ЧАСТЬ 1:
«КОГДА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ СТИПЕНДИЯ»
В начале весны, в канун прилета птиц и появления первых
подснежников, в комнате № 80 потихоньку расцветал махровым цветом каннибализм.
Хотя шел уже первый час ночи, никто из жителей комнаты
не спал, опасаясь быть съеденным своими соседями. Тяжелее всех было Щукину,
который, изменив своей многолетней привычке, не поспал днем на лекциях.
Его веки налились свинцом, а голова раскалывалась, как будто он несколько
часов подряд смотрел по телевизору репортажи с заседания Верховной Рады.
Щукин встряхивал головой и напряженно вглядывался в темноту, в которой
горели мерцающими зелеными огоньками четыре глаза. Речь шла о жизни и смерти!
Он затаил дыхание и тихонько стукнул головой о шкаф. По всей Вселенной
прокатился глухой звук, как от удара палкой по пустому железному ведру,
и затих где-то в районе Альфа Центавра. И сразу наступила такая удивительная
тишина, какая бывает только в студенческом общежитии после полуночи.
Заглянула в окошко полная луна, и в ее мертвенно бледном
свете увидел Щукин небритые физиономии Плаксина и Финкеля, любезных своих
соседей по комнате.
Финкель с ласковой улыбкой смотрел на него, почесывая голову.
«В принципе, — сказал он, не переставая почесываться, — вурдалаки были
не так уж не правы». Плаксин плотоядно щелкнул зубами и пробормотал: «Все
упыри — отличные ребята! Про это даже у Пушкина...». Что именно было у
Пушкина про упырей, Плаксин не договорил и стал медленно приближаться к
Щукину.
«Не подходи, — заорал тот, — не подходи, укокошу!». Перед
взором Щукина в один миг пронеслась вся распечатка его последней программы,
написанной для университетского компьютера. Программа была почему-то напечатана
кроваво-красными буквами. Потом все завертелось в его глазах в такт популярному
вальсу из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». На секунду из этой
кутерьмы выглянуло улыбающееся лицо декана. Лицо подмигнуло и спросило:
«Почем фунт лиха, браток?». Щукин и хотел было ответить, но сказать уже
ничего не мог. Проваливаясь в черную бездну, он запоздало удивился тому,
что декан меряет лихо на фунты, а не на гривни.
Разбудили его громкие голоса. Плаксин и Финкель сидели
на полу и, переругиваясь, тянули каждый в свою сторону единственную в комнате
сковородку.
— Китайцы говорят, что есть можно все, — горячился Плаксин,
— надо только знать, как приготовить!
— Я не китаец, — с достоинством возражал Финкель.
Это был настолько железный аргумент, что даже Плаксин не
нашел, что возразить, и заткнулся.
— О чем спор? — заинтересовался Щукин, пришедший в себя
после кошмарного сна.
— Он предлагает съесть Гошу, — брезгливо скривился Финкель.
Гоша был единственным тараканом в комнате. Остальных Финкель
давно вывел, но Гоша был самым хитрым, самым опытным и достаточно упитанным
тараканом.
— Консенсус есть? — деловито осведомился Щукин.
— Ни черта у нас нет, — горько ответил Плаксин, — даже
подсолнечного масла.
— Ваш спор нужно решить демократическим путем, а именно:
голосованием.
— Причем открытым и поименным, — снова воспрянул духом
Плаксин.
За съедение таракана проголосовало две трети присутствующих,
и судьба несчастного насекомого была, таким образом, решена квалифицированным
большинством голосов.
Финкель и Щукин сели в засаду за тумбочкой. Плаксин был
загонщиком. С гадкой улыбкой достал он учебник английского языка, открыл
его и начал читать...
Небеса содрогнулись от жуткого, леденящего душу житомирского
акцента. И тут, вопреки ожиданиям, вместо Гоши из стены, завывая и скрежеща
зубами, вышел мужчина в старомодном камзоле, ботфортах и при шпаге. Мужчина
сел на пол посредине комнаты, обхватил голову руками и заплакал.
— Мужик, ты кто такой будешь? — спросил слегка удивленный
Плаксин.
— Уильям, — объявил незнакомец, не переставая плакать.
— А что ж ты так убиваешься?
— Шекспир, — пояснил вновь прибывший и заплакал еще горше.
Плаксин крякнул и, закрыв ненавистную книгу, смущенно пробормотал:
«Трапылась эрора. Извини, брат, что потревожили, больше не повторится.
Слово чести!». При этом он приложил руку к тому месту, где у нормальных
людей, никогда не живших в общежитиях, находится сердце.
Великий драматург встал с пола и, не переставая рыдать,
убрался из комнаты.
— Видать к романо-германцам пошел, — задумчиво сказал Финкель,
— у них завтра зачет по иностранному.
— Нет, друзья мои, так дальше жить нельзя, — решительно
провозгласил Щукин, — необходимо пошевелить мозгами и что-то придумать!
И он придумал. Впрочем, это уже совсем другая история...
(Продолжение следует)
