О ее жизни можно написать роман, но ее жизнь сложнее и интереснее
романов. Никогда нарочно не придумаешь тех поворотов, которые с упрямством,
словно все время испытывая, ей подбрасывает судьба. А три года назад Раиса
Ивановна Кобук начала жизнь вообще словно с чистого листа: в чужом селе,
нанимая комнатку в чужих хатах, чтобы впоследствии стать то ли мамкой,
то ли нянькой совсем чужим детям — круглым сиротам Евгению и Андрею Бондарукам.
Но если бы мне пришлось писать о ней роман, я бы начала,
конечно, с пролога. С того, что назвали ее в честь сестры отца, которая
ушла из жизни очень рано. На отцовской свадьбе, по обычаю, тетю Раису качали
на корыте. В какой-то момент подвыпившие мужчины так сильно качнули сестру
жениха, что она ударилась головой о потолок, а через полгода и умерла.
Отец очень любил сестру, которую по-деревенски называли просто Роней или
Ронькой, так звал и свою дочь. Так в семье зовут ее и до сих пор. В связи
с чем случались смешные ситуации, когда к Раисе Ивановне как директору
школы или председателю сельсовета приходили домой по делам люди, а мать
на просьбу ее позвать простодушно отвечала: «Раису Ивановну вам? А, Роньку!
Так она в садике, сейчас позову!»
Трагическая судьба тетки словно тянулась за ней по жизни.
Рано умер папа, сполна хлебнула сиротской судьбы, и если бы не помощь добрых
людей, вряд ли закончила бы педучилище. Не было кому заступиться, и по
направлению поехала в далекое полесское село. А там — рано вышла замуж
за простого сельского парня, который работал ездовым в колхозе и очень
хорошо играл на баяне. А в 23 года, когда только живи и радуйся, она тяжело
заболела и ее направили в онкодиспансер.
— Мама думала, что я ничего не понимаю, а сама тихонько
плакала. Я же считала последние дни... Однако одно название диспансера
напугало так, что я туда на лечение не пошла, пошла в другую больницу,
собрала все силы и таки выздоровела...
Потом она будет болеть еще не раз. Перенесет операции.
Три раза будет брать академки, учась на факультете журналистики Львовского
университета.
А несколько лет назад Раиса Ивановна стала безработной:
сократили ее должность директора малокомплектной начальной школы. Год просидела
дома, вышила двадцать полотенец — и почувствовала, что без работы пропадет.
В отделе образования, сознается, хорошо исповедали, так как при сокращении,
зная ее опыт и энергию, предлагали другие школы, а она упиралась. На этот
раз тоже дали на выбор несколько школ. В селе Борочиче, где живет семья,
уже мало что держало.
— Сын женился, появилась внучка. А у нас — две маленькие
комнатки. Даже кроватку детскую поставить негде. Говорю мужу: перейдем
к маме, там места хватает. Сказал, что из своей хаты не пойдет. Тогда пошла
я.
А там и в Рачине оказалась. Месяц ходила пешком из Борочич
в Гороховую, где садилась на автобус до Рачина. Иногда ночевала у сестры
в райцентре. Начало рано темнеть и добрые люди в селе приняли на квартиру,
где полтора года в мире и согласии с ними и прожила, а в августе прошлого
года отметила свое 50-летие.
***
И здесь в романе должна бы наступить завязка.
— Слышу, говорят в школе, что сестра Бондаруков вышла замуж
и уезжает из села. Поскольку старший брат, Андрей, учится в училище в Берестечке,
то младшего, Евгения, начали оформлять в интернат. А он не хочет! Родители
же их умерли семь лет назад. Родни близкой нет. Почему-то мне этот разговор
в душу запал. Подумала: а что если я к ним на квартиру пойду? Кто же им
есть варит?
В воскресенье и пошла. Парни не таились: рассказали, что
есть поросенок, на которого все надежды возлагают, а на обед суп сварили.
Синяя постная юшка из фасоли, без кусочка хлеба в хате, это вероятно, ее
и доконало. Сбегала домой (то есть на квартиру), принесла маргарин ( и
у самой на то время смальца не было), сделала к супу приправу... Смотрела,
как ели, и в душе плакала. Съездила на выходные в Борочиче, привезла хлеб:
буханку себе, буханку им. Вечером зашла: уже тот хлеб доели. Ни крупы,
ни муки. Побелила Бондарукам хату. Купила краски — покрасила. А с первого
сентября пообещала к ним перебраться.
