Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Виктор ПРИХОДЬКО: «Национальное кино – это, в первую очередь, хорошее кино»

19 декабря, 2003 - 00:00


У вновь назначенного генерального директора Национальной киностудии имени Довженко работы — прорва, непочатый край, уместны самые сильные эпитеты. Задача формулируется просто: из того, что он получил в наследство, сделать вновь киностудию, на которой будут сниматься фильмы. Учитывая коматозное состояние как самой студии, так и всего отечественного кино в целом, — звучит как фантастика. Но, похоже, Приходько, который имеет опыт создания успешных проектов на пустом месте (телекомпания «ПроТВ», программы которой успешно шли на «1+1» и продавались на российский телерынок, канал «СТБ»), уверен в себе. Действовать ему придется не благодаря, а вопреки обстоятельствам. В той же России чиновники и олигархи в кино разбираются не лучше наших, но деньги на него дают исправно. Потому и фильмов выходит десятки в год. У нас же, похоже, с отсутствием кинематографа смирились и сами киношники. И надеются только на чудо. Но у Виктора Приходько в планах не чудеса, а конкретные действия.

О том, что он собирается предпринять, мы и поговорили.

ЖЕЛЕЗЯКИ И ЧЕЛОВЕКИ

— В своем выступлении на пленуме кинематографистов, по-моему, спустя месяц после вашего назначения, вы довольно четко определили основную цель: из того, что есть сегодня, сделать кинофабрику. Как вы это видите?

— Студия сейчас работает в двух направлениях: во-первых, обслуживает, именно как кинофабрика, картину, предоставляя производственные мощности; во-вторых, пишет проекты, собирает сценарии, запускает в министерство, получает деньги, то есть занимается продюсерской деятельностью. Чтобы сделать кинофабрику, надо отказаться от продюсерской деятельности. А теперь вопрос, как сделать хорошую кинофабрику. Кинофабрика, как и любой производственный процесс, состоит из двух частей: из железяк и из человека. Железяки уже ржавые, а человеки старые...

— И с чем проще?

— Железяки можно либо поменять, либо взять в аренду. Люди — главная проблема. Это — проблема самоуважения. Люди бьют себя в грудь и говорят: мы здесь 50 лет не просыхая работаем. Но те, кто согласны работать в таких условиях, как сейчас, хотя бы один день, для меня потенциальными сотрудниками не являются, понимаете? Мы сделали небольшой фотоальбом состояния киностудии, разнесли его по фракциям Рады, они посмотрели и добавили денег в бюджет Минкультуры. Потому что состояние не просто плохое и даже не чудовищное. Оно оторопь вызывает. Говорить о том, что кто-то возродит национальный кинематограф в таких условиях, по меньшей мере, наивно.

— Любопытно, как профессиональная среда отреагировала на ваши предложения.

— Не далее как сегодня мы собирались с руководителями творческих объединений. Я рассказал, как представляю себе реорганизацию, они тут же начали вспоминать ветхозаветные тексты о том, что надо возродить, усилить, объединить, в том числе сказали, а как же национальная идея? Сразу вспоминается забавная история. Пришли ко мне еще на телевидение из какого-то рекламного агентства, с таким предложением: «Напишите нам сценарий телепрограммы, к которой два требования. Первое — чтобы это был взрыв на телевидении, второе — чтобы люди, когда посмотрели программу, поняли, в чем смысл жизни». Я подумал, что они шутят, и в этом же стиле отвечаю: «Я-то написать сценарий могу, но это же телевидение, цикловая программа, если они после первой программы поймут, в чем смысл жизни, не о чем будет делать вторую». Они сказали: «Неважно! Мы разберемся». И когда я увидел, что они не шутят, попросил: дайте мне аванс и изложите, буквально на полстранички, в чем смысл жизни, а я вам распишу это в сценарии. На этом сотрудничество закончилось, они пропали, их уже нет 15 лет, но я горжусь тем, что аванс за программу все-таки получил. Тот же анекдот и с национальной идеей в искусстве.

— Давайте вернемся к менее опасной теме — кинофабрике.

