Уже в течение тринадцати лет ежедневно в редакцию нашей газеты поступают письма со всей Украины. Ничего странного. Ценна эта непрекращающаяся корреспонденция тем, что адресована она не только «Дню», главному редактору, авторам или читателям газеты, а и всему украинскому обществу. Таким образом украинское общество общается с самим собой, самостоятельно без «помощи» шумных политиков, диагностируя свое состояние. По пятницам и каждую субботу «стенограмму» этого неозвученного общения вы видите на страницах «Дня». Не лишним и не преувеличением будет утверждать, что страницы «Почты «Дня» в газете — одни из ключевых. И потому иногда, наполненные особыми знаниями или рассуждениями, письма читателей переходят в разряд первой темы, выступая красноречивым контрастом к мышиной суматохе «в верхах». Эту контрастность и в то же время значимость читателей для «Дня» подчеркивает изданный в этом году двухтомник «Екстракт 150», в котором рядом с именами Ивана Дзюбы, Джеймса Мейса, Яцека Куроня, Оксаны Пахлевской, Николая Жулинского и других «заслуженных» публицистов — имена наших читателей, вынесенные в отдельный раздел «Почта «Дня».
Думается, самое время здесь открыть одну сугубо творчески-производственную тайну «Дня»: часто мы, журналисты редакции, не без профессиональной зависти читаем письма наших читателей. Иногда они представляются нам более меткими, аналитически выверенными, по-журналистски более совершенными, и, наконец, — человечнее (а это одновременно значительно проще и сложнее) наших текстов. А наш главный редактор любит повторять, что наши читатели — это самое ценное, что имеет «День». Вспоминается письмо Виктора Петровича Золотого почти годичной давности, которое «День» опубликовал в номере от 26 февраля этого года, ведь определенным объяснением нашей «читательской зависимости» может стать предисловие к этому письму Ларисы Ившиной: «Нас часто спрашивают, где мы берем таких авторов? Приходилось даже слышать, что письма пишут в редакции... Эти «микроэлементы», которые привносят в газету наши талантливые читатели, нельзя создать искусственно. Это та — другая — Украина, которую не все видят, но которая всегда была перед моими глазами. Еще в 1997-м мы делали «День» под лозунгом «Украинское — значит интеллектуальное». «Золотые россыпи» наших авторов по всей стране — во всех регионах, малых-больших городах, селах, станциях и хуторах. Ежедневно, готовя газету, мы думаем об их высоком запросе к нам».
Кроме стимула для саморазвития, та «другая Украина» дает еще и повод для гордости. Потому что немного украинских изданий имеют таких адресатов. Поэтому каждый раз, получая ценные образцы эпистолярного жанра, «День» печатает их с благодарностью. А иногда читательские письма настолько трогают, что возникает потребность отблагодарить лично.
ПРЕДЫСТОРИЯ
Одно из таких особо трогательных писем (трогательных не своей наивностью, а наоборот — мудростью), которое подвигло нас на поездку, поступило в редакцию «Дня» недавно. В левом верхнем углу конверта с изображением Нестора Махно, в разделе «Адрес отправителя, индекс» было имя Владимира Ивановича Литовчака, жителя села Малютянка Киево-Святошинского района Киевской области. Чтобы читатели поняли, какой именно сантимент заставил нас лично познакомиться с Владимиром Ивановичем, представляем здесь его письмо под довольно эксцентричным и даже слишком самокритичным заголовком.
ИСТОРИЯ ЗНАКОМСТВА
Следовательно, после непродолжительных размышлений журналист и фотокор «Дня» был срочно снаряжен в «читательскую экспедицию». Но вдруг мы поняли, что конкретные координаты нашего пункта назначения — довольно призрачные. Так же как неизвестно: будет ли ждать нас автор письма осенним субботним утром. Да и, наконец: разве деликатные газетчики могут позволить себе появляться к читателям без предупреждения?
