Период между старым Новым годом и Крещением, наверное, навсегда связался в моей памяти с той светлой радостью, когда красно-коричневые, проиграв в Вильнюсе в январе 1991-го, стали отползать. Они потом еще раз бросятся в августе того же года и ...свернут себе шею. И в том, что коммунистические реакционеры окончательно проиграли через полгода в Москве, не последнюю роль сыграло то, что их заставили отступить в Вильнюсе. Лозунг «За вашу и нашу свободу!», бывший у литовцев в то время чуть ли не национальным девизом, оказался пророческим. Именно в Литве в том памятном январе был сделан решающий шаг по пути, который привел все наши республики, входившие в СССР, к независимости.
Небольшая Литва победила в противостоянии с огромной империей благодаря своему народу. О людях надо судить по мелочам. Генеральную линию поведения все продумывают, а за мелочами не уследишь. Вне кризисных ситуаций именно в мелочах человек проявляется таким, каков он на самом деле, а не каким хотел бы казаться. Думаю, этот подход справедлив и при оценке народа. В этих воспоминаниях, в которых фигурируют самые разные люди (в том числе и незаконопослушные граждане, и случайные прохожие, и первый всенародно избранный президент — в жизни все это было), я привожу мелкие детали, которые врезались мне в память. И отдаю себе отчет, что их оценка, весьма вероятно, окрашена моим личным отношением к этому народу. Ну, так ведь на то и любовь, чтобы видеть кого-то или что-то в лучшем свете. Не так ли?
* Литовцы поразили меня в первый же день моего первого приезда в Литву. В кафе гостиницы «Неринга» официантка принесла меню, ознакомившись с которым я заподозрил, что его не обновляли уже месяца полтора — два. Было лето 1985-го. В мае того года вышел горбачевский указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом, с которого, на мой взгляд, и началось крушение советской экономики, одной ногой опиравшейся на спину «зеленого змия». По всему Союзу уже бушевали безалкогольные свадьбы, в кафе и ресторанах у официантов ни за какие деньги нельзя было вымолить ни капли спиртного сверх положенных 100 грамм, а тут в разделе «Напитки» было представлено все, от шампанского до водки и коньяков. Даже виски, которое я и заказал из недоверчивого любопытства.
— Это вы зря, — прокомментировала мой выбор дородная дама, которая, присаживаясь за мой небольшой трехместный столик, представилась летевшей со мной в Вильнюс из Киева в одном самолете. — Вместо него подсунут какую-нибудь гадость.
Официантка принесла виски, причем кубики льда еще не начали таять, так что можно было убедиться в подлинности напитка. Когда на столе появился традиционный литовский карбонат — огромная свиная отбивная, — дама, судя по обилию драгоценностей и макияжа, работавшая в киевской торговле, придирчиво потыкала в мясо вилкой, одобрительно хмыкнула и надолго замолчала...
Тем временем за соседним столиком две местные девушки, покончив с мороженым и кофе, покрутили головами, подождали, покрутили еще раз, глянули на часы, собрались и ушли. Через пару минут официантка подошла к опустевшему столику, оглядела зал и после едва уловимой паузы собрала со стола посуду.
— Что, девочки не рассчитались? — поинтересовалась «моя» торговая дама.
— Наверное, забыли, — неуверенно предположила официантка.
— Знаем мы это «забыли», — ядовито сказала мне дама. Официантка, явно огорченная, ушла.
Через некоторое время, подавая даме кофе с мороженым, она тоном продолжения неоконченного разговора сказала:
— Девочки позвонили, извинились — они очень спешили. Сказали, в следующий раз заплатят. Они тут часто бывают.
— А на какую сумму был у них счет? — поинтересовался я, пока торговая дама вместе с ложечкой мороженного переваривала полученную информацию. Официантка заглянула в блокнот:
— 3 рубля 62 копейки, — сумму я запомнил потому, что она тогда равнялась цене бутылки водки, бывшей универсальным средством расчета с жековскими слесарями, сантехниками и т.п.
Меня тогда поразили две вещи. Девушки не поленились позвонить, чтобы успокоить официантку, которая, судя по представленному мне счету, жила на зарплату и, возможно, чаевые. Официантка, которая из нашего разговора поняла, что мы только что впервые приехали в Литву, сочла необходимым подойти и сказать нам о звонке. Скорее всего, чтобы мы плохо не подумали о ее соотечественниках — со временем я заметил, что для литовцев характерно достаточно щепетильное отношение к своей национальной репутации.
