А вырос Гуманитарный центр помощи переселенцам из комнатки в квартире режиссера Леси Литвиновой — в целый комплекс, и территориально, и функционально. Теперь женщина — одна из координаторов центра. А Фроловка стала прецедентным примером самоорганизации людей для помощи переселенцам. На территории есть центр регистрации, пункт выдачи еды, одежды, бытовой химии, лекарств, даже детская площадка. Это внешняя обертка, которую видит посетитель центра. А внутри — тысячи человеческих жизней и разных судеб. Сейчас Фроловка напоминает суетливый улей, который переживает вместе все трудности и радости, празднует дни рождения, а в последнее время и похороны. Чтобы тянуть такую ношу на себе, нужно быть эмоционально сильными людьми. О закулисье Фроловки, годовщине проекта и почему пришлось звонить по телефону министрам, чтобы разгрузить фуру с гуманитаркой на таможне, — «День» разговаривал с Лесей ЛИТВИНОВОЙ.
«КТО ГОВОРИТ, ЧТО В СТРАНЕ НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ, НЕПРАВ. ОДНАКО СИСТЕМА РАБОТАЕТ НЕ ТАК, КАК НУЖНО»
— На самом деле получилась накладка: Минсоцполитики в приказе, который передало на таможню, забыло дописать буквы «б/у». И нужно было переделывать документ, но это делают только в пятницу, груз пришел в понедельник. А пять дней простоя фуры в наши планы не входит, на Востоке уже все договорено. Потому что фура шла транзитом до Селидово, Волновахи и Славянска. Это работа прекрасной семьи из Швейцарии, кто-то из членов семьи женат на девушке из Донецка. Родственников там не осталось, но они считают своей обязанностью помочь. Семья организовала много людей, собрала одежду, постельное белье, госпиталку, игрушки, сами нашли здесь контакты, обо всем договорились, мы просто официально приняли груз, растаможили и передали дальше.
— Часто бывают подобные конфузы, из-за которых работа так останавливается?
— На самом деле редко. Кто говорит, что в стране ничего не изменилось, те неправы. Но система работает не так, как нужно. Не должен министр из отпуска звонить по телефону своим подчиненным с требованием переделать приказ. Это то же самое, как мой муж днями «разруливал» ситуацию с танками, которые не могли доехать до танкистов, потому что габариты на три сантиметра превышали заявленную норму. В итоге все свелось к тому, что этим занимался министр инфраструктуры. Но в принципе я не должна звонить по телефону ни министрам, ни советникам президента, это должны решать люди другого звена.
— У вас еще недавно был эксперимент с Министерством социальной политики, когда вместе с журналистами ходили на прием к чиновникам, что-то вышло из этого?
— Не хочу это комментировать. Это министерство не люблю, достаточно приятные ощущения от Павла Розенко, но от этого ведомство работать не начинает. Никто не знает, кто чем занимается за соседним столом.
— А другие органы власти на вас как-либо реагируют или не замечают ваш центр?
— А как они должны реагировать? То, что на нас не реагирует СЭС, пожарная охрана, спасибо им за это. Потому что сначала приходили из разных служб, у нас волонтеры прошли обязательные трехдневные курсы по противопожарной безопасности, поставили огнетушители, у нас есть ответственные за пожарную безопасность, за электричество. То, чем занимаемся мы, должны делать государственные органы. Но мы живем в разных плоскостях. Для государства переселенцев все-таки не существуют. Оно ограничилось выплатами, причем все понимают, что взрослые адекватные люди не пойдут их получать, потому что это длительная процедура, эти деньги проще заработать за то время, пока ты бегаешь по инстанциям. Но эти деньги задумывались как компенсация за коммунальные услуги, а полгода государство будет обеспечивать бесплатным жильем. Его никто не видит, денег тоже не хватает.
— Раньше «Восток SOS» вытребовал от госслужб отчет, что в какой области есть из жилья. Мы в редакции прозвонили ради эксперимента: на бумаге заявляют о свободных местах, а в реальности — ноль. Почему так?
— Мы то же самое делали по Киеву и области. На сайте министерства достаточно долго висел список мест для поселения. Мы люди не ленивые, все обзвонили, нет там никаких мест для поселения и не будет. Где-то изменилась форма собственности, где-то это за полную стоимость санатория, где-то люди вообще не понимают, каким образом попали в этот список. Мы потом с этим списком пришли в министерство — почему опубликовали непроверенную информацию. Оказалось, что это некому проверить, а эти данные дали из ГСЧС, а тем — от Минрегионстроя.
