Одна знакомая как-то сказала: «Господи, когда уже Стинг уедет!» — «А ты что не любишь его?» — спросил я. — «Люблю, — ответила она. — Но слышать в рекламе о нем больше не могу! Мне от Стинга уже хочется отдохнуть». Дело, конечно, не в артисте, а в навязчивой, обложной полугодичной(!) рекламной акции, предшествующей концерту. Ее выспренний стиль просто убивает. Убивает любовь к певцу. Все ради космических цен на билеты. Недавно по радио я услышал следующий перл: «Украина — центр Вселенной! И сюда едет Бог... музыкальный — Стинг. Впервые в Киеве звезда мировой величины!» Мне захотелось рассказать, как год назад, еще более «впервые», сюда ехал Джо Кокер. Хотя рассказ, по сути, не об этом, а о том, до какой степени реклама пытается деформировать общественное сознание. Раньше коммерчески выгодными были коммунистические идеи, и СМИ репортажами о светлом настоящем (не говоря уже о будущем) буквально проедали гражданам головы. Теперь наступили времена «прямой коммерции», но она также беспардонно преломляет действительность в наиболее выгодном (финансово!) свете, меньше всего считаясь с реальными фактами...
Мой любимый певец Джо Кокер должен был объявиться в Киеве. Я обычно редко связываюсь с устроителями концертов, но Кокер — великий артист. Можно сделать исключение.
Впервые услышал я его в каком-то паршивом музыкальном сборнике. Неизвестный мужчина хрипел блюз. У него в голосе была настоящая горечь, он напоминал Высоцкого. Что-то близкое славянскому недовольству. Вырисовывался такой образ: стоит громадный мужик на холме и рвет на груди рубаху, да так, что треск слышен на всю Вселенную. Человека не удовлетворяет ее устройство. «Все не так, как надо!» В его реве чувствовалась растерянность крупного и хищного зверя в мире без надежд. Меня потрясло это исполнение (хотя после этой истории слово «потрясающий» вызывает у меня аллергию). Забавно, что певцу безмятежно подпевал женский хор. Но девахи только подчеркивали одиночество этого голоса...
Поэтому, услышав по радио разудалую фразу (не без тавтологии): «Есть в нашей жизни то, ради чего стоит жить! Дайте волю своим чувствам, уступите своим желаниям. Для тех, кто умеет красиво любить, — единственный концерт Джо Кокера в Украине состоится 9 июня. Позвоните по телефону...........», — я встрепенулся.
Настораживало только, почему на Кокера должны ломиться те, кто умеет красиво любить? Он что, на концерте будет принимать экзамены по сексу? Хотя от сочетания «красиво любить» разило и ресторанно-гавайским смыслом: океан, мельтешащие темнокожие официанты и рядом широкобедро-томноглазая любимая. Одной рукой она придерживает соломинку, торчащую из ледяного коктейля, а другой — с удовольствием ощупывает тугой бумажник кавалера. Сальная буржуазная красота из буклета.
Уступив, главным образом, желанию послушать, я звякнул.
Когда я сказал, что я из газеты «Фонарь», сытый баритон на другом конце провода помягчел.
— Я продюсер Аркадий Гантелин, — представился он и сразу перешел на приказной тон. — За аккредитацию на концерт три статьи!
— Три!? — поразился я. — Когда же мы успеем их напечатать?
— У вас ежедневная газета, успеете, — успокоил он.
— И у меня нет столько информации о Кокере.
— В газете «Акты» вышла статья неделю назад, которая нас полностью устраивает. Почитайте ее. Не надо писать о том, что Кокер кололся или пил...
— Но ведь в этих занятиях он провел два десятилетия! Пока окончательно не протрезвел в 90-х.
— Одно и то же можно подать под разным углом. Негатив не нужен. Главная мысль должна быть о том, что Кокер научил мир красиво любить.
— Как это? — не понял я.
— Ну он же спел в фильме «Девять с половиной недель»... И он очень нравится женщинам.
— Кокер? — удивился я. — Это больше похоже на Микки Рурка.
— Почему же? — возразил он. — Кокер тоже нравится. В общем, такова концепция.
— Понятно, — сказал я, хотя мне было совсем непонятно.
— Короче, почитаешь, — перешел он на «ты», — разберешься...
Статья в «Актах» гласила приблизительно следующее. Родился певец в Шеффилде. Стал известным, когда в 1968 году исполнил песню «Битлз». А суперпопулярным благодаря песне из «Девяти с половиной недель». Бабы от него без ума, потому как «хрипотца Кокера так же современна, как пирсинг Кейта Флинта или буйство Лиэма Галлахера». Кто такой Галлахер с Флинтом — неясно. Если, конечно, авторы не понимали под Флинтом известного пирата (позднее выяснилось, эта фраза была украдена из одного крутого музыкального журнала). Не статья, а засахарившееся повидло. О Кокере, которого я люблю, там не было ни слова.