* Выйдя на улицу, я решил выяснить, только ли в «Неринге» игнорируют дурацкий антиалкогольный указ, который, превратив традиционные спиртные напитки в абсолютнейший дефицит, вскоре спровоцировал небывалый всплеск самогоноварения и наркомании в Советском Союзе. Идя по центральному проспекту Гедиминаса (тогда Ленина), я заглядывал во все многочисленные кавине (кафе на 4—5 столиков со стойкой бара на 5—7 табуретов). Везде продавали все, что принято продавать в таких заведениях в странах, правительства которых не считают своей святой обязанностью отравлять существование гражданам. Правда, мне подсказали, что специализированный ликеро-водочный магазинчик убрали с центрального проспекта на соседнюю, в двух шагах улочку (если память мне не изменяет, это была Йогайлос — тогда ул. Капсукаса). Но в нем был тот же богатый ассортимент, начиная с грузинских вин и армянских коньяков, и заканчивая прекрасными местными ликерами.
Одно кавине мне приглянулось, и я заказал коньяк, кофе и мороженое. Прогуливаясь по проспекту следующим вечером, я, естественно, заглянул туда же. На этот раз очередь у стойки была длиннее, но продвигалась достаточно быстро. И несмотря на это (точнее, они и не смотрели — это их просто не интересовало), вошедшие двое крепко выпивших парней стали не в хвост, а в голову, тыча деньги на бутылку шампанского. За стойкой стояла та же барменша, что и вчера — очень красивая крупная брюнетка лет 30. Она невозмутимо обслуживала очередь, абсолютно игнорируя двух пьяных нахалов. Они все громче жаждали выпить шампанского. В конце концов это ей надоело:
— Молодые люди, вы пытаетесь влезть без очереди. Вы пьяны, и даже если вы станете в очередь, я вас не обслужу.
О том, что ледяной тон в устах красивой сильной женщины действует как сильнейшее отрезвляющее средство, я уже знал из собственного опыта (какое счастье, что я на ней не женился, но как все же хорошо, что я ее встретил — ее холодное замечание «Ты мне в этом состоянии неинтересен» стало сильнейшим тормозом в моем общении с алкоголем). Но такого эффекта я все же не ожидал. Нахалы молча переглянулись, сгребли свои деньги со стойки и ушли. Когда подошла моя очередь, барменша подняла глаза на меня:
— Добрый вечер. Вам так, как вчера?
Я в этом городе никого не знал и от неожиданности растерялся:
— Да..., — хотя коньяк в этот раз заказывать не собирался. — Добрый вечер... Пожалуйста, как вчера.
За коньяком с кофе и мороженым я мысленно сравнивал поведение вильнюсской барменши с поведением ее киевских коллег в аналогичных ситуациях. Как правило, до поры до времени они созерцали происходящее по ту сторону стойки с видом древнеримских патрициев, наблюдающих за схваткой гладиаторов. И вмешивались в происходящее только тогда, когда скандал грозил перейти в драку, в ходе которой могли поломать мебель: «А ну, быстро все на улицу, а то милицию вызову!»
* Персональное, на уровне личных связей, знакомство с литовцами началось в памятный 1986-й чернобыльский год. В начале лета мой брат приехал с пятилетней дочерью в уже забитый беженцами с Украины и Беларуси курортный Друскининкай. Попытки снять квартиру или хотя бы комнату успехом не увенчались. К вечеру маленькая дочь уже валилась с ног от усталости, когда они шли от дома к дому по последней необследованной в пригороде Ратнича улочке. Во двор красивого деревянного особнячка вышла женщина, которая, не успел еще брат поинтересоваться, не сдается ли комната, внимательно посмотрела на уставшего ребенка. Дети безошибочно чувствуют добрых людей — пока Владимир ходил за вещами, оставленными на железнодорожном вокзале, Маша спокойно играла с женщиной во дворе. За весьма умеренную плату их поселили просто роскошно — в двухкомнатном гостевом домике.