«СОТНЯ СЕМЕЙ В ДЕНЬ СЕЙЧАС — ЭТО НИЧТО ПО СРАВНЕНИЮ С ТЕМ, КОГДА ВЫЕЗЖАЛи ИЗ ДЕБАЛЬЦЕВО»
— Теперь о результатах Фроловки. Вам исполнился недавно год, чем вы гордитесь, достижений у центра много, но лично для вас, что сделало из Фроловки такой прецедент, чего государство до сих пор не научилось делать?
— Для нас наибольшее достижение — это то, что мы этот год пережили. Никто не думал, во что это все развернется. Еще до Фроловки это был уголок в моей квартире, гуманитарка там не очень помещалась, я иногда не могла Варю (младшую дочку. — Авт.) найти под завалами, ей тогда была неделя или дней десять. Потом это была одна комнатка на улице Берковецкой, там арендовала офис Оксана Сухорукова. Первыми волонтерами были ее и мои дети. Через месяц мы поняли, что нужно более просторное помещение. Так переехали на Фроловскую, здесь арендовал офис еще один наш координатор Арсений Финберг. Сначала лежали коробки на полу, учет велся на бумагах, потом появились стеллажи, спросили у хозяев территории, можно ли пару палаток поставить, потому что люди не помещаются, потом заключили договор нулевой аренды, и это распространилось на всю территорию. Но самой страшной была зима. Сотня семей в день сейчас — это ничто по сравнению с тем, когда выезжало Дебальцево. Ребята, которые готовили у нас на полевой кухне еду, рассказывали, что таких голодных людей не видели. Многие приходили сюда просто поесть, и это было страшно. Сейчас люди, которые выезжают, привыкли к обстрелам, преодолели какие-то внутренние препятствия, а тогда были люди с такими ранеными душами, что от каждого громкого звука кто-то падал, закрывал голову руками.
— А откуда в настоящее время уезжают люди?
— Стабильного потока нет, система пропусков толком не настроена, поэтому люди выезжают так, как повезет. Есть люди, которые с зимы оформляли пропуск.
«НЕ ПЕРВЫЙ РАЗ ОБРАЩАЮТСЯ, ЧТОБЫ ПОМОГЛИ С ПОХОРОНАМИ»
— Какая база данных, сколько переселенцев прошло на сегодняшний день время через Фроловку?
— Мы считаем по количеству обращений. Сейчас их где-то 50 тысяч. Плюс большое количество людей, которых мы не отмечаем, они пришли разово, например, искали донора ребенку. Несколько недель назад приходила женщина, ее двухгодичному ребенку нужно делать операцию на сердце и нужен донор. К сожалению, обращаются не впервые, чтобы помогли с похоронами. Нескольких человек мы похоронили, потому что больше некому не было этим заняться. У нас по закону для каждого человека предусмотрено бесплатное место на кладбище, но по месту прописки. Люди, которые выехали и умерли не дома, этого права не имеют. Места можно только купить, я хочу докопаться, кто за это отвечает. На сегодняшний день оптимальный вариант, который мы нашли, это кремация, а урны дома стоят.
НА ФРОЛОВСКОЙ ЕСТЬ ЦЕНТР РЕГИСТРАЦИИ, ПУНКТ ВЫДАЧИ ЕДЫ, ОДЕЖДЫ, БЫТОВОЙ ХИМИИ, ЛЕКАРСТВ, ДАЖЕ ДЕТСКАЯ ПЛОЩАДКА. ПРИЧЕМ ДЕТИ НЕ ТОЛЬКО ПРИНИМАЮТ УЧАСТИЕ В МЕРОПРИЯТИЯХ, ОРГАНИЗОВАННЫХ ДЛЯ НИХ, НО И САМИ ОХОТНО СТАНОВЯТСЯ ВОЛОНТЕРАМИ / ФОТО НИКОЛАЯ ТИМЧЕНКО / «День»
— Но у вас есть позитивные истории благодарности, когда-то вы рассказывали, что вам передавали даже яблоки из Луганска.
— Да, позитивного — много. Но самый главный наш позитив — дети. Мы летом запустили программу «Лето на Фроловской», практически все они после недели занятий приходили в волонтеры. И у нас сейчас много подростков с Востока, они такие позитивные.
