Будущее представлялось достаточно туманным, настоящее — безрадостным. По ночам меня мучили кошмары. Приснилась, например, голова Ткаченко. Голова хитро подмигивала и говорила со мной человеческим голосом. Надо было как-то устраиваться в этой новой жизни. Вся беда в том, что я не знал как! И целыми днями бесцельно бродил по Киеву в надежде на случай. А что может быть приятней для праздно гуляющего человека, чем Крещатик с пышными каштанами и... И коммерческими ларьками, черт бы их побрал! Пара кроссовок — 700 у.е.! Сигареты «Мальборо» — 1,5 у.е. За что? За пачку! Оно, положим, можно прожить и без « Мальборо». Но мне стало до слез обидно, оттого что я не могу подойти к прилавку и небрежно бросить деньги: «Девушка, блок «Мальборо», пожалуйста». Красиво!
Пока я в уме переводил стоимость кроссовок в колбасу, ноги сами несли меня по улицам. И вдруг — чудо! Андреевская церковь! У.е. и килограммы исчезли. В душе запели ангелы, и я восторженно крутил головой, пока не уперся взглядом в плакат. Веселенькая девица на плакате призывала: «Купи себе немного ОВГЗ!» Ангелы умолкли. Размышляя о том, как собственно могут выглядеть эти самые ОВГЗ, я медленно шел по Андреевскому спуску, милому и гостеприимному. Выставки, вернисажи, театры... В открытых кафе за столиками сидели люди, которых по ошибке называют киевской богемой.
— Бутылочку коньячку и два кофе!
— С вас 90 гривен.
Вот черт! Так это половина моей зарплаты, не считая компенсации!
«Вот-вот, зарплаты, — ехидно сказал внутренний голос. — Нет у тебя уже никакой зарплаты, да и неизвестно, когда теперь будет».
Тьфу, что ж это за напасть такая! Дальше! Вниз! Вниз к Булгакову! Возле дома стояли двое мужчин и внимательно рассматривали скульптурный портрет Михаила Афанасьевича. Я подошел поближе.
— Великий, великий писатель, — говорил один из них.
— Да что там великий — гениальный! — возражал другой.
Первый загрустил: «Гениальный — то гениальный... А при жизни не печатали. Из театра выгнали, фактически был безработным».
У меня начал дергаться глаз. Что ж это получается? Неврастения получается. По улицам спокойно пройтись нельзя. Отчаявшись, я сел на трамвай и поехал домой.
Готов спорить с кем угодно: лучший маршрут в Киеве — № 31. А именно та его часть, когда подъезжаешь к мосту Патона и впереди из-за деревьев еще ничего не видишь, но сердцем уже знаешь — сейчас, сейчас! Пассажиры отгородились от всей этой красоты газетами. Чудаки, ей- богу!
— Здорово! — воскликнул один из читающих. — Молодец Мороз! Так избирателям и сказал: «Вы, мол, меня выберите, а я буду строить социализм с капиталистическим лицом».
— Мне Мороз тоже очень нравится, — застенчиво призналась женщина, сидящая в начале вагона.
— Ничего ваш Мороз не смыслит ни в капитализме, ни в социализме, — басом отозвалась задняя площадка.
— Он не мой, — вздохнула женщина и заскучала.
Тут мы выехали на мост. Огромное пространство, полное воздуха и света, размыло рамки вагонного стекла, и мы уже летим над Днепром в счастливом порыве. Нервное напряжение спало, и я почувствовал такую необычайную легкость и вдохновение, что встал и сказал так: — Добрые люди! Выберите президентом меня. Я обещаю вам все, что вы захотите, и даже немного больше. А самое главное — у меня появится работа!
В трамвае изумленно молчали.
— Свихнулся парень, — раздался наконец чей-то сочувственный голос, — кризис он кого хочешь доконает!
А трамвай подъезжал к близкому уже берегу. Кто знает, может быть, к берегу нашей новой надежды.