Так произошло знакомство с типичной литовской семьей Антанаса и Сильвии Лепавичусов. За свою честную трудовую жизнь они вырастили дочь Ромуте, которой дали образование, и построили прекрасный двухэтажный дом, в котором нашлось место престарелой матери Сильвии мочуте (бабушке по-литовски) Оне. Кстати, в строительстве домов, наверное, наиболее ярко проявляется свойственная литовскому характеру основательность. Строят их, если своими силами, то 3—5 лет и только по индивидуальным проектам, выполненным профессиональными архитекторами. Дома поражают не роскошью и размерами (в советские времена там тоже действовали определенные ограничения), а продуманной рациональностью планировки. Рядом двух одинаковых вы не увидите. Вот такой дом, отказывая себе во всем, за несколько лет построили своими руками Антанас и Сильвия. Их гостеприимство отличалось удивительной деликатностью — они не навязывали своего общества, понимая, что мы приезжаем отдыхать. А полноценный отдых в общем-то несовместим с регулярным вымученным обсуждением погоды и новостей, которые никому не интересны…
Через некоторое время познакомились с Витасом Андрушкявичусом, ныне, кстати, депутатом местной мэрии. Оказалось, они с Антанасом уже знакомы: за пару лет до этого жена Витаса Гражина, только что получившая права, выезжая с автостоянки возле универсама, поцарапала «шестерку» Антанаса. Поскольку хозяина в пострадавшей машине не было, Витас оставил на ветровом стекле под «дворником» записку со своим телефоном и просьбой позвонить, чтобы обговорить возмещение ущерба.
* Знакомый каунасец Ричард как- то рассказал, как несколько лет назад открывал кафе на окраине города. Каунас, в отличие от многих других городов, не был поделен рекетирскими «бригадами» по территориальному принципу. «Крышу» устанавливал тот, кто предлагал свои «услуги» первым. По неписаным правилам, «услуги» можно было предложить только после официального начала работы бара, кафе или ресторанчика.
Неподалеку от дома Ричарда жил в своем особняке местный «авторитет» — большой любитель, что не типично для представителей этой «профессии», выпить. Объявление о том, что кафе откроется в 12.00 в субботу вывесили, как и положено, за несколько дней. Ровно в 12.01 к стойке подошел интеллигентного вида мужчина лет сорока и попросил пригласить хозяина.
— Вы уже позаботились о безопасности? — спросил он вышедшего Ричарда.
— Что имеется в виду?
— Специфика вашего заведения такова, что посетители, перебрав, могут нанести вам убытки. Например, подравшись по пьянке, разбить окно или поломать мебель. Нам, в отличие от милиции, не требуется искать свидетелей, а для возмещения убытков, в отличие от суда, не надо проводить несколько судебных заседаний. Позвоните по этому телефону — наши люди приедут очень быстро. Если они все же опоздают — ваша задача запомнить дебоширов. Например, записать номер их машины. После нашего вмешательства они вам все возместят.
— А сколько это будет стоить?
— Вы только начинаете. Поэтому в месяц это вам обойдется.., — гость назвал совсем не астрономическую сумму в еще ходивших на то время в Литве советских рублях.
В этот момент взвизгнули тормоза, в кафе вошел «авторитетный» сосед. Подвыпивший, а потому не сумевший скрыть сначала спешки, а потом разочарования при виде интеллигентного мужчины. Ричард посмотрел на часы — 12.05.
— Кажется, сосед, я к тебе опоздал, — обратился он к Ричарду.
— Кто не успел, тот опоздал, — удовлетворенно, но вежливо улыбнулся первый визитер.
— Ну, ладно, — сказал сосед-«авторитет». И, наверное, чтобы сохранить лицо, после паузы тоном, которым сообщают не подлежащее обсуждению решение, добавил: — Тогда завтра я отпраздную в твоем кафе день рождения.
На следующий день от именинника пришел человек, который обсудил меню и за все сразу заплатил. Но предупредил, что не позавидует хозяину, если мясо будет жесткое, салаты несвежие, водка теплая: «...И так далее. Ну, сам понимаешь».
Не буду пересказывать описание Ричардом рекетирского застолья, на которое прибыли самые «авторитетные» люди города. Обычная мужская пьянка, которая, учитывая состав приглашенных, закончилась традиционно: перепившись, охранники передрались и поломали стол и два стула возле гардероба. Ричард ожидал много большего. Поэтому, когда все разошлись, он с облегчением вздохнул, думая, что все кончилось. И ошибся. Наутро пришла жена именинника:
— Мой муж праздновал вчера в вашем кафе день рождения...