— Мы должны обеспечить все условия для работы. Нужна карета? Вот вам карета. Нужна обработка пленки? Вот обработка пленки. Должно быть все — и хорошего качества. Нормальные люди придут, только если там будет чисто, аккуратно, безопасно, удобно, и все есть, и все работает.

— А кадры?

— Кадры с этого и начинаются. Студия должна быть чистая, аккуратная. Там бегают стаи собак, пару дней назад наконец- то их отловили. Не горел свет, уже частично починили, хотя бы не страшно ходить. Какие-то конторы, торгующие сантехникой, оружием, ободранные обвалившиеся стены, и так далее. Находиться в такой обстановке в одухотворенном состоянии невозможно. Надо просто разгрести авгиевы конюшни, а потом насытить освободившееся от мусора место современной техникой.

— А как это конкретно сделать?

— Шаги уже предприняты. Они заключаются в том, чтобы создать максимально благоприятные условия для всех, кто прямо или косвенно занимается визуальной продукцией. Мы провели переговоры с компаниями, которые занимаются видеосъемкой, компьютерной графикой, звукозаписью, рекламой, продюсерством. Это молодые ребята, которым нужно буквально 3—4 комнаты. Они придут сюда со своей молодой энергией и свежими мозгами, знанием новых технологий и самими технологиями. Съемочным группам все равно, у кого брать камеру, освещение, транспорт. И мы не будем находиться в монопольном положении, как в советское время: ничего нигде нельзя взять, кроме как на государственной студии, причем следовало пройти инстанции от дворника до ЦК КПСС. Любая конкуренция — залог повышения качества и падения цен. Выгодно и для нас, и для остальных. Принципиально важно создать гнездо, в котором много людей, энергии, техники. И этот вариант не требует немедленных и масштабных вложений денег.

— А если компании не придут? В чем ваша привлекательность?

— В том, что здесь все вместе, все собрались на праздник. Есть дома, куда вы готовы приходить часто и без всякого повода, и есть дома, в которые вас калачом не заманишь, даже если приглашают. Вот нам надо создать такую атмосферу, когда людям приятно будет приходить. Я видел, как это сделал, скажем, тот же Слава Полунин, когда у него был театр «Лицедеи» в Ленинграде. Объяснить словами невозможно. Это был настоящий эпицентр, там хотелось остаться, и люди, которые там оставались, становились звездами. Поверьте, Полунин — такой генератор, который заряжает всех вокруг себя. Я к нему ездил из Киева по два-три раза в год практически без причины, потому что там было здорово. Неделю побыл в Питере — и потом еще здесь хватает энергии на полгода. Москва — серый и унылый город, несмотря на пафос, который они пытаются раздувать вокруг себя. Но 2 года назад туда приехал Славка и устроил фестиваль уличных театров, пригласил 5 тысяч человек. И там безостановочно 2 месяца подряд творился такой карнавал... Когда я туда приехал с известным британским кинорежиссером Терри Гильямом, он ошалел: «я никогда не представлял, что Москва — центр мировой культуры». Я отвечаю: «Ты не путай Москву, когда здесь находится Полунин, с Москвой, когда Полунин находится где-нибудь еще. Это два разных города». Я потому так подробно и рассказываю о Славе Полунине, моем старом любимом друге, что у него я научился этому очень важному делу создания атмосферы.

— Команда у вас есть?

— Есть.

— Но и на студии существует свой штат?

— К сожалению. 900 человек. Чудовищно много. Не знаю, сколько среди них профессионалов, но, по-моему, в основном остались те, кто не нашел себе никакой работы.

— И что с этим делать?

— Это секрет, коммерческая, или, если угодно, военная тайна.

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ КИНО

— Сколько фильмов будет сниматься на киностудии — это не тайна?

— Не тайна, а загадка.

— Одно дело — насытить фабрику техникой, но ведь должны прийти люди, которые умеют снимать, писать сценарии, — а в Киеве с этим беда.