— Пообещала, а сама мучаюсь. Уже и испугалась. Люди начали
отговаривать, зачем это тебе, как поможешь двум почти взрослым парням?
Жене же — 16, а Андрею в декабре 19 исполнилось. И не знала, как хозяева
мои посмотрят: уйти от них, когда ничем не обидели, тоже не по себе.
Так и тянула время в размышлениях, решив, в конце концов,
никуда не переселяться, пока Андрей сам не приехал с подводой: вещи перевезти.
Договорились, что за постой она деньги не платит, а варит есть, стирает...
***
К сюжет у я бы взяла в качестве эпиграфа поэтическую
строку, которой сама Раиса Ивановна характеризует себя как человека:
— «Когда-то были романтики, а теперь — ревматики». Не помню,
кто это сказал, но я, вероятно, романтиком осталась!
Сказать, что в селе ее поступок посчитали странным, это
не сказать почти ничего. Сердятся и домашние. Больше всего ревновала внучка,
замучала вопросами, кого бабушка больше любит: ее или уже Андрея с Женей?
Муж и мать сначала в один голос отговаривали: зачем тебе чужие заботы?
Однако на храмовый праздник, на Рождество уже принимали сирот у себя. Сын,
который свою маму хорошо знает, к ее поступку сразу отнесся толерантно:
«Ну, наша мамка такая — все бы отдала!» А невестка, когда свекровь едет
из Борочича в Рачин, харчами поделится, полную сумку накладет.
— Вот у нее двадцать гривен одолжила, — сознается Раиса
Ивановна. — Наташа (сестра Бондаруков) должна приехать, а ее ребенку как
раз годок будет. Хочу торт испечь, принять нужно, как следует.
Старшей из сирот, Наташе, уже 23 года, у нее и своих двое
детей. Однако когда поросенка закололи, Раиса Ивановна послала Андрея к
сестре со свежиной: четвертину отдал. Убедила, поскольку в доме он теперь
хозяин, то и сахаром за обработанную свеклу с сестрой поделиться должен.
Поросенка же досмотрела Раиса Ивановна: парни на занятиях.
На огороде собрала зелень, помогла выкопать картошку. Урожай небольшой,
на посадку не хватит, поэтому держит, не ест свою — в Борочичах мама огородик
выделила, мешка четыре клубней «на Рачин» уже отложила. Чеснок привезла,
похуже на еду, получше — на семена будет. Нет свеклы, моркови, капусты
— идет и покупает.
Завела квартирантка ребятам и кур.
— Заработала цыплят осенью, когда ездила в Корытницу к
сестриной свекрови картошку копать. Она и говорит: «Я тебе заплачу, напрасно
что ли ты у меня на поле целый день землю копала?» От денег едва отделалась.
А шурин и идею подал: «Мама, у вас есть поздние цыплята, наседка сама вывела,
отдайте их Рае!» Я в Рачин 13 цыплят привезла, восемь, правда, коршун с
собакой съели, но пять есть!
Заработала и сахара два мешка.
— Андрей сердился, зачем этот сахар, сам заработал четыре
мешка. Но свекла — около хаты, как не сделать и не заработать? Говорю ему:
будут вам деньги нужны — я свой сахар продам, а не твой! Своим сам распорядишься.
Андрей не помог ей вырвать ни одной свеклы. Хотя надеялась...
О помощи не просила: парень взрослый, сам должен догадаться. А чужого ребенка
как заставлять? Теперь эта ситуация вспоминается с юмором.
— Пришла в обед со школы, Андрей лежит, музыку слушает.
Я от обиды и есть уже не готовила, а сразу на поле пошла. Прихожу вечером,
он картошку нажарил и меня приглашает есть. «Благодарю, — говорю, — я сыта».
Но грузить свеклу уже помог!
Так же промолчала, когда получив пенсию за себя и брата
(а это около сотни гривен) Андрей «на хозяйство» выделил только 7 гривен.
Даже учитывая те деньги, которые Раиса Ивановна заплатила бы за постой,
этого мало. Стало трудно, использовала деньги, которые отложила себе на
дрова. На пилораме обрезков выпросила. Школьный кочегар, проведя газ, отдал
сиротам свои дрова — месяц бесплатно, считай, топили. Немного дров ребята
и сами с друзьями заготовили.
— Я всегда выкручусь. А он, знаю, на ружье деньги собирает.
