ЧАСТЬ II. «КИБЕРОН, ИЛИ КАК ЩУКИН ПОПРАВИЛ ДЕКАРТА»
Теплым летним днем Финкель возвращался из университета
в родное общежитие факультета кибернетики. Неожиданное счастье в виде успешно
сданного экзамена и ласковое солнышко согрели его студенческую душу, и
на душе этой было чисто и радостно.
Финкель зашел в общежитие, улыбнулся обольстительной улыбкой
вахтеру и взбежал по лестнице на четвертый этаж, громко топая башмаками.
Крикнув веселым хриплым голосом: «Кто-кто в теремочке живет?», — он дернул
за веревочку и впорхнул в комнату.
Обстановка комнаты напоминала о бренности всего земного
и об изменчивости фортуны.
Кроме всего прочего, на кровати спал Щукин. Но все это
было знакомо Финкелю и не сбило его фривольного настроения. Пританцовывая,
он полез в холодильник за тапочками. Дверца холодильника со скрипом отворилась,
но не теплом родного домашнего очага повеяло оттуда, а холодом.
Тапочек в холодильнике не было!
Вместо них: нежная зелень салата обволакивала красные куски
мяса, ленивой желтизной отливало масло в масленке, радовал глаз холодец
в миске, а из кастрюльки кокетливо выглядывали куриные потрошки. В глазах
Финкеля засверкали молнии, и когда сквозь всполохи увидел он шампанское
в морозилке, из какого-то маленького уголка сознания, незамутненного атеизмом,
всплыло единственное естественное объяснение: КОНЕЦ СВЕТА!
— Да... Вот оно, значит, как выглядит, — ошеломленно думал
он, сидя на полу перед холодильником. — Что ж предъявлю я Господу на страшном
суде? Что у меня за душой? Разве что распечатки да общежитскую койку с
казенным бельем... Не мало ли будет? — забеспокоился было Финкель, но тут
его, как и всякого человека, получавшего образование в отечественном вузе,
обуяла неуверенность:
— А вдруг не конец света, а?.. Вдруг что-нибудь другое,
например, просто-напросто сумасшествие?..
И подсказать некому, — совсем затосковал он.
— Ну, как впечатленьице? — раздался знакомый самодовольный
голос.
— Та-а-а-к, это не конец света, не сумасшествие, это гораздо
хуже — очередная затея Щукина. Что же на этот раз?
— На этот раз — Киберон. Плод моей гениальной мысли и вдохновения.
Искусственный интеллект на полном самообеспечении.
Щукин встал с кровати и прошлепал босиком в угол, где на
тонких металлических ногах стояло странное сооружение, увенчанное сверху
двумя наглухо запаянными бутылками из-под пива.
— Я его на ночь к книжному шкафу подключил, чтобы информации
набрался.
— Судя по холодильнику, набрался он ее из книги «О вкусной
и здоровой пище».
— Добрый вечер, — скрипучий голос исходил явно из щукинского
детища.
— Ура! — завопил Щукин. — Нобелевка! По этому поводу, —
он достал из холодильника шампанское и налил в три бокала.
Однако Киберон пить вежливо отказался, сославшись при этом
на идеи академика Амосова. Потом подошел к книжному шкафу. Нежно потерся
об него боком. Достал с полки учебник математики и углубился в него с таким
интересом, словно это была книга по недокументированным прерываниям WINDOWS.
Помыкавшись без дела по комнате, соседи уселись перед телевизором,
предвкушая очередной боевик. Но ровно в 22.00 Киберон выключил свет.
— Академик Амосов рекомендует режим, — твердо сказал он
и обидчиво добавил: — Попрошу в комнате не курить и громко не разговаривать.
Утром непостижимое существо устроило подъем в шесть часов.
Студенты орали так, будто их режут, но Киберон невозмутимо стянул с них
одеяла и погнал на зарядку, гнусаво напевая: «Если хочешь быть здоров...».
Петь Киберон пристрастился с момента своего создания и пел с превеликим
удовольствием. Если учесть, что память у него была практически безграничной,
то к утру он обладал огромным песенным репертуаром: от эпоса эскимосов
до Аллы Пугачевой и от песен русских ямщиков до «Битлз». При этом и слуха,
и голоса был лишен начисто.
— Что-то в схеме напутал, — бормотал Щукин, слушая завывания
Киберона.
— Каков папаша, таков и ребеночек, — ехидно заметил Финкель.
— Тебе что, слава Бари Алибасова покоя не дает?!
Однако вскоре им стало не до препирательств. Механический
тренер задал такой темп, что бег стал походить на скачки.
— Что ж он так гонит-то? Ведь у Амосова бег трусцой. Что
он у тебя за ночь еще переработал?
— Я... там... о наших десантниках, — тяжело выдохнул Щукин
на повороте.
— Идиот! Ты что не мог «Обломова» подложить! Классику,
классику читать надо!
Сзади, как вольный сын монгольских степей, легко семенил
Киберон.
После зарядки он приготовил завтрак и отвел друзей на занятия.
Началась тяжелая правильная жизнь. Зарядка, лекции, секция
карате, курсы английского, французского, немецкого и... О, Господи! Бальные
танцы! Щукин начал заводить разговоры о своей душе и прочих ужасных вещах.
Товарищи не могли им помочь — Киберон отпугивал всех от комнаты, мастерски
имитируя голос декана. Друзья терпели, памятуя о научном значении эксперимента
для блага всего человечества.
Но когда за их спиной стал раздаваться восторженный шепот
девушек: «Посмотри, посмотри какие приличные молодые люди», — терпению
пришел конец.
Однажды вечером Щукин притащил из библиотеки толстенную
книгу «Искусственный интеллект — миф или реальность?» и подсунул ее Киберону.
Тот, не подозревая ловушки, как всегда, с удовольствием начал поглощать
информацию. В 22.00 Киберон не выключил свет. Это был первый звонок. Подвывая
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», он поглощал страницу за страницей
и потихоньку нагревался. К утру в комнате было жарко, как в бане. Киберон
метался по комнате, потом вдруг осел, и, в отчаянии обхватив голову шарнирными
конечностями, выкрикнул: «Мыслю — следовательно, существую!». В бутылках
что-то красиво засветилось синими всполохами, и он затих. Несостоявшиеся
нобелевские лауреаты тихо подошли к останкам.
— Ну что, сынок, помогли тебе твои книги? — грустно пробормотал
Щукин. — У нас, брат, теперь чтобы существовать — не мыслить, а крутиться
надо!».
Впрочем, это уже совсем другая история...