— Да, — ответил Ричард, ожидая, что сейчас она скажет, что ночью у юбиляра произошло несварение желудка.
— Его гости поломали вам мебель. Сколько я вам должна?
На мой взгляд, эта история — не только иллюстрация к свойственной литовцам порядочности, которой они, кстати, в массе своей отличаются. (Впрочем, может лично мне так везло. Но по их отзывам, явление это, к сожалению, и у них не поголовное). А еще и в чисто литовской трезвой предусмотрительности. Эта женщина не могла не знать, какая небезопасная «профессия» у ее мужа. Для жен таких людей овдоветь в любой момент — обыденная реальность. Зачем же наживать врагов в лице соседей, рядом с которыми жить и растить детей предстоит не один год? Особенно если мужа, не дай Бог, не станет...
* Национально сознательные литовцы всегда считали КПСС партией оккупантов. Однако на стотысячных митингах, проводившихся Саюдисом, секретаря ЦК по промышленности Альгирдаса Бразаускаса после выступлений забрасывали цветами (позже он объяснит это так: «...Хотя прямо не говорил, что мы выйдем из Советского Союза, но в завуалированной форме давал понять свою позицию.»). Поэтому неудивительно, что на пленуме ЦК Компартии Литвы в октябре 1988 г., когда произошел раскол между фундаменталистами и реформаторами и последние победили, сместив первого секретаря, не нашедшего общего языка с силами национального возрождения, вместо него был избран именно Бразаускас.
Его потом много показывали по всесоюзному телевидению, и для меня было загадкой, как человек с таким мягким выражением лица смог совершить то, что совершил он в политике. Ведь перестройку, если понимать под ней конкретные дела, а не болтологию, в бывшем Советском Союзе начал именно он. Понимая, что в условиях всесилия компартии нельзя что-либо сделать, минуя эту структуру, выведение своей страны к независимости он начал с отделения Компартии Литвы от КПСС. Именно с этого момента «процесс пошел», и именно ему, на мой взгляд, мы в значительной степени обязаны тем, что живем в независимой Украине. Загадка мгновенно развеялась, когда пресс-секретарь Лидия Шабайевайте ввела меня в его кабинет и из-за стола, за которым висел большой герб и стоял национальный флаг, навстречу вышел Президент Литовской Республики Альгирдас Бразаускас… Трудно передать впечатление, которое он производил вблизи. Редкостное сочетание не выпячиваемой напоказ интеллигентности с внутренней твердостью, которую невозможно скрыть...
Просто непонятно, куда смотрели Генеральный секретарь М.С. Горбачев со товарищи по Политбюро ЦК КПСС, когда попытались «завернуть рога за спину» литовским коммунистам, вознамерившимся в 1889-м выйти из состава КПСС. Совершенно очевидно, что это была провальная идея, пока во главе республиканской парторганизации стоял такой человек, как Бразаускас. Подавление «литовской ереси» в КПСС им надо было начинать с его смещения. Сразу они этого не сделали, а вскоре просто уже не смогли. О том, как все было, он рассказал в интервью, взятом мною в мае 1996-го. Рассказанное я для краткости частично перескажу, частично (наиболее интересные места) процитирую.
В самом начале 1989 г. в Компартии Литвы все чаще раздавались голоса, что надо созывать партийный съезд: «Громко не говорили о выходе из КПСС, но мнение такое было.» Пока все шло в рамках «перестройки» — много говорить, но конкретно ничего не делать — Москва реагировала довольно спокойно. Но когда в июне 1989 г. пленум ЦК КПЛ принял решение провести в декабре съезд, на котором рассмотреть вопрос о выходе республиканской партийной организации из состава КПСС, в Кремле опомнились. Была создана специальная комиссия Политбюро по Прибалтике во главе с секретарем ЦК КПСС Разумовским, в которую, в частности, вошли министр обороны Язов, шеф КГБ Чебриков, Слюньков...
В Вильнюс полетели комиссия за комиссией, Бразаускаса около десяти раз вызывали в Москву. Комиссии ездили, чтобы найти брешь в местном ЦК — выявить «верных ленинцев», которые бы произвели раскол на предстоящем съезде. Первого секретаря, наверное, рассчитывали сломить морально: «Я сидел вот так напротив (членов комиссии Политбюро ЦК КПСС — В.П. ) по несколько часов. Чебриков даже стучал кулаком по столу: «Никогда Литва не выйдет из Советского Союза! Никогда КПЛ не выйдет из КПСС!».