Очень уж любит охоту, охотники Андрея с удовольствием за погонщика берут.
Однажды даже зайца дали. Большая была зайчиха! Я всю ему в училище стушила.
Самая большая забота — что дать парню в Берестечко. Осенью
КСП выделил сиротам центнер зерна бесплатно. Андрей смолол, еще немного
муки было. В духовке хлеб печет. То голубцов сделает, то капусты натушит,
то вареников, то пирожков ленивых... Но с пустой сумкой из дома никогда
не едет.
— Я только одно говорю: будешь пропускать занятия (пропускал
же неделями. — Авт. ), с училища выгонят — пропадешь! Пенсию за
родителей снимут, а доходов ведь никаких, и как выживешь?
***
Какая же из этой истории мораль ?
— Люди говорят: думаешь, поблагодарят тебя? А я вспоминаю
библейский рассказ о том, что Христос чудеса творил — и его один из десяти
благодарил. А я, простая смертная, должна для себя больше требовать? Еще
должна думать, поблагодарит ли меня ребенок?..
Как натура романтическая, Раиса Ивановна и поэтические
строки по этому случаю может вспомнить: «Да будет жизнь твоя для всех других
отрадой. Дари себя другим, как гроздья винограда. Но если нет в тебе такой
большой души, то маленькая пусть сияет, как лампада...»
Очень хорошие у сирот соседи. Лысы часто молоко дают, сметану.
— Как-то послала Андрея с 5 гривнями. Говорю: без денег
уже и не бери! Приносит и смеется: дали сдачу. Те самые 5 гривен вынимает...
Маслечки хлебом и молоком делятся. Хотя своих девять душ
семьи: пять детей, хозяева, брат хозяина и бабушка. Морозы, тоже семья
многодетная, но чем могут, тем и помогут.
***
Так что же, будет в этой истории счастливый конец ?
Долго ли выдержит Раиса Ивановна студенчески-спартанский быт? В ее комнатке
стол — от подруги, бывшей заведующей Домом культуры из Борочич Раисы Лащук.
Кровать привезла с Яворова землячка Надежда Михальчук. Сестра дала матрац,
ковер — секретарь сельсовета из Цегова Надежда Лащук, другая подруга электродуховку
передала... Ибо из дома к маме Раиса Ивановна забрала только свои вещи
и два шкафа с книгами.
— Говорил муж, что как с чемоданом пришла, так и ушла.
Но никогда ни у кого одалживать не ходила, все ко мне!
Натура не просто романтическая, но и лирическая, она играет
на скрипке, пишет стихи, на которые в Марьяновке, Борочиче написали немало
песен. Уже и о Рачине песню написала и ее пели на десятилетии местной школы:
«Там, де бере початок Луга, де у високих травах береги,
мої там батько, ненька, друзі, моє село, мій Рачин дорогий... Рачин — колиско
моя, Рачин — мов спів солов’я, Рачин — ти щастя моє!..»
— Я последнюю строку иногда пою так: «Рачин — нещастя моє!»
— со смехом прибавляет Раиса Ивановна, которую никогда, кажется, не покидает
оптимизм, хотя приходится ей нелегко. Когда-то в одном из своих «примитивных»,
как самокритично говорит Раиса Ивановна, стихотворений она написала такие
строки — по другому поводу, но ведь такие меткие для многих жизненных ситуаций,
в которых оказывается человек в чужом краю: «... А з-за тинів зорять людські
плетухи. Якби не ми, вони б з нудьги померли. І вже несуть в кінець села
щодуху «новини» свіжі в чорних своїх жерлах. Їм не збагнути почуття високі.
Готові все вони облити брудом. У них серця холодні і жорстокі. Але, на
жаль, іще й такі є люди!»
Пока же эпизод выписывается так.
— Очень тянет в семью... Внучка в этом году должна идти
в первый класс, а если буду работать в Рачине, не увижу, как она пойдет
в школу. И ребят хочется поддержать, пока сами на ноги станут...
Недавно же в сиротском доме опять закончились дрова. Поехав
в Борочичи, Раиса Ивановна вернулась в Рачин подводой вместе со своим мужем:
привезли уже нарубанные дрова. Андрей из Берестечка привез разные семена
и, что совсем неожиданно, квартирантке-опекунше — шоколадку.
— Уже без меня, наверное, отсеетесь! — сказала она.
— А вы же обещали, что еще меня будете женить и свадьбу
сыграете! — ответил Андрей.
