Окончание. Начало в № 168 от 19.09.2001 г.
Азиаты в Венеции заставили говорить о себе. Дело не только в призах. Режиссеры из стран, ранее отсутствовавших на кинематографическом глобусе, ныне активно предлагают свой взгляд на мир и на искусство, настолько же своеобразный, насколько и зрелый, устоявшийся. Они во всем отличны от европейского кино, хотя, очевидно, прилежно учились у белых братьев по цеху. Теперь же, освоив все формальные находки старых кинематографий, китайцы, корейцы, иранцы играючи покоряют самые крутые вершины.
Одним из лидеров «дальневосточного вторжения» был, несомненно, кореец Ким Ки-Дук с полнометражной работой «Адрес неизвестен». Уже получивший несколько призов как сценарист, Ки-Дук ныне — явный любимец фестивального кино. Своим новым фильмом он сполна подтвердил ожидания. «Адрес неизвестен» просто потряс публику. В маленьком городке, неподалеку от американской военной базы, все живут словно в двух ипостасях, спасаясь от повседневной, совершенно безнадежной рутины с помощью самых отчаянных иллюзий. Старик-ветеран хочет получить медаль за давние боевые заслуги. Его сын, Йихум, мечтает о взаимности с соседской Юнок, та жаждет любой ценой вернуть себе зрение, частично потерянное в результате несчастного случая в детстве. Чанг-Гук, незаконный сын американского солдата, помощник на собачьей бойне, пытается найти нормальную работу, а его мать все пишет и пишет письма в далекую Америку, ищет своего давнего и не забытого возлюбленного, но в ответ получает лишь стандартное «Адрес неизвестен». Отношения героев построены на хрупком балансе любви и ненависти, третьего здесь не дано. Рано или поздно все заканчивается смертями и увечьями, а долгожданное письмо из Америки приходит слишком поздно. Взрывная концентрация человеческого несчастья не выглядит надуманной, ибо Ким Ки-Дук изначально закладывает в свой фильм очень важный противовес — сострадание ко всем неизвестным адресатам этого мира.
Аура внимания к простым, невеликим людям и их историям отличала лучшие фильмы из Азии. «Брат» Ян Ян Мака (Китай) — путешествие молодого гонконгца через всю страну, в Тибет, в поисках своего старшего непутевого брата — снят скупо, но точно, дает целую галерею живых характеров. «Гонконг-Голливуд» (Фруит Чан) — комедия характеров, правда, грешащая перебором абсурдного, черного юмора. Несколько особняком стоит «Морская еда», полнометражный дебют Жу Вена (Гонконг), получивший вполне заслуженный спецприз жюри в конкурсе «Кино сегодняшнего дня». Картина снята просто, даже минималистично — без декораций, ручной камерой, в естественном освещении, с несколькими исполнителями, но с бесспорным мастерством, даже виртуозностью. Канва конфликта между девушкой-самоубийцей и полицейским, пытающимся уберечь ее от рокового шага, выстроена так, что зал не знает, что его ожидает буквально в следующую секунду, в следующем кадре. Простая, на первый взгляд, фабула, имеет несколько подтекстов, раскрывающихся с каждым новым поворотом, и уж вовсе обескураживающий финал.
Однако, если уж и говорить о кинематографе сегодняшнего (возможно, и завтрашнего) дня в прямом смысле слова, то здесь только одно несомненное название — корейско-французский «Остров цветов». Его режиссер, Сонг Иль Гон, в своем тридцатилетнем возрасте уже успел закончить престижную киношколу в Лодзе и получить Гран-при жюри в Каннах в 1999 году за короткометражку «Пикник». Его первый полнометражный фильм очень необычен, и, что говорить, выбивался из общего ряда как экспериментаторов, так и традиционалистов. Три женщины, каждая со своей бедой, стремятся попасть на благословенный Остров цветов, на котором все несчастья забываются. Они — странницы в долине плача, и окружающий их пейзаж во всей его переменчивости — зеркало их внутренней, духовной реальности. Они таки добираются до обетованной земли, и каждая из них действительно утоляет там свои печали, каждая получает то, что хочет, — даже смерть. А те, что остались в живых, возвращаются на материк, в большую жизнь, которая уже никогда не будет такой, как прежде... Об «Острове цветов» можно много и говорить, и писать, его можно много раз смотреть, неторопливо смакуя и слушая каждый кадр. Этот фильм, как сад камней. Даже маленький шаг в сторону совершенно меняет вид, и всегда есть какая-то часть. скрытая от прямого взгляда. К сожалению, изысканность ныне становится для хороших фильмов чем-то вроде проклятия. Фильм Сонг Иль Гона попадает в категорию фестивального кино, и уже потому обречен на забвение прокатчиков, на нескорое появление в наших пенатах. Тактики полупризнания придерживалась и верхушка Мостры — «Остров цветов» получил утешительный приз от молодежного жюри, большой ареопаг этот фильм начисто проигнорировал. Председательство Нани Моретти, заядлого реалиста и мастера широкоэкранных автобиографий, явно сказалось не лучшим образом.
Больше повезло двум картинам из срединной части Азии. «Секретное голосование» Бабака Паями (приз за лучшую режиссуру) — неторопливый срез повседневной жизни нынешнего Ирана. Активистка из избирательной комиссии, заброшенная на далекий остров в день выборов с целью собрать там голоса местных жителей, познает на собственном опыте, как непросто привить традиционную модель демократии к порядку, сложившемуся на почве еще более древних обычаев. Мне лично этот фильм, с его мягким юмором и прекрасными ролями второго плана, чем-то напомнил послевоенное советское кино; возможно, просто иранцы помнят о кинематографе то, что мы, бывшие советские, уже давно утратили.
