Надеюсь, что их на самом деле намного больше, чем я думаю. Однако их удельный вес настолько незначителен, что я не знаю, стоит ли даже об этом говорить. Я знаю случаи, когда гражданин подал в суд на иностранную авиакомпанию за потерянный груз и получил компенсацию. Когда смог возвратить испорченный продукт в гастрономе, доказав, что консервы гнилые. Когда доказал, что не должен платить за горячую воду, потому что ее уже месяц в доме не было. Это все, кстати, примеры чрезвычайного гражданского героизма, поскольку сейчас только безумец будет тратить силы и деньги на подобные иски (лучше перетерпеть и не связываться, ибо затаскают так, что этот груз или консервы лучше самому выбросить, да и говорить будут о тебе как о скандалисте, да и в конечном счете ты им и станешь). Ну разве что еще на это пойдет богатый человек, у которого есть время и вдохновение — ради развлечения, чтобы «вставить этих жлобов»...
Уже все это свидетельствует о ненормальности. Ибо когда ты элементарно можешь быть дискриминированным в троллейбусе, то решишься ли доказывать, что кто-то оскорбил твои национальные чувства, или плюнул на твое конституционное право получать зарплату за отданный государству труд, или бесплатно удалить аппендикс, или поступить в вуз. Или, например, что нужно выполнить приговор суда, который взял и признал твое безумное желание получить обещанное государством — нормальным и справедливым. Пока, например, во Львове под городской ратушей будут жить в палатках рабочие обанкротившегося «Кинескопа» с решением Верховного суда Украины, где написано, что им должны отдать квартиры, которые они строили (а сидят они там уже полгода, превратившись в объект, посещаемый зарубежными туристами), — и их с отвращением выгоняют все чиновники, к которым те приходят спросить, когда же будет выполнено решение суда... Пока в стране не выполняется решение ее наивысшего суда и продолжается этот национальный позор, до тех пор каждое удачное отстаивание кем-то своих гражданских прав я лично буду считать только досадным для системы стечением обстоятельств... Когда в стране на мой вопрос, почему не выполняется это решение суда, чиновник спокойно отвечает: «Этот суд... он уже сегодня не принял бы такого решения», это значит, что дальше идти некуда.
За права нужно опять, как это было раньше, идти на баррикады, рвать сердце, заливать пожар в нем корвалолом. Вести чуть ли не партизанскую войну. И здесь, наконец, я могу дать позитивный ответ. Да. Такие люди есть. И это они помогают гражданам освобождаться из смертельных объятий правового «беспредела». А конкретно: хотя бы вырваться из тюрьмы, куда тебя посадили ни за что (пускай даже все равно будешь ходить без работы, потому что факт твоей невиновности до конца государство все равно не признает, оно гордое), возвратить квартиру старикам или больному человеку, у которых бандиты ее просто пришли и забрали, доказать, что уважаемый банк в сговоре с бандитами выдал липовый кредит на имя сумасшедшего, и этим спасти его родственников от «наезда» «крутых».
Все это делают конкретные люди, не вооруженные, не наделенные портфелями, бесплатно, если можно так квалифицировать цену их здоровья... Мало того, они говорят неожиданные вещи: что не все судьи продажны — есть камикадзе, которые идут против течения. Говорят, что есть нормальные прокуроры, просто им трудно... Есть хорошие милиционеры. Они говорят, что есть граждане, которые осознают уже, что нужно постоять за себя.
Это большое счастье, что есть такие люди — ибо только потому, что они есть, не покидаешь эту страну. Я счастлива, что могу позвонить им и поговорить, когда хочется застрелиться, и горда тем, что они при встрече еще подают мне руку. Семен Глузман, Татьяна Яблонская и все, кто работает в этой удивительной украинско-американской ассоциации защиты прав человека, а еще Зиновий Антонюк, Мирослав Маринович...
Насколько реально превращение подобных процессов в масштабное явление? Боюсь, что при жизни не смогу утешительно ответить на этот вопрос. Не знаю, как, например, англичинину объяснить, что правозащитник — это не судья и не прокурор, а как раз наоборот... И что в нашей стране правозащитник — это лучше.
