Начало в №161
СИБИРСКОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО
Иркутский предприниматель Александр Заводов был первым,
с кем я познакомился в Сибири. Узнав, что я в Иркутске первый раз, он без
лишних слов посадил меня в собственную «Тойоту» и повез показывать город.
Саша предложил мне начать изучение жизни иркутян с посещения местного музея
байкальской флоры и фауны. Затем в программе значилось купание в Ангаре,
дегустация местных сортов пива и в заключение — осмотр дачи самого господина
Заводова.
В музее я первый раз столкнулся со знаменитым сибирским
гостеприимством. С большим интересом осмотрев чучела волка, медведя и весьма
искусно выполненную статую шамана в полном шаманском облачении, мы было
уже двинулись на выход, но тут наше внимание привлек плакат: «Экзотические
рыбы южных морей».
— Эх, — мечтательно вздохнул Александр, — когда я отдыхал
прошлой зимой на Красном море, там были такие рыбы!
Его взор затуманился, и я понял, что воспетая Хемингуэем
ностальгия по Парижу — ничто перед ностальгией сибиряка по Египту.
Плакат не врал: в первом же аквариуме скромно плавали две
пираньи. Надпись поясняла, что именно эти неприметные рыбки в южноамериканских
реках за раз съедают корову. И вот тут меня, как человека, никогда не бывавшего
в Южной Америке, обуяли сомнения: уж очень маленькие зубы были у этих пираний.
Александр подошел к вопросу с пираньями по-деловому. Он
вызвал молоденькую девушку-экскурсовода и сообщил ей:
— Наш гость сомневается, что эти рыбки обладают таким зверским
аппетитом. Сколько стоит, к примеру, — и он указал на стоящий рядом аквариум,
— кинуть вот этих золотых рыбок к этим пираньям?
— Вы что, — возмутилась девушка, — это же музей!
— Я понимаю, что музей, — мягко ответил Саша, — но гостю
интересно посмотреть, как эти пираньи кушают. Так сколько будет стоить?..
Девушка ушла совещаться с заведующей и, вернувшись через
несколько минут, шепотом сообщила: — 800 рублей, только вы никому не рассказывайте.
Да, воистину сибирское гостеприимство не знает границ!
(Обществу охраны животных — просьба не беспокоиться: мое рыболюбие пересилило
мое любопытство, и золотые рыбки продолжают радовать посетителей иркутского
музея. Девушка, впрочем, была весьма разочарована. Я думаю, только из-за
того, что ей тоже очень хотелось угодить гостю).
После музея мы отправились на Ангару. Температура воды
была градусов 14, но я мужественно совершил заплыв метров на 40 и тем самым,
очевидно, прошел некое испытание. Во всяком случае, Саша хлопнул меня по
плечу и сказал:
— Молодец, не ожидал!
По дороге на его дачу мы произвели массовую закупку (с
последующей дегустацией) российских сортов пива. Из местных сортов весьма
неплох «Адмирал Колчак». На этикетке изображен сам бравый адмирал, а сзади
на бутылке приведена краткая биографическая справка: «Адмирал Колчак (1874—1920),
герой русско-японской и Первой мировой войны, с 1916 г. командующий Черноморским
флотом, участник полярных экспедиций. Расстрелян в г. Иркутске». По-моему,
этот краткий текст дает эффект гораздо больший, чем весь краткий трехтомный
курс Истории КПСС, которую коммунистам и в голову не могло прийти разместить
на пивных этикетках.
Баночного пива в Иркутске практически нет. С огорчением
констатирую: «Оболони» тоже нет. Очевидно, господину Слободяну следует
серьезно подумать о великом украинском пивном пути на Восток.
На даче у Заводова был и деревянный домик с мансардой,
и банька, и терраса, и теплица с огурцами и помидорами, и клубника, и...
да, много чего там было.
— А соседи у меня — новые русские, — сказал Саша и показал
на соседний участок, где строится кирпичный трехэтажный особняк. И тут
я себя почувствовал старым-старым украинцем. И про экономические идеи нобелевского
лауреата Хайека я Саше ничего не говорил. Он уже и сам лучше всякого Хайека
знает, как зарабатывать деньги, хоть и тоскует время от времени по поводу
недописанной кандидатской диссертации по химии.
Саша между тем достал из холодильника огромную миску с
омулем и пригласил нас к столу:
— Согласно сибирскому гостеприимству! Согласно украинскому
уважению к хозяину, я достал из рюкзака специально припасенную для такого
случая бутылку «Гетьмана». Ночевать мы остались у Заводова...
СЛАВНОЕ МОРЕ
Плацкартный вагон поезда «Москва—Благовещенск», в котором
нам предстояло доехать до поселка Слюдянки, расположенного на южной оконечности
Байкала, поразил уютной, чуть ли не семейной обстановкой. Пахло горячим
супом, пассажиры весело переговаривались, как старые добрые знакомые, а
обычно суровый и неприступный проводник весело катал на шее детишек. Все
выяснилось быстро: из Москвы до Иркутска поезд идет пять суток, так что
все давно перезнакомились и устроились почти что по-домашнему.