Вторые счастливцы из Азии — творческая группа индийского фильма «Свадьба в сезон муссонов». Я уже писал о недоумении, которое вызвало у значительной части фестивальной публики решение дать «Свадьбе» Золотого льва (см. «День» от 11 сентября). Возможно, просто режиссер фильма, Мира Наир, знает, как потрафить большим международным судилищам — ее «Шалом, Бомбей» уже номинировался на «Оскар» и получил пару призов в Каннах. «Свадьба» — семейная сага, в меру красочная, в меру драматичная, что важно, англоязычная — одним словом, вся так и светится от добродетелей, настоянных на умении придерживаться золотой середины. Это умение жюри и оценило. Для Моретти с коллегами это было очевидно политкорректное решение, для Миры Наир — хороший шаг к «Оскару», который она явно видит вершиной своей карьеры и когда-нибудь, конечно, получит, сняв очередную, столь же масштабную, сколь и посредственную картину. Непонятна только во всем этом роль самой Венеции: какой прецедент она создает, поощряя и без того успешных кинодеятелей? На открытие неизвестных талантов не похоже; на сладкую пилюлю в горячую точку (вспомним недавние массовые раздачи призов режиссерам из стран бывшей Югославии) — тоже. Можно допустить, что здесь — стремление в чем-то предопределить развитие мейнстрима, основного течения в международном кино. Мол, спрос ныне на фильмы о доме, о незыблемости семейных ценностей, о том, что педофилия — это плохо, а законная свадьба — это хорошо... К счастью, киношники — народ непослушный.
Честь Европы, и, частично, Америки, в этом негласном состязании цивилизаций была сохранена. Те, кто гостил на нынешней Мостре, могут называть и иные имена, но тут уже простителен авторский произвол. Безусловно, огромный интерес вызвала новая лента серба Горана Паскалевича «Как Гарри стал деревом». Снятая в Ирландии, что само по себе необычно, она отличается истинно джойсовским масштабом, в ней нет ничего мелкого, если уж характеры — так былинные, если любовь — так до гроба, если друзья — то заклятые, если смех — так во всю утробу. Действительно эпический фильм, можно сказать, хватающий зрителя за грудки и ведущий его до самой последней сцены, когда Гарри, бирюк снаружи и поэт внутри, действительно становится деревом.
Совсем иная поэзия в «Глубоком дыхании» Дамьена Одула (Франция, приз ФИПРЕССИ). Черно-белый, местами странно физиологичный, фильм тоже выстроен вокруг темпераментных деревенских натур, но натуры эти выморочные, равнодушные. Потому все происходящее кажется юному герою каким-то сумеречным видением, в котором и жизнь человеческая стоит малого. Пожалуй, на всем фестивале это было наиболее точное исследование природы взрослеющего человека и всех опасностей, что в ней таятся.
США в конкурсе отбылись типично коммерческим, жанровым кино. Одно исключение ласкало взор — «Пробуждающаяся жизнь» несгибаемого экспериментатора Ричарда Линклатера. Здесь удивительно совместились анимация и интеллектуальный диалог. Фактически, это огромный философский мультфильм, местами затянутый, но очень надолго остающийся в памяти.
Еще один из лидеров фестивальных симпатий — «Собачьи дни» австрийца Ульриха Зейделя. Для самого режиссера. успешного документалиста, это довольно рискованный шаг на территорию игрового кино. «Собачьи дни» можно назвать комедией нравов. Скорее, это горькое и трезвое размышление о внутренней пустыне, что царит в слишком многих сердцах: было бы смешно, если бы не было так грустно. Многочисленные герои, в основном преуспевающие пожилые буржуа, чем- то вечно озабочены, но их заботы мелочны, и само существование бездарно. На дороге каждый из них рано или поздно подбирает странноватую девицу, местную дурочку — пусть болтливое, но, в общем, безобидное создание, и обходятся с ней так же как, как и друг с другом — равнодушно и жестоко. а ведь только эта, ни за что ни про что наказанная городская сумасшедшая имеет хоть какой- то смысл в жизни. Негромкая правда «Собачьих дней» не могла не сломить упорство основных держателей призов, и Зейделю присудили Гран-при фестивального жюри. Что ж, хотя бы здесь — справедливый итог. Пора подводить итоги и нам.
Конечно, Мостра — далеко не последняя инстанция в кинематографическом мире. В форумах класса «А» те же Канны и Берлин стоят явно выше. Но разговор не о престиже, все о тех же парадоксах, также о принципах. В искусстве их можно менять, главное — делать это красиво. Венеция-58 стала успешной в том смысле, что смогла зафиксировать эту перемену. Ныне недостаточно быть просто нонконформистом, просто экспериментатором. И в то же время — недостаточно унаследованных от прошлого века парадов, которые, по сути, изрядно обветшали изнутри. Истина не то чтобы посередине, нет; просто каждое движение на экране, возможно, должно обращаться движением парадокса. А парадокс, в свою очередь, дает на выходе новые принципы. Именно это, похоже, отлично усвоили режиссеры из Кореи и Китая; европейские мастера: Паскалевич, Одул, Зайдель; американцы: Линдбергер, Ликлатер.
Остается только один вопрос — какими будут новые принципы, и к каким новым парадоксам они приведут?