«НА ОПРЕДЕЛЕННОМ ЭТАПЕ ПРИШЛА МЫСЛЬ, ЧТО К КОНЦУ МОЕЙ ЖИЗНИ НИЧЕГО, КРОМЕ ВОЙНЫ, УЖЕ НЕ БУДЕТ»
— Фроловка — как большая семья, Новый год вы праздновали вместе, выпускные в школе готовили вместе, летние каникулы устроили, теперь школа на носу. Насколько вам эмоционально тяжело, как вы все это выдерживаете?
— Бывает так, что думаешь: завтрашний день не переживу, больше не могу. На определенном этапе пришла мысль, что до конца моей жизни ничего, кроме войны, уже не будет. Это навсегда. И это меня сломало. Я не могла внутренне с этим смириться. Я понимала, что на даче я начала сажать сад, но его не будет, потому что нет времени ухаживать за деревьями. Я понимаю, что хотела бы снять еще одно кино, или хотя бы выпустить то, что лежит сейчас. Это фильм о детях с синдромом Дауна. Два года лежит, полностью готовый, остается только премьеру сделать.
— А другой фильм какой бы хотели?
— Хотелось бы чего-то светлого, но не о войне, не о переселенцах. Мне все коллеги говорят, что нужно снимать, у тебя сколько материалов. А я понимаю, что это настолько внутренне в меня вросло, что его не выплеснешь, чтобы ни сделал — будет плоским. Нельзя все эти перепады настроения, мозаику судеб передать, она ни во что не сложится. Это можно только прожить.
«НУЖНО ЗАНОВО СШИВАТЬ ОБЩЕСТВО...»
— Вы говорите, что война будет навсегда с вами, имеете в виду, когда это закончится, Фроловка будет жить своей жизнью, но связанной с войной?
— Мы периодически задумываемся над этим. Через определенное время раздавать одежду, еду и лекарства не будет потребности. Нужно заниматься социализацией, адаптацией людей, заново сшивать общество. Чем дольше конфликт будет затягиваться, тем сильнее люди будут отдаляться друг от друга. Те, кто приехал сюда, мешают, занимают чьи-то места, живут у кого-то дома, если бы государство взялось за эту проблему, чтобы переселенцы не висели на голове у остальных... Меня убивает то, что больше чем за год войны не было ни единого официального обращения к людям на оккупированных территориях.
Практически все семьи, так или иначе, втянуты в то, что происходит. Есть вещи, которые не прощаются, я не знаю, как будут мириться люди с оружием, которые стреляли друг в друга. Как будут мириться те, кто писал доносы, пленные с теми, кто их в плену держал. Это будет очень тяжело. Я вижу ребят, которые возвращаются с фронта, помню, какими они туда шли, они возвращаются сюда другими и никому не нужными.
— Как у вас сейчас с финансированием, какие ресурсы, есть ли постоянные спонсоры?
— Основные деньги — те, которые перечисляются на карточку. Если зимой это позволяло обеспечивать все потребности, то сейчас, если за день 100 гривен упало, это уже большой праздник. Такой большой центр тянет много, на медикаменты в месяц уходит тысяч 25 гривень, это кроме того, что приносят люди. На продукты — тысяч 30—35, на бытовую химию — тысяч 20—25. Сейчас нас очень спасает «Розетка» (интернет-магазин), они провели день рождения в нашу пользу, перечислили нам полтора миллиона гривен, но их можно тратить только на детей, такая была договоренность. Мы решили, что за эти средства будем лечить детей, сложные случаи, и за этот счет мы занимаемся с детьми в летней школе. Елена Лебидь (координатор центра) очень мечтает о детском клубе, но нужно нормальное помещение. Мы бы там показывали кино, хорошее, фестивальное, могли бы играть в шахматы, да и нужно им просто где-то встречаться и общаться. У нас же много киевских волонтеров-подростков, они все между собой передружились. Следующее поколение помирится, если мы будем им помогать.
P.S. К 1 сентября Фроловский центр собирает канцтовары для школьников: общие тетради, дневники, краски, пластилин, пеналы, ручки, карандаши, резинки, портфели и учебники. Принести можно по адресу: улица Фроловская, 9/11 с 11.00 до 19.00. Перевод средств: карточка «ПриватБанка» 5363542301941424 на имя Коваль Александры (Леся Литвинова).