Не вдаваясь в подробности виртуальных поисков Владимира Литовчака, наших телефонных переговоров с сельсоветом Малютянки (кстати, достаточно приветливым) и не менее приветливым соседом Владимира Ивановича, скажем только, чтобы добыть из народных малютянских недр номер телефона нашего героя, пришлось провести хотя и «малогабаритное», но полноценное журналистское расследование. Поэтому, приближаясь к воротам одного из малютянских дворов по улице Гоголя, мы уже владели некоторой стратегически важной информацией. Приветливый голос сельсовета в трубке сообщил нам, что кроме искреннего переживания за судьбу украинского села (о чем мы вместе с вами узнали из письма), Владимир Иванович известен среди односельчан как заядлый фотолюбитель, который до сих пор упражняется в фотоискусстве на местных свадьбах. Удивленные таким современным и динамичным увлечением пенсионера, мы и представить не могли, что, как окажется позже, Владимир Иванович еще и токарь по дереву шестого (высшего) разряда, преподаватель физики, математики и производственного обучения, водитель-профессионал и киномеханик.
«Я думал, что вы над этим моим письмом посмеетесь да и выбросите его в мусорник. А вот оно во что вылилось. Такая честь мне», — такими словами встретил нас у дверей своего дома Владимир Литовчак, 84-летний пенсионер. Нам, в свою очередь, не без основания пришлось убеждать его, что в действительности это честь для нас, ведь, как известно (по крайней мере, это известно «Дню»), именно среди этих людей — высокообразованных пожилых мудрецов с провинциальных улиц Гоголя — надо искать самых справедливых и самых мудрых политологов, толкователей общественных процессов, экспертов. Тем более, когда первых людей страны одного за другим ловят на «проффесорских» дипломах.
Несмотря на солидный возраст и многочисленные, характерные для современников XX века, жизненные коллизии (которые нам еще надлежит несколькими штрихами отобразить в этом материале), Владимир Иванович сохранил живость — и в поведении, и в мышлении, и в общении. В отличие от своих втрое младших односельчан, которые, согласно нашим полевым наблюдениям, уже с самого утра субботы цедят пиво по углам и винным отделам гастрономов, 84-летний пенсионер держит целое хозяйство в порядке — включая сад и птицу. К тому же, живость Владимира Ивановича проявляется еще и в информационной осведомленности, он сохранил неравнодушие к окружающему миру, к тому, что происходит в его стране, то есть — свое социальное здоровье, которого недостает многим значительно младшим его украинцам. Кстати, об информационных вкусах. Среди печатных изданий интерес Владимира Литовчака заслужили только две газеты: «День» и «Слово просвіти». Раньше, по словам пенсионера, он выписывал также «Факти», «Київський регіон», «Вечірні вісті»... А потом? «Выбросил!» — взмахивает рукой Владимир Иванович. «Эти две газеты — лучшие, — утверждает он. — К тому же, я очень уважаю Ларису Ившину и Евгения Кирилловича Марчука. Ларису Ившину я помню еще со времен ее частых выступлений в передаче «Четвертая власть» («Боже, когда это было?!» — воскликнула наш редактор, услышав об этом уже от нас по возвращению в редакцию) .
Собственно, со взаимной комплиментарной ноты и начался наш разговор, который сам по себе выстроился в хронологически последовательную канву. К Владимиру Литовчаку мы приехали за знанием — тем важнейшим, называемым жизненным или историческим опытом. И как раз история XX века основной, как писали когда-то в школьных произведениях, «красной нитью», не спрашивая согласия, вплелась в жизнь Владимира Литовчака, и в большой степени определила ее.
ИСТОРИЯ ЖИЗНИ
Село Малютянка живет своей околостоличной, но неприметной и незаметной провинциальной жизнью. Для своих жителей, львиная доля которых добывает средства к существованию в Киеве, добираясь туда маршрутками-электричками, она остается всего-навсего «спальным районом». Незначительное 17-километровое расстояние от столицы оказывается значительно более ощутимым в жизненном измерении. Хотя история Малютянки — довольно давняя, а начинается она с того, что Выдубицкий монастырь поставил в этих краях водяную мельницу. Именно так на этом месте возникло поселение, которое со временем разрослось, и в котором уже позднее, в начале XX века долгое время жил художник Николай Пимоненко. На месте его дачи теперь — культурный центр села «два-в-одном»: музей Пимоненко плюс сельская библиотека.