Я позвонил своему другу журналисту Самарскому.
— Самарский, — говорю, — что за человек Гантелин, говорят, ты с ним работал? Я его мало знаю, но уже хочется его побить.
— Это у тебя вряд ли выйдет — он под два метра!
— Отменяется. Он на тебя тоже давит своей массой?
— С ним непросто, но я привык. Он даже меня где-то прикалывает, — ответил Самарский.
— Я в нем ничего прикольного не заметил. Особенно в том, что он требует за аккредитацию три статьи.
— Зажрался. Я даю одну статью и анонс.
— Спасибо за информацию. Попытаюсь сбавить его аппетиты.
— Еще учитывай, — уныло заметил Самарский, — что он переделывает каждое второе слово.
— Да? — съежился я, — поскольку с детства ненавидел правки. — А какая цена билетов на концерт, не знаешь? — захотел я узнать ставку в этой игре.
— До двух тысяч гривен.
— Ни фига себе!.. — поразился я. — Я ожидал, что загнут, но не думал, что до такой степени... Хорошо, пока, — попрощался я с Самарским.
Ставка крупная.
Я позвонил Гантелину:
— Я говорил с руководством, — слукавил я, — и оно против трех статей. Достаточно одной и анонс.
Гантелин возмутился.
— Что-то оно много себе позволяет. Запросто можем и на хрен послать... Ты что, не можешь разобраться, бляха- муха, с «Европой-плюс» (гаркнул он куда-то в сторону)... Короче, три статьи! — рубанул он. — Все, давай, а то у меня встреча...
Во мне потихоньку стало закипать бешенство. Однако чего не сделаешь ради Кокера?
Я с отвращением прочитал две рекламные статьи и сварганил из них одну. Бедный Джо! Чтобы немного разбавить бесконечное варево из любимых словечек рекламщиков в духе «потрясающий», «великолепный», «легендарный» (хотя эти эпитеты вполне подходили Кокеру, их концентрация делала текст приторным до тошноты) и чтобы немного себя развеселить, я накрапал: «В «Девяти с половиной неделях» уже стала классической сцена, где невыносимо эротическая Ким Бессинджер лихо расшвыривает вокруг себя предметы туалета перед глазами возбужденного Микки Рурка (тут мне стало окончательно весело, но я все-таки поменял слово «возбужденного» на «восхищенного»), которая сопровождается отличнейшей композицией. Хриплый голос Кокера создавал дополнительно игриво-любовное настроение. Саунд-трек к этому фильму мне понравился даже больше самой кинокартины». Последняя фраза была абсолютно честной.
Утром Гантелин приступил по телефону к коммерческой полировке моего и без того обезображенного рекламой текста.
— В твоем заголовке, — начал он с начала, — «Легенда мирового рока Джо Кокер едет к нам в гости» «рок» вызывает подозрения. Ну ладно... Теперь, что это у тебя: «Иногда он перепевал чужие вещи. Например, песню «Битлз»... Ерунда! Пиши: «Иногда Джо Кокера привлекали песни, которые уже кто-то пытался исполнять до него. Впервые это произошло с «Битлз»...
— «Пытались исполнить» — не слишком ли борзо по отношению к «битлам»? — засомневался я.
— Переживут! — подбодрил меня Аркадий. — Фраза о Ким Бессинджер мне понравилась (как это он не заметил сарказма?!). А вот это не годится: «Несмотря на «колючесть» и «шершавость» его тембра, он нравился женщинам». Ты с ума сошел?! У него нет никакой колючести! Шершавость — туда- сюда. И потом, коккер — это порода собаки? Коккер-спаниель? Везде, где Кокер, вставь — Джо. Итак, я диктую исправленный текст: «Несмотря на НЕКУЮ СВОЕОБРАЗНУЮ шершавость тембра Джо Кокера, он..., тут вставляй, ВСЕГДА нравился женщинам».
К финалу статьи образ Кокера стал походить на юного Аллена Дэлона. Душка всех времен и народов! Прости, Джо!
Реплику «Он так же, как Высоцкий, был близок как академикам, так и водолазам» Гантелин переделал «Как академикам, так и домохозяйкам», прокомментировав: «Мы работаем на сахарозаводчиков и их жен».
Двадцать минут он меня кромсал и кроил. Я был, практически, изнасилован. Единственное место, где я чуть- чуть остался собой — был псевдоним. Подписался я скромно и музыкально: «Клавдий Шульженко». И Клавдия Ивановна Шульженко вполне приличная певица. И римский император Клавдий мне симпатичен.
После этой статьи выяснилось, что у ребят Гантелина никаких сведений о Кокере больше не имеется.