По сравнению с этим 2,5 часа дороги до Слюдянки пролетели
очень быстро. Поскольку я все время добросовестно исполнял обязанности
путешественника, то есть любовался живописными окрестностями, от моего
пытливого взора не укрылась надпись, любовно выполненная огромными белыми
буквами на стене какого-то придорожного здания: «Киев ДМБ-91». Какой-то
землячок, сам того не подозревая, увековечил и свой дембель, и дембель
всей Советской Украины.
Подъезжая к Байкалу, поезд проходит через целый ряд туннелей,
таких длинных, что самые пылкие влюбленные могут всласть нацеловаться в
темноте туннеля.
Держу пари: 99 соотечественников из 100, выйдя на берег
Байкала, грянут, споют или выразительно продекламируют: «Славное море,
священный Байкал!». И только один не сделает этого, и то только потому,
что накануне простудил горло.
— Гей, Баргузин, пошевеливай вал, молодцу быть недалече!
— старательно пел и я, определенно чувствуя себя тем самым молодцем, и
действительно недалече: прямо на берегу Байкала.
А возле берега самого чистого в мире озера плавают зеленые
водоросли. Не так, чтобы очень много, но и не совсем мало. «Это все от
Целлюлозно-бумажного комбината», — утверждают местные жители. Читатели
постарше наверняка помнят фильм Сергея Герасимова «У озера», посвященный
спорам вокруг строительства ЦБК. Споры идут до сих пор. Чтобы выяснить
точку зрения науки, позже в байкальской деревне Большие Коты я специально
зашел в лабораторию, занимающуюся изучением байкальских рыб, и спросил
в лоб у «большикотовских» ученых:
— Загрязняют озеро отходы ЦБК или нет?
— Конечно загрязняют, — ответили ученые.
— А почему тогда пишут, что воду после очистных сооружений
комбината можно пить?
— Врут, — охотно разъяснили они. — Чиновники и мафия такие
огромные деньги с ЦБК имеют, что его никогда не закроют. А всю эту ерунду
про «невредность» комбината пишут недобросовестные ученые, которым эти
чиновники и мафия за это деньги платят.
— А вы сами-то добросовестные ученые? — уточнил я.
— Конечно, — с гордостью ответили мои собеседники, — Мы
ни за какие деньги неправду не напишем, даже за десять тысяч долларов!
— А за сто тысяч? — на всякий случай поинтересовался я.
Ученые потупились и грустно сказали:
— А за сто тысяч напишем.
Зная примерные размеры «черных» гонораров за заказные статьи
в украинской прессе, могу сказать только одно: я поражен неподкупностью
сибирских ученых!
БАЙКАЛЬСКИЕ ВСТРЕЧИ
Поселок Слюдянка славится тремя вещами: добычей мрамора,
частным музеем минералов Жигалова и как место встречи туристов, приезжающих
со всех концов бывшего Союза.
Состоялась и наша, запланированная полгода назад и активно
обсуждавшаяся посредством Интернета встреча с Алексеем Фокиным и его женой
Аней, прибывшими в Слюдянку из города Благовещенска. Леха знаменит тем,
что исходил все мыслимые и немыслимые маршруты от Магадана до Красноярска.
(Когда несколько лет назад мы впервые привезли его на Черноморское побережье
и пошли вдоль моря от Мисхора в сторону Севастополя, то как гостеприимные
хозяева предоставили ему право выбора места для недельной стоянки. Мы миновали
Мисхор, Симеиз, Голубой залив, а Леха все шел и шел вперед, до тех пор
пока мы не додумались спросить: «Леша, тебе что, все эти места не нравятся?»
«Нравятся, — ответил он, — просто жду, когда люди закончатся»).
Но было и множество незапланированных встреч: например,
с путешественником Максимом Харченко, который в одиночку едет на велосипеде
из Владивостока в Санкт-Петербург (по моим прикидкам он сейчас должен быть
где-то в районе Красноярска. Удачи тебе, Макс!). Или с гражданином Германии
Робертом, знающим по-русски только два слова: «плехо» и «карашо», что не
мешает ему добираться автостопом из того же Владивостока до Москвы.
В общем, господа, стоит только оторвать свое седалище от
дивана и выехать хотя бы за пределы киевской окружной дороги, как тут же
убеждаешься: огромная и, смею утверждать, далеко не худшая часть человечества
по-прежнему путешествует!
Когда нас спрашивали: откуда? Я с гордостью отвечал: из
Киева.
— Ого, куда вас занесло, — с удивлением замечали красноярцы,
иркутяне и даже владивостокцы.
— Нас еще и не туда заносит, — говорил я. — Например, наши
коммунисты обещают: если победим на выборах, будем восстанавливать Союз.
Увы, должен огорчить поклонников славянского братства в
рамках обновленного союза: народ выслушивал эту новость с таким же интересом,
как будто я говорил о присоединении к России какой-нибудь Сомали.
Тем не менее, наше иностранное гражданство отнюдь не мешало
россиянам делиться с нами последней банкой тушенки или безвозвратно выручать
деньгами.