* Сделаю отступление. Расколоть литовский ЦК эмиссарам из Москвы так и не удалось, тогда они сделали ход конем — провозгласили о создании марионеточной КПЛ-КПСС во главе с профессором Миколасом Бурокявичусом, заведовавшим до этого кафедрой марксистско-ленинской философии в каком-то вузе. Выход новой партии на широкую политическую арену ознаменовался двумя комичными эпизодами. В местной прессе тогда дебатировался вопрос, не слишком ли много памятников Ленину, большая часть которых представляли сомнительную художественную ценность, «украшает» столицу республики. Особенно много писалось об одном из изваяний, загромождавшем маленькую старинную площадь в старом городе. Активисты КПЛ-КПСС решили спасти бесценную реликвию и с помощью советских военных... ночью ее выкрали. И завезли во двор какого-то учреждения. Через некоторое время его дирекция обратилась к городским властям с просьбой освободить двор от ненужного хлама. Но не тут-то было — скульптура вместе с постаментом весила несколько тонн...
Второй эпизод произошел 7 ноября. Верные ленинцы организовали демонстрацию: по проспекту Ленина шло несколько десятков ветеранов, впереди которых браво маршировала рота солдат из местного советского гарнизона. Наверное, для защиты демонстрантов от возможных происков местных националистов. Происки не заставили себя ждать. На большом балконе здания консерватории, на котором в советские времена всегда стояла партийно-государственная верхушка республики, появилась группа студентов, на одном из которых была гуттаперчевая маска... Брежнева. Он приветливо помахивал демонстрантам рукой и кричал: «Верной дорогой идете, товарищи!». Демонстранты остановились и к огромному удовольствию начавшей собираться толпы, начали переругиваться со студентами. Офицер, командовавший «военным парадом», дал команду солдатам вмешаться. Часть из них начала выламывать забаррикадированную студентами дверь, часть попыталась залезь на невысокий балкон, откуда их осыпали насмешками и поливали водой... Это, наверное, был первый и последний случай, когда газеты, опубликовавшие репортаж с демонстрации, посвященной Великой Октябрьской революции, шли в Литве нарасхват.
* Однако вернемся к серьезным политикам. Во время вызовов Бразаускаса «на накачку» в ЦК КПСС регулярно встречался с ним и Генеральный секретарь: «Я должен отдать должное Горбачеву — он вел себя очень корректно. Самый сложный разговор состоялся за несколько дней до объявления независимости Литвы... Мы просидели друг против друга часа два и он мне предъявлял документы — нечто вроде справок. Он угрожал, что мы должны будем отдать долг 18 миллиардов рублей... Что Клайпедский край — «это не ваш». «Вот и Вильнюс вы получили благодаря тому-то и тому-то. Сколько мы вам построили! И атомную электростанцию, и заводы...» Ну, много наговорил. Но личные отношения с Горбачевым были корректные, нормальные.»
Довелось Бразаускасу встретиться с Горбачевым и после того, как контрреволюционный коммунистический путч, в ходе которого на улицах Вильнюса погибло 14 человек, провалился: «Он долго объяснял, что не знал, что его не информировали, что будут приняты соответствующие меры, и т.д. и т.д.». Что ж, у Михаила Сергеевича был редкостный дар «не знать» о том, что показывало Центральное телевидение не только из Вильнюса, но и из Ферганы, Баку, Карабаха, Тбилиси.
* Во время интервью с Бразаускасом меня больше всего поразил ответ на вопрос:
— ...У Вас не было опасения, что по звонку из Москвы соберут чрезвычайный пленум?
— И меня отстранят? Нет, я был уверен, что ничего этого не будет. Никогда.
И в ЦК, и вокруг ЦК они тогда собрали очень сильное интеллектуальное ядро из представителей интеллигенции: «Они поддерживали руководителей партии во всех отношениях. Мы чувствовали себя очень уверенно, зная, что не останемся в одиночестве, как, скажем, Горбачев остался без команды, которая могла бы повлиять на общество, властные структуры».