— Согласен. Но это следующий этап. Киношники обычно брезгливо говорят: «Сериал, телепередача, — ерунда. Вот кино...» Я не буду обсуждать кино, которое они снимают в большинстве случаев, но сериалы — самая настоящая киноработа. Так вот, люди, что придут на студию, притащат за собой максимальное количество разной работы и умение работать. Понимаете, это процесс. С приходом такого большого количества работы, по опыту скажу, будут появляться нужные люди: из киношкол, из рекламного бизнеса. Тот же Терри Гильям в прошлом году снимал рекламу «Найка» в Испании. Он мне звонил оттуда и рассказывал, как все плохо, хихикал, но рекламу снимал. Так он же Терри Гильям, обладатель «Оскара», живая легенда. Для него это работа, и он не считает это зазорным. У него был в этом году выбор: снимать высокобюджетный фильм с Дастином Хофманом — или снимать по братьям Гримм в Праге. И он выбрал более интересное для себя, снял сказку в Чехии. Я надеюсь его пригласить сюда, и если совпадут наши биоритмы, он приедет. — А от нашего хаоса ему плохо не станет?

— Ну, может, к этому времени мы успеем прибрать. Он в Москве был, его сильно не испугаешь. Я сделаю все от себя зависящее, чтобы этому человеку предоставить возможность здесь снимать. Понимаете, ему нельзя дать такой гонорар, как он получает, скажем, на «Юниверсале». Вы ему можете дать только свободу. Ведь большинство американцев, что снимают в Англии или в Европе, уезжают для того, чтобы у них не сидели директора на голове и каждый день не проверяли отснятый материал, не стояли за спиной на съемочной площадке. Его можно привлечь только творческой свободой, а этого у нас полно, вы знаете. Мне кажется, что если он приедет, то принесет с собой самое главное — свои светлые, замечательные мозги и планку требовательности к себе и к своему продукту. У него планка очень высокая, у нас — наоборот. Сюда же иногда приезжают иностранцы снимать рекламу или клипы — французы, китайцы. Они наших специалистов приглашают, и снимают на той же камере, на той же пленке, с тем же солнцем, а картинка другая. Вот все то же самое, а результат другой. И хоть ты тресни. Вот потому я и нахожу очень важным приглашать людей: научиться можно только в совместной работе.

— А вы не боитесь, что вас съедят? Ведь много чужих интересов задевается...

— Не боюсь. Хотя интересов задевается очень много. У нас сейчас всякие веселые процессы. Подаем в суды очень много исков, в прокуратуру подали несколько заявлений. Но это не имеет никакого отношения к кино, поэтому говорить об этом особо неинтересно. Никаких интересов, которые идут на пользу кинематографу, мы не задеваем, даю 100%. Всем, кто хоть каким-то образом связан с кинопроизводством, мы даем зеленую улицу. Любое снятое на студии кино лучше, чем кино неснятое: студия зарабатывает, сдавая свои мощности в аренду, люди набираются опыта. Это как в науке: отрицательный результат — тоже результат. А плохим фильмом нас не удивить и не испугать.

— Вы вправе принять решение, и никто вам не может запретить, даже Министерство культуры?

— Вопрос непростой. Есть такая проблема, что киностудия является государственным предприятием, отягощенным многочисленными ритуалами, которые возведены в ранг законов. С другой стороны, есть полномочия, предоставленные мне как руководителю предприятия, и в их рамках я могу принимать любые решения. Со стороны министерства я вижу достаточное понимание. В ближайшие дни я им представлю что-то наподобие своей концепции по реорганизации кинематографа, и они предварительно со всем согласны. Да и возражать бессмысленно, потому что хуже уже не бывает. Сегодня кто-то вспоминал: «Не с этого конца мы начинаем, надо возродить кинопрокат».

— Так он сам возрождается полным ходом.

— Это люди старой закалки, и вы их не переубедите ни в чем. Они — советские кинорежиссеры и хотят быть ими, ходить в Дом кино пить коньяк, устраивать там каждый год премьеры, получать путевки, машины и звания и снимать кино. И чтобы их все хвалили при этом. А жизнь изменилась. Да и в чем национальность кино? Я считаю однозначно, что национальное кино — это, в первую очередь, хорошее кино. Если армянин Параджанов снял картину в Карпатах, так это гениальное украинское кино. И когда другой армянин Балаян снял на студии Довженко «Полеты во сне и наяву» на русском языке, с русскими актерами, но это все равно наше национальное кино. И то же с русским Леонидом Быковым, снимавшим здесь фильмы о русской армии и русских летчиках. Вот что важно. Если вы снимаете камерами немецкого производства на американскую пленку Кодак, так вы — антиукраинец? Тогда снимайте на украинскую кинокамеру, которой не существует в природе.