Наш герой, Владимир Иванович Литовчак разделяет с Малютянкой ее историю только частично. Живет он здесь с недавних пор — с 1996 года. Ближе к столице он переехал из Ровно, чтобы быть рядом с дочкой и ее семьей, которые живут в Киеве. А по происхождению Владимир Иванович — северянин, родился в Черниговской области. Хотя мировоззрение его можно назвать западноукраинским, ведь в Ровно прошла самая большая часть его жизни. Большая, но не вся. В целом, чтобы проследить детальную траекторию жизни Владимира Литовчака, нужен атлас не только Украины, но и Европы, и России. Одновременно рассказ о его жизни — словно аудиокнига из истории Украины прошлого века — противоречивой, запутанной, жуткой. Зачем рассказывать ее именно так, локально? Ведь вряд ли частная история этого человека (так же как многих его ровесников) может пролить на эту часть истории операционный свет, представляя ее чем-то плоским и однозначным. Скорее, напротив. С другой же стороны, мы слишком часто злоупотребляем обобщениями, грех которого в стирании граней личностного. Под «резинкой» так называемой «общей истории» исчезает человеческое.
Владимир Литовчак является воплощенной в деталях и во плоти украинской историей, которая не нуждается в критерии объективности и достоверных сопроводительных материалах. По-видимому, многие из вас, читатели, в его жизненной истории найдут точки соприкосновения со своим личным или летописью своей семьи. Эти точки соприкосновения, к сожалению, — преимущественно трагические и, в конце концов, они и составляют ту «общую историю».
Владимир Литовчак рожден в 1926 году, как мы уже отмечали, в Черниговской области. Если быть географически более придирчивым, то место его рождения — это село Рудивка Прилуцкого района, о котором всезнающая «Википедия» дает лишь скупую информацию о 926 жителях. Более красноречивыми являются воспоминания Владимира Ивановича, который помнит эти места до критического перелома 30-х, и которому после многих лет жизни в совсем других широтах пришлось побывать в родном селе в нынешнем году. Говорит, что не узнал. Потому что там, где когда-то была Рудивка, теперь — «пустота». Только в его памяти это пространство до сих пор наполнено жизнью, детством и запахом... сушеного табака. Отец нашего героя в начале прошлого столетия был агентом по закупке основного сигаретного сырья на табачной фабрике в Прилуках. Ежедневно во двор к этой семье, где был и хороший дом, и сарай, и амбар, и хлев для скота, свозили множество табака, добавляя в атмосферу хозяйства такой достаточно экзотический штрих.
«А в 32-м году все это у нас забрали. Из дома выгнали. А в доме организовали штаб по организации колхоза. Отец наш исчез, а вернулся где-то под осень и вывез нас в Россию — спасаться от голода. Отец мой был очень мудрый. Он закончил четыре класса церковно-приходской школы, хорошо знал историю. Тенор, пел в церковном хоре, — вспоминает Владимир Иванович своего отца, который был репрессирован, но, к счастью, остался в живых. — Именно благодаря мудрости отца голода мы не испытали».
Так семья Владимира Ивановича оказалась в русской глубинке, почти под российско-эстонской границей, в Ленинградской (в настоящее время — Санкт-Петербургской) области. А там — «глухие леса, болота, озера и камни ледникового периода разбросаны по полям». «Парадокс в том, что в Украине, где такие плодородные земли, где, как говорят, на вербе вареники растут, люди вымирали от голода селами. А там, в России, где земля непригодна для того, чтобы что-то на ней выращивать, в то же время голода не было. Да, люди там жили бедно, в плохих домах, но от голода не пухли и не умирали».