Бразаускас и его соратники опирались на крепкий фундамент, заложенный бывшим партийным руководителем Литвы Антанасом Снечкусом, не давшем в свое время размыть национальную интеллигенцию. О роли, которую сыграл в истории Литвы этот человек, мне рассказывали разные люди. Но самое интересное я услышал от Ромуалдаса Рамошки, бывшего первым послом Литовской Республики в Украине в 1993-1996 гг. До этого он занимал ряд высших постов в народном хозяйстве республики, был министром промышленности и знал о Снечкусе не с чужих слов.
В отличие от Латвии и Эстонии, в которых на момент выхода из Советского Союза коренное население составляло всего лишь около 50%, что породило ряд национальных проблем, имевших международный резонанс, в Литве коренное население составляло 80%. И не в последнюю очередь благодаря тому, что Антанас Снечкус, бывший бессменно с 1940 по 1972 год первым секретарем ЦК Компартии Литвы, в послевоенный период как мог противился массовым депортациям в Сибирь. Именно он сберег крестьянство — костяк нации. Когда Сталин в очередной раз спрашивал его: «Ну, когда мы покончим с кулаком в Литве, товарищ Снечкус?». Он отвечал: «Вот пусть отсеется, и проведем кампанию по раскулачиванию.» Через несколько месяцев Сталин звонил опять: «Так когда же мы покончим с кулаком в Литве, товарищ Снечкус?» Тот отвечал: «Вот пусть уберет урожай и покончим, товарищ Сталин». Кроме того, шла активная партизанская война, и он отговаривался тем, что пока в лесах сидят «лесные братья», массовое раскулачивание создаст для них социальную базу. Ну, а потом в конце концов в 1953 году Сталин умер...
Думаю, все это удалось Снечкусу благодаря тому. что он хорошо знал, с кем имеет дело. С 1921 года с перерывами на нелегальную работу в Литве, в результате которой его сначала осудили на 16, а потом на 8 лет, он жил в СССР. В частности, работал в Исполкоме Коминтерна. И что такое сталинизм, мог наблюдать изнутри. Кстати, с 1936 года, после ареста в Каунасе, отбывал второй срок в Литве. Наверное, благодаря этому не попал под топор сталинских репрессий в 37 ом. В годы войны возглавлял республиканский штаб партизанского движения. Неоднократно ездил без охраны на переговоры с «лесными братьями» — теми партизанами, которые и немцев, и русских считали оккупантами. А ездил без охраны потому, что пользовался огромным авторитетом у населения.
С интеллигенцией работал следующим образом. Вызывал какого-нибудь руководителя творческого союза, инженерно-технического работника или преподавателя вуза: «Почему вы не вступаете в партию?» Случалось, получал прямой ответ: «Потому, что это партия оккупантов». Тогда начинал сердиться: «Вы что, хотите, чтобы на ваше место прислали кого-то из Рязани или Воронежа с двумя классами образования и партбилетом в кармане?» Именно благодаря ему национальная интеллигенция сохранилась как интеллектуальная элита нации.
Имел свои «оригинальные методы» и во внутрипартийной работе. В КПСС была отработанная метода контроля за компартиями национальных республик: первыми секретарями республиканских ЦК, обкомов были национальные кадры, а вторых секретарей обязательно присылала Москва. Когда Снечкусу присылали очередного такого соглядатая, он сразу же ставил перед аппаратом ЦК задачу: сделать все, чтобы время работы в Литве уважаемого товарища второго секретаря, присланного из Москвы, запомнилось ему, как самый приятный период в жизни. И начиналась круговерть охот, саун, застолий, инспекционных поездок по курортам и т.д. Пару вторых секретарей за годы работы со Снечкусом получили производственную травму — алкоголизм.
Особое внимание уделял различным комиссиям, прибывшим из Москвы. Рамошка, как хозяйственник, с особым удовлетворением вспоминал итоги приезда одной из них, готовившей данные по природным ископаемым Литвы. Перед отъездом в Москву Снечкус попросил их доложить ему о проделанной работе. Получалось, по некоторым ископаемым можно было начинать промышленную разработку. Первый секретарь вызвал кого-то из подчиненных и удивился: мол, как так, московские товарищи проделали у нас такую большую работу, так много потрудились, а мы даже не проявили должного гостеприимства. Комиссия осталась еще на пару дней, в течение которых побывала в самых живописных уголках Литвы. Когда ее погрузили в московский поезд, сотрудник ЦК, которому было приказано проследить, чтобы было оказано должное гостеприимство, растеряно доложил Снечкусу, что комиссия потеряла карты каких-то месторождений. К его удивлению Снечкус спокойно сказал: «Все это еще понадобится Литве».
