Ныне в Светлом живут меньше 70 человек — 17 лет подряд здесь не рождались дети. И те, кто остались на земле предков, со слезами на глазах не отпускают на пенсию своего фельдшера: в апреле Виктории Михайловне Зелинской исполнилось немного немало — 80.
«Вот так баба и живет! И уже — 57 лет», — сдается Михайловна и сама не верит, что столько времени работает на одном месте. На зиму двери во вторую комнату фельдшерско-акушерского пункта закрывают одеялами, чтобы не тянуло. А в этой единственной комнатке, которая напоминает — столько зелени — оранжерею, тепло от хорошо натопленной печки. И было бы даже уютно, если бы ветер раз за разом не рвал полотнища клеенки, которой окна закрыты со двора.
Нам эти звуки иногда напоминают свист... пули. Может, потому что позади десятикилометровая дорога в Светлое, которая вьется только по лесу. Бесконечная безлюдность — даже птички еще не поют, угнетают, и в какое-то мгновение начинаем шутить: не выйдут ли навстречу за очередным поворотом лесные ребята?.. Лесными конечно называют на Волыни бандеровцев. В Светлом же их прозывают бульбашами. Укрепления повстанцев на окраинах села продержались до середины 50-х годов (!) прошлого века. Собственно, Светлое было своеобразной их столицей.
Старой фельдшерице, которая по направлению прибыла в Светлое в бурном 1950 году, порывы ветра напоминают... вой волков.
— Разве раз было: везу подводой больного в Маневичи. Четыре часа нужно добираться! Нас только трое: ездовой, я и пациент. А волки по сторонам глазами светят и все гу-у-у... А как было добраться в Маневичи на совещание?.. Пешком иду на железную дорогу до Трояновки. Встречу болотце или большую лужу, разуваюсь, ногой пробью лед, перешла — снова обулась.
До пани Зелинской в Ивановке-Светлом никогда и не было профессионального медика. Здравоохранением заправляли знахарки и бабки- повитухи. Люди термометра не видели. Она же казусов насмотрелась на всю жизнь.
При численности населения 380 человек Михайловна ежегодно принимала до двадцати родов. Сначала думала отработать три года по направлению и бежать куда глаза глядят. Мама с родной Хмельнитчины послала справку, что очень больна.
— Но кто меня мог отсюда отпустить, если и тогда никто сюда не хотел идти?
— А там и замуж вышли...
— Вышла, потому что все ребята были мои — я же «дохторка», — вспоминает молодость.
Однако эта молодость часто бывала боевой. Например, когда грабители захватили сельский магазин, Михайловна среди ночи возвращалась с вызова. Видела, что в клубе, где они держали заложников, светилось, еще хотела зайти, но передумала. И неизвестно, как бы развивались события, если бы появилась она, непрошеная. А работы тогда было столько, что Зелинская выучила в медучилище и мужа...
В Светлом куда не пойдешь — все в лес попадешь. Он окружает село широкой подковой и, может, летом зеленым шатром скрывает разруху, которая, как ржавчина, обгрызает дома. На одной из улиц пять хат подряд стоят пустошами... В других, шутит бессменная помощница сельской фельдшерицы — санитарка Люба Дмитриевна Оксенюк, живут по человеку или полчеловека (т.е. инвалиды). Жилых домов 45, а два десятка — пустые.
Власть как будто и стремится не оставлять село в забвении, — работает магазин, заходит сюда маршрутный автобус с Ковеля. Хотя фактически возит в Светлый воздух, но у людей есть шанс попасть на «большую землю».
— Но вы бы в такое село жить не пошли! — говорит Вячеслав Оксенюк, который единственный за все, по-видимому, послевоенное время вернулся с семьей в Светлое.
И то неизвестно поиски какой пристани привели его в родное село... Ведь принадлежит он к одной из немногочисленных религиозных общин. Поверил в Бога, рассказывает, заканчивая Шацкий лесной техникум.
Местные бабушки на Славку просто молятся. На собственном автомобиле он возит их в больницу.
— Завез меня за Луцк, в Боголюбы, я там лечусь. И копейки взять не хотел. Если бы, Славка, твоя машина ездила на воде, я бы деньги не тыкала. Но пока что ездит она на бензине. И все равно денег брать не хочет, — увлеченно рассказывает одна из женщин.
До 5-летнего Павла, трехлетней Лии и двухлетнего Андрейчика — детей Славки — в селе дети не рождались 17 лет. Кому рожать? Одни старые бабы. Самая младшая — жена Славки Зоя — с 1981 го, а еще три женщины,которых считают «молодыми», — от 50 до 60. Остальные за 70 и 80. Старше Виктории Михайловны Зелинской, которой, как говорится, «на носу 80», в Светлом только одна женщина. Среди мужчин молодых как будто и больше, но это или инвалиды, или десяток неженатых парней, которые из-за водки давно забыли о своей половой принадлежности. Удивительно, но маленький сельский магазин ежемесячно дает выручку в 12—15 тысяч гривен. Хотя не только за счет продажи спиртного, а благодаря тому, что где, кроме магазина, потратить в селе пенсию?
— Страшнее всего смотреть в глаза людей, которых знаешь с детства. Они от водки стали пустыми, — говорит фельдшер из Пидрижжя Лев Матвеевич Калиш, который послужил нам в роли Сусанина, проведя в Светлое.
На дворе ближайшей к магазину хаты одна из местных бабенок (из тех, которым до 60) упорно тюкала топором. Большие кучи нарубанных дров свидетельствовали, что делать это ей не в новинку.
— Муж — пропащий пьяница, — грустно констатирует Виктория Михайловна. — У нас люди так и умирают, то ли от старости, то ли от водки...
Она бы, если бы ее воля, давно бы пошла на заслуженный отдых. Ведь на пенсии считается... четверть века! Но если из села не выедет, то будет делать то же самое, только бесплатно.
— Еще склероза слава Богу нет, голова светлая. Но инъекцию внутривенную уже боюсь делать, чтобы не навредить человеку. Если необходимо — то делаю. Но боюсь. Дочери ругают, чтобы работу бросала, шла к ним. А здесь люди плачут, чтобы не бросала! Берегут, ночью поднимают меньше. А днем вызовов хватает.