С этим «затруднительным», но одновременно спасительным для семьи периодом у Владимира Ивановича связано, как он говорит, одно из самых ярких воспоминаний, которое, будто фото, до сих пор стоит у него перед глазами. «Помню, как отец повел меня в совхозную столовую. По-видимому, повар там был или украинец, или просто сочувствующий. Словом, набрал он мне целую миску макарон. Слышите? В Украине люди вымирали, а мне — целую миску макарон, а сверху на них — еще и кусок сливочного масла. И сейчас у меня этот привкус во рту, и та миска с макаронами, как фотография, перед глазами стоит».
Вернувшись в свою Рудивку, где, как и во всей Украине «на вербах вареники росли», тогда еще подросток Владимир Литовчак увидел сплошную тьму. «Во время голода умерло много людей. Село было черным. Таким оно мне показалось. Но никто ничего тогда не говорил. Потому что это грозило расправой. Только агитаторы ходили по селу с гармонистом и пели песню о Сталине: «Із-за гір та з-за високих сизокрил орел летить». А о голоде — ни единого слова. А хата наша стояла. Мы ходили мимо нее, но в ней жили другие люди».
Семья вынуждена была переехать в Прилуки, где вместо хаты, сарая — всего, что они имели до сих пор, — получили буквально убийственное жилье. Семье дали совсем небольшую комнатку в колхозной конторе, в которой пришлось спать на полу. «В том полу были огромные дыры, в два пальца. Младшая сестра из-за этого простудилась, заболела туберкулезом костей и в 19 лет умерла».
Оживленное хозяйствование советской власти, как вспоминает Владимир Иванович, длилось здесь, пока не запахло войной — еще одной точкой соприкосновения всеобщей истории и истории нашего героя. «Нужно было эвакуировать колхозный скот, гнать его своим ходом на восток. А некому! Бригадиры и другие колхозные начальники попрятались. Только потом, при немцах повылезали. И мой отец, который был репрессирован, заявил о своем желании этот скот эвакуировать. Немцы догнали его за Харьковом, в Богодухове».
Появились немцы и в Прилуках. С ними Владимир Литовчак — все еще подросток, пешком дошел до Австрии. Назад, в Украину он шел уже в составе войск советской армии. Это был конец войны. Следовательно, с декабря 1945 года до сентября 1950-го он прослужил в Ужгороде. Вспоминает, что писарь-каптенармус минометной роты Владимир Литовчак был самым грамотным в роте, с семилетним образованием. Листая армейский фотоальбом, с молодыми, но утомленными военным опытом лицами, он вспоминает, что именно во время службы он стал «заядлым фотолюбителем». «У старшины был целый чемодан фотоаппаратов, которыми я пользовался. Например, это фото сделано с помощью «Комсомольца», — со знанием дела рассказывает он. — Кадр 6 на 6! Еще был у меня американский «Кодак»: 4,5 на 6. Тогда пленок не было, фотографировали на стеклянные пластинки, которые закладывались в фотоаппарат. Это был негатив, а из негатива уже — фотографии».
Можно сказать даже, что Владимир Иванович оставил свой след в кинематографе. «Есть такое кино «Отряд особого назначения». С ним связана одна очень интересная история, — повествует он. — В Ровно мы жили в доме, который построил граф Любомирский как мужскую гимназию. В настоящий момент там находится Областной краеведческий музей. В войну там была резиденция Эрика Коха. Однажды, возвращаясь с работы, осенью в 1986 году, я увидел, что мой дом окружен немцами. Оказалось, что это съемки кинофильма. Я сразу заскочил в дом за фотоаппаратом, втесался между теми операторами и фотографами — и себе фотографирую. Когда однажды по телевидению натолкнулся на этот фильм — там оказалось все, как на моих снимках, — и наш дом, и на фронтоне «немецкая» надпись: «Берегите детей от партизан!» Прежде чем переехать в Ровно, сразу после армии, Владимир Иванович некоторое время жил Прилуках, работал на мебельном комбинате (оттуда, собственно, и происходит упомянутый выше токарь по дереву шестого — наивысшего!— разряда), дальше — вступил на физико-математический факультет в Ровенский педагогический институт. Параллельно — закончил курсы водителя-профессионала. Именно в Ровно Владимир Иванович создает собственную семью — женится, рождается дочка, работает методистом производственной учебы в Ровенской школе-интернате.