ШУМАК
Я думал, что поселок Слюдянка — это сибирская глушь, и
только после того, как мы проехали пять часов на автобусе в глубь Бурятии,
понял, как я ошибался. Автобус приехал в село Хайтогол, и автомобильная
дорога кончилась. Дальше начиналось то, ради чего, собственно, и затевалось
все наше путешествие. А именно: я одел 25-килограммовый рюкзак и пошел
в горы. Нам предстояло пройти 120 километров и преодолеть Шумакский перевал
(2900 м). И вот тут я понял, что мой киевский образ жизни: минимум пять
чашек кофе и пачка сигарет в день, а также принцип — не поднимать ничего
тяжелее ручки — отнюдь не способствует горному туризму. Алексей с 45-килограммовым
сараем (назвать это сооружение рюкзаком у меня язык не поворачивается)
на плечах весело бежал впереди, обгоняя бурятов на лошадях. Моя дочь шла
с блаженной улыбкой, любуясь Восточными Саянами. Я же шел, как ишак, глядя
под ноги, и думал: «Или умру, или поднимусь на перевал». Наверняка многие
спросят: зачем так себя истязать? Охотно отвечаю: а черт его знает! Тем
не менее попытаюсь сформулировать: во- первых, в походе никуда не денешься
— надо преодолевать себя (всегда, конечно, можно отказаться идти дальше,
но это чистый проигрыш). Во-вторых, всякая мелочевка и ерунда, которая
в городе кажется важными вещами, в походе моментально вылетает из головы.
Даже удивляешься: как это я мог переживать из- за такой ерунды? Может быть,
поэтому из похода возвращаешься свободным человеком! (Будь моя воля, я
бы всех жителей Украины перед президентскими выборами прогнал через Шумак).
Кроме того, приобретаешь массу всяческих полезных навыков и умений. (Я,
например, сейчас всегда имею в квартире кусок сухой бересты и уверен, что
в любой дождь без труда зажгу свою газовую плиту).
Перевалив через перевал (тавтология, но очень точная: по-другому
и не скажешь), мы наконец дошли до конечной точки маршрута — знаменитых
Шумакских источников. Их здесь более сотни. Представьте себе этакий совершенно
дикий Трускавец, где буквально из- под каждого камня бьет свой источник.
На камнях незатейливо написано краской: почки, сердце, желудок и даже «мужское
упрямство» (куда там их Виагре). Несмотря на первозданную наивность оформления,
все это всерьез: исследования здесь проводили несколько медицинских экспедиций.
Шумак славится в Сибири не меньше, чем Пятигорск или Минводы.
Хоть Шумак и дикий курорт, но все ведут себя точь-в-точь
как на водах где-нибудь в Баден-Бадене. То бишь степенно ходят с кружками
от источника к источнику и раскланиваются со знакомыми:
— Вы уже принимали сегодня грязи?
— Нет, мы ограничились теплыми минеральными ваннами.
Как-то, когда я сидел на бревне, ожидая своей очереди в
ванные (они просто выдолблены в камне и огорожены бревнами), ко мне подсела
пожилая бурятка в стеганом халате и теплом платке на голове.
— Какое варварство, — она показала на мусор, валявшийся
неподалеку. — Уничтожаем природу, что своим детям оставим?
— Чистое варварство, — меланхолично согласился я.
— Я тут недавно из Парижа вернулась, — сказала она. — Участвовала
в сессии ЮНЕСКО. Привезла проект по превращению Байкальского региона в
этническо-природный заповедник. Так наши чиновники меня и слушать не хотят.
Говорят: «Надо продать все американцам, тогда они порядок наведут».
Мою меланхолию как ветром сдуло.
— А, вы, позвольте узнать, по какой линии в ЮНЕСКО ездили?
— По общественной, — охотно ответила она. — Я глава Шаманского
совета Бурятии, Степанова Надежда Васильевна.
— А чем же занимается ваш совет?
— Прежде всего, лечим людей. Я часто выступаю по телевидению
Улан-Удэ, пропагандирую трезвый образ жизни. Алкоголизм для нас — это национальное
бедствие, буквально вырождается генофонд нации.
— А по шаманской части вы на чем специализируетесь?
— Я ясновидящая, — просто ответила Надежда Васильевна.
Тут я, конечно, не утерпел и задал ей еще один, самый главный
вопрос. Ответ главной шаманки Бурятии я смогу уже скоро проверить — 31
октября. А вот то, что она мне сказала, написать не могу — такое было ее
условие. На прощанье Надежда Васильевна дала мне… нет, ни амулет, ни бубен,
а свой личный интернетовский адрес. Вот такие теперь шаманы живут в Бурятии.
На обратном, уже знакомом нам пути словно кто-то включил
перемотку видеокассеты назад в жутко ускоренном режиме. И вот, когда наконец
я переступил порог родной редакции и коллеги, радостно изумившись: «Живой!
— спросили: — Ну, как?»
Я честно ответил: «Соскучился!» Может быть, поэтому и надо
путешествовать за границу?