Вскоре после восстановления Литвой независимости в 1991 году город Снечкус, который под этим названием и строился при атомной электростанции, зачем-то переименовали в Висагинас. Но, думаю, еще придет время, когда литовцы достойно увековечат память об этом человеке, столько сделавшем для своего народа. Это в обычных условиях быть человеком сравнительно легко. А в сталинском аду это удавалось далеко не всем.
* Лично для меня тот теперь уже далекий январь 1991 года запомнился какой-то испуганной надеждой, с которой мы наблюдали за событиями в Вильнюсе. Все понимали, что если литовцы устоят, то коммунистическая империя, апофеозом интеллектуальной деградации которой стали научно- практические конференции по книгам воспоминаний Леонида Ильича Брежнева, вскоре рухнет. Если не устоят, то после отката историческое время в нашей стране опять на какое-то время остановится...
По всесоюзному телевидению тогда шло два разнонаправленных информационных потока. Циничная ложь, лично для меня особо омерзительная тем, что показывалась в телерепортажах далеко не бездарного Александра Невзорова. И правда, которую Татьяна Миткова и ее коллеги пытались говорить, казалось, каждый раз перед выходом в эфир, срывая лейкопластырь со рта. Когда говорить они все же не могли, они компенсировали это видеорядом, который и не требовал комментариев. Танки на знакомых мне уютных улочках Вильнюса... Юная Лорета Ассанавичуте с ногами, раздавленными гусеницами... Невзоров с непередаваемо лживыми глазами, который фиглярствует в помещении Вильнюсского телецентра, имитируя готовность в любой момент уклониться от пуль литовских снайперов, которые якобы простреливают внутренние помещения через окна...
В те дни я позвонил коллеге из литовского научно-популярного журнала «Мокслас ир гивянимас» («Наука и жизнь»), с которым мы после моего первого приезда в Вильнюс по командировке «Науки і суспільства» пару раз обменялись материалами, и предложил, пока все не утихнет, приехать с семьей в Киев. Он ответил: «Детей мы уже отправили к бабушке в деревню, а нам с женой из Вильнюса уезжать никак нельзя». После того, как омоновцы и десантники взяли штурмом телецентр, вильнюсцы опасались, что командующий гарнизоном генерал Усхопчик, который вывел танки на улицы города, отдаст приказ штурмовать Верховный Совет. Вокруг здания парламента, расположенного в конце проспекта Ленина (сейчас Гедиминаса), соорудили наспех стены из бетонных строительных блоков. Но, конечно же, не эти непрофессионально построенные противотанковые заграждения остановили тех, кто отдавал приказы. Остановили люди. Тогда со всей республики съехалось несколько сот тысяч человек, образовавших живое кольцо вокруг своего парламента. Маленькая Литва не дрогнула перед начавшей наваливаться на нее советской империей. И империя отступила.
Альгирдас Бразаускас так прокомментировал, почему это произошло: «Видимо, захват этого здания (Верховного Совета. — В.П. ) они оставили напоследок. Но когда народ его окружил, было уже поздно. После того, что они натворили у телебашни, они поняли, что напортачили, — не могу подобрать другого слова. Тогда я подумал, что делать с их стороны еще какой-то шаг было бы безумием. Абсолютным безумием на глазах у всего мира».
Что было дальше — хорошо известно: 11 марта 1991 г. сейм Литвы проголосовал за восстановление независимости Литовской Республики, провозглашенной 16 февраля 1918 г. Первого секретаря КПЛ-КПСС М.Бурокавичуса с соратниками, создавшими Комитет национального спасения, чуть не ввергнувшего республику в пучину гражданской войны, судили — сейчас они отбывают сроки различной длительности. Некоторые из них, по примеру своих предшественников, в заключении времени зря не теряют. К примеру, бывший зав. отделом идеологии ЦК КПЛ-КПСС Юозас Ермолавичус написал в Вильнюсcкой тюрьме книгу «На смене эпох. Современные особенности исторического развития человечества». Стойкий товарищ. Не вышло осчастливить светлым коммунистическим будущим собственный народ, так взялся за человечество. А оно, неблагодарное, и не вспоминает, что один из его потенциальных благодетелей томится в литовском буржуазном застенке...