Следующая точка соприкосновения с большой, теперь уже новейшей, историей — это независимость, которую он встретил здесь же, на западно-украинских землях, как сам отмечает, «с большим интересом». «Я ходил на все митинги в Ровно, — вспоминает он. — Мне очень запомнился митинг, когда на центральной площади в Ровно вдруг начался ливень. Люди попрятались под навес. Туда поместилось человек пятьдесят. И вдруг без всякого хормейстера и дирижера все запели «Червону калину». Это было так трогательно!»
НОВАЯ ИСТОРИЯ
Собственно, Владимир Литовчак, «по сути, руховец», стал участником всех новейших демократических преобразований страны — начиная с тех волн, которые подняла независимость и продолжая помаранчевой революцией. «Понимаете, я, можно сказать, патриот. Я, по сути, руховец. Сожалею, что это все напрасно пропало», — комментирует он горький послереволюционный осадок.
Владимир Иванович поддерживает вступление Украины в НАТО и ЕС: «В настоящий момент только на себя ориентироваться нельзя. Украине рассчитывать на нейтралитет не стоит. Мы должны куда-то примкнуть. А поскольку Украина, по сути, страна европейская... Россия — это империализм и шовинизм. Я наблюдаю за нынешней ситуацией и вижу, что, как и раньше, в настоящий момент с Россией договориться невозможно. Она всегда проявляет свое пренебрежение. Такой парадокс: классическая культура в России на высоком уровне, а бытовая культура — на нуле. Это россияне привезли в Украину пьянство, драки. От товарищей отца я никогда, ни разу не слышал мат».
«Подаренный» советским наследием осадок и до сих пор ощутим, говорит наш герой. Он лежит так глубоко внутри, что от него очень непросто избавиться: «Самое страшное советское наследие — это страх и несвобода. Мы были такими закомплексованными, что не знали, как вести себя даже в каких-то бытовых моментах. Таких, как я, были миллионы, мы ходили, словно под колпаком: все оглядывались, всего боялись, боялись ступить вправо, влево или резко вперед. Этот страх чувствуется и до сих пор. Сделать как-то резко я как будто боюсь. Хотя оно и справедливо, но боюсь. Страх укоренился. А еще — безразличие. В настоящий момент в Малютянке на все село одна корова, — констатирует Владимир Иванович. — Есть возможности, но никому ничего не нужно. Если бы мне было лет 50, я бы не сидел дома, я бы организовал какой-то кооператив по обработке земли. А так — некому организовывать людей. Все едут на базар покупать бразильское сало. В советские времена украинцы потеряли «нить» хозяйствования. Одна дорога — на базар. И мысль: да как-нибудь протиснусь. Все это — следствие колхозного строя, он разучил хозяйничать. Как жил советский крестьянин? Немного вырастит, немного заработает, немного украдет — из этого состоял семейный бюджет. Желания идти работать в колхоз ни у кого не было. Фактически на работу загоняли. Теперь государство должно приобщить крестьян к хозяйству, заинтересовать их. Чтобы не ехали скитаться кто знает куда, а чтобы жили и работали в селе. А государство этого не делает. Тем временем село гибнет. В настоящий момент все силы правительства, президента, всех — нужно бросить на село. Во-первых, нужно согласие в верхах, они должны показывать пример. Потому что рыба начинает гнить с головы. Оттуда все причины».