— Ты же журналист, — сказал мне Гантелин. — Напиши, например, о романе Джо Кокера с Катрин Денев. Есть клип на эту тему... Ну все...
К добыче фактов я привлек двух замечательных девушек из бюро перевода. Пару вечеров они вытягивали из Интернета биографические справки о певце. Я это все заворачивал в подарочную, рекламную бумагу. Чем больше наворачивалось лжи, тем я чувствовал себя хуже. Я не мог Кокера уже слушать дома на кассетах. Мне было стыдно.
После выхода статьи Гантелин был недоволен ее размещением в газете:
— Что это за телереклама справа от него с башкой Маклауда? Это фотографическая голова убила Кокера. Ты убил артиста, понимаешь?! Теперь можно подумать, что это рекламная статья.
— Я убил?! — не выдержал я. — Я, наоборот, пытаюсь его спасти. И потом, разве эта статья не рекламная?
Гантелин враждебно замолчал. А затем вновь ринулся в битву:
— В любом случае рекламной она выглядеть не должна... Кстати, почему на фотографии Кокер выглядит как престарелый еврей?
— Вы же ее прислали. Пришлите, где он выглядит как молодой грузин. Мне все равно.
Опять возникла пауза. Такие паузы обычно возникают на корридах, когда рассвирепевший бык немного устал и отошел в сторону, повнимательнее рассмотреть тореадора.
Я сказал в тишину трубки:
— Вторую статью присылать?
— Конечно, присылай, — обманчиво интеллигентным тоном закончил Гантелин.
Во второй статье любвеобильность Джо Кокера перешла границы челове
Гантелина насторожила именно эта фраза.
— Что это за похабщина? — накинулся он на меня следующим утром.
— Я ее, прости, не сочинял. Это оригинал.
— Перевод придется убрать. Он может покоробить сахарозаводчиков и их жен. Переделаем так: «...раздевайся, но оставайся человеком...»
Я засмеялся:
— Так, по-моему, гораздо похабнее. Какой-то намек на зоофилические превращения партнерши. К тому же звучит в комсомольском тоне.
— Я двенадцать лет работаю в шоу- бизнесе, — рассердился Гантелин, — и знаю, что и как надо... Полностью сократи это место. Оставь только «в этой песне есть ирония».
Когда тебя насилуют первый раз — неприятно. Когда во второй, выясняется, то же. Организм не привыкает. Однако предстоял еще и третий.
Последнюю «заморочку» я построил на том, что Кокера взасос любят крупные политики.
Третья Гантелинская экзекуция:
— ...что это написано: «...был лично приглашен Нельсоном Манделой». Кому нужна эта старая обезьяна?
— Тем не менее на концерте, посвященном его дню рождения, выступали самые выдающиеся артисты, — пытался я сопротивляться.
— Мне кажется, гораздо интереснее то, что его на ужин пригласил король Брунея. Он за миллион долларов и Стинга приглашал. И поверь, — впервые в голосе Гантелина засквозило уважение, — этот человек умеет считать деньги.
— А мне не нравится, когда людей заказывают на ужин. Пусть даже за миллион... — запальчиво сказал я. — Короче, я записываю, диктуй: «Король Брунея...»
— А что это ты со мной на ты? — вдруг заартачился Гантелин. — Ты меня задолбал! Я чувствую в твоем тоне издевку. Этого вот не надо!
— Мне что, нужно голос потренировать? — сказал я.
— Все! Пойдешь купишь билет сам!
— В этой игре уже не только я: переводчики, компьютерщики, верстальщики.
— Ты невоспитанный человек, и я невоспитанный человек. Мы не сработаемся...
Он положил трубку.
С каждым сигналом зуммера мне становилось легче. Изнасилование оказалось взаимным. Какое счастье, что в ческой нормы. Он красиво любил все и всех. А отдельно от толпы очаровашек в течение сорока лет у него длится роман с Катрин Денев. С перерывами (как в клипе) на кофе. Единственное, что меня по-настоящему обрадовало, это перевод той же (трижды проклятой! ) вещи из «Девяти с половиной недель» — «You Can Leave Your Hat On». Я учил французский и не подозревал, что в переводе с английского она значит: «Шляпу можешь не снимать». Класс! Я бодро накатал: «Смысл этой песни отлично отражает название: мол, раздевайся, но головной убор можешь оста вить». угоду сахарозаводчикам я не буду высекать статую Кокера из гигантской сахарной глыбы!
Теперь я совершенно спокойно мог поставить кассету с любимыми вещами и прямо посмотреть в глаза Джо на ее обложке. О нет, у этих песен совсем другой вкус. Несладкий!
Гудбай, Гантелин! Шляпу, на прощанье, можешь не снимать!
P.S. Так как наша газета несколько дней печатала афишу концерта, билет я получил в отделе рекламы. Реклама, конечно, правит миром. Но не моим.
