическом заводе Клекнера в Хаген-Гаспе, меня укрывал в имении своего хозяина один из друзей, а во втором, когда я совершил побег из колонны заключенных возле г. Зигбург, меня прятал на сеновале другой остарбайтер, вплоть до прихода американских войск. Оба они страшно рисковали.
Но все же, имея неизгладимое чувство благодарности к этим людям, я не могу согласиться с предложением наших чиновников уравнять всех бывших остарбайтеров в доле выплаты компенсаций, определив каждому из них по 2800 марок. Это «совковый» принцип оплаты за труд. В данном случае такой подход к выплатам компенсаций с моральной точки зрения недопустим. Нужен индивидуальный подход в каждом отдельном случае с тем, чтобы никто не был обижен.