Хотя в потенциал будущих выборов Владимир Литовчак не верит, мы спросили, как, по его мнению, будет развиваться Украина в ближайшее десятилетие. Правда, ответственность относительно такого глобального прогноза Владимир Иванович на себя не взял. «Вот это вы мне вопрос задали! Сам Бог не ответит! — сказал он со смехом, и прибавил уже серьезнее: — Я только могу сказать, что хотел бы, чтобы в Украине был порядок, чтобы люди жили в достатке».
ЗАВЕРШЕНИЕ ИСТОРИИ
Конечно, к нашему читателю мы не могли приехать с пустыми руками. В подарок Владимиру Литовчаку, автору очень самокритично озаглавленных «Дурнуватих думок маленького українця» (потому что, конечно, этот украинец — не маленький, а мысли его — мудрые), мы привезли фотоальбом «Дня» с наилучшими работами за десятилетний период проведения нашего Фотоконкурса, а также самую первую и, по-видимому, наиболее знаковую книгу из «Библиотеки газеты «День», которая дала название всей книжной серии, — «Украина Incognita». Зато после несколькочасового разговора, воспоминаний и рассуждений, в «дальнюю» дорогу в стольный град Киев Владимир Иванович нас снарядил очень основательно — целым набором домашних вкусностей. Конечно, теперь нас легко можно обвинить в подкупе, заказной статье, оплаченном пиаре и еще в чем угодно, особенно учитывая такой гастрономический набор: консервированные помидоры (две банки), черничное варенье (две банки), абрикосовое варенье (одна банка), домашнее вино (полтора литра), свежие куриные яйца (десяток).
Хвастаясь в редакции таким достатком, из пакетов мы доставали не только съедобные гостинцы, но и ту специфическую, такую же «свою», такую же домашнюю, как и эта консервация, атмосферу. Нам кажется, что именно такими и должны быть идеальные отношения «читатель-газета». Чтобы вся страна, включительно с металлургическими гигантами и общенациональными каналами, жила как большой, но очень прогрессивный «союз украинских хуторов» (как любит повторять Лариса Ившина), оснащенных по последнему слову ай-ти-технологий.
Консервированные помидоры, черничное и абрикосовое варенье (сваренное из плодов, которые проросли на плодородной, но не востребованной малютянской земле) смакует сейчас вся редакция «Дня». В который приходится жалеть о том, что, в отличие от нашего впечатления, которое еще кое-как поддается трансляции, вкус этих лакомств газетные страницы передать не в состоянии вовсе.
P.S. А я, между тем, не могу избавиться от сливочно-алюминиевого привкуса тех макарон из совхозной столовой. Кажется, меня преследует и аромат табака с прилуцкой фабрики начала прошлого века. И ничего, что это история вовсе не моей семьи. Но могла бы быть, не так ли?
«Глуповатые мысли маленького украинца
Колхозный строй отучил от ведения хозяйства в частном крестьянском хозяйстве.
И вот слоняются по селу сильные молодые мужики, не находя применения своей силы.
В любых обстоятельствах выход есть, нужно только захотеть. Человек может найти себе работу.
Почему бы, вместо того, чтобы искать рюмку, не выращивать в частном хозяйстве свиней, коров, домашнюю птицу, кролей. Нужно работать с утра до вечера — не хочется. Ждут, что кто-то что-то даст, накормит. Вот и кормят некачественной сельскохозяйственной продукцией. Домашняя продукция была бы натуральной, экологически чистой, более качественной. А выращенное в хозяйстве можно было бы сбывать на рынке. Тогда были бы более дешевые продукты, возможно бы, и гривня не стоила бы 8 грн. за 1 доллар, а возможно, 4 — 5 грн. Тогда и крестьянин мог бы купить фураж за более дешевую цену.
А чтобы поощрить крестьян-единоличников к работе, нужна помощь государства в виде дотаций, льгот, создание разных кооперативов для помощи крестьянину в обработке земли, содержании живности, сбыта продукции без посредников.
Над этим должны работать специалисты в НАН, Кабмине, Верховной Раде. К сожалению, в нынешней Верховной Раде отсутствуют специалисты, думать некому.