— А может быть, студию проще акционировать, как «Мосфильм», или приватизировать?

— Во-первых, там все отменили, во-вторых, в ближайших планах правительства приватизации киностудии нет. Есть другая опасность. В свое время благодаря бывшему директору Николаю Мащенко, который добился статуса национальной, киностудию не превратили в стоянку автомобилей или в супермаркет. Это тот бизнес, который принес бы деньги кому- то, в том числе кинематографу, мгновенно. Но тем не менее идут побочные процессы. Постоянно из-за угла нападают какие-то строители, которые пытаются выхватить у нас участки и застроить их домами. Один дом уже стоит, там поезд ушел. А есть еще три проекта, буквально вчера в министерство заявка пришла. Люди втихаря, не советуясь с нами, заходят с тыла, пытаются внаглую отобрать у киностудии участки. А мы боремся, подаем в суды. Это тоже, к сожалению, есть.

БЕССМЫСЛИЦА

— А что с архивом киностудии, с собранием фильмов за 75 лет?

— Там путаная ситуация, из которой только-только начали разгребаться. Сделали список фильмов, которые были произведены на киностудии, и сейчас издадим красивый буклет, в котором они хотя бы перечислены. Они даже не все существуют, некоторые утеряны. Кинохранилище в таком страшненьком виде, там существуют негативы, копии на видеопленке, и есть огромное количество договоров, по которым и фильмы, и права на их продажу розданы в разные стороны. Тоже болезненный и сложный вопрос. Там есть контракты — приходите, посмеетесь со мной — скажем, подписанные не будем говорить кем, на продажу двадцати фильмов студии Довженко для тиражирования на видеокассетах. Так вот это право стоит... полторы гривни. Первое, что мы будем делать, — централизованно и быстро останавливать все эти договоры. Специальный отдел киностудии будет монопольно заниматься продажей фильмов на телеканалы, на видеокассеты, на DVD и прочее. Более того, мы хотим создать фонд защиты авторских прав. У нас в этой области ситуация просто безобразная. Люди не получают никаких авторских отчислений. Часть прав бесплатно роздана непонятно кому. Мы хотим создать фонд, который будет продавать все права на запуски фильмов, чтобы процент от продаж шел туда. Этот фонд будут возглавлять всеми уважаемые, выбранные люди. И они будут целенаправленно перечислять деньги авторам фильмов. И есть еще какое-то количество людей кино, которые бедствуют. Например, вы знаете, Брондуков и его жена находятся в тяжелом положении. И я буду страшно рад, если нам удастся из этого фонда дать им минимальную, но достойную пенсию, которую они будут регулярно получать за огромные заслуги перед нашим кино. И то же касается не только Брондукова. У кого-то остались семьи, вдовы известных людей. Мы не сможем содержать всех, кто когда-либо работал на киностудии, но помочь тем, кто реально нуждается, это даже не долг, но совершенно срочная обязанность наша. Значительно более срочная, чем раздавать бесплатно, скажем, квартиры сотрудникам, которые у нас не работают, но просто держат трудовые книжки только ради того, чтобы получить через 30 лет квартиру, выстояв в очереди.

— А правда ли, что у вас сухой закон сейчас действует?

— Да.

— И как к этому относятся?

— Тяжело, ходят на реанимацию в Дом кино.

— Каково директорствовать с таким хозяйством?

— Немножко тягостно, непривычно. У нас на «ПроТВ» работало 40 человек, и они производили продукта больше, чем все киностудии вместе взятые. А 900 человек, которые производят полтора или два фильма в год, это чрезвычайно неэффективное производство. Угнетает даже не безысходность, а огромное количество бессмысленной работы. Вот надо купить дворники на машину. Частная телекомпания вынула из кармана 15 гривен, и они через 15 минут уже на машине. Для того, чтобы купить на киностудии дворники на машину за те же 15 гривен, я подписываю 12 бумаг. Вначале подписываю две заявки, потом счета, доверенности, акты по приемке и еще что-то. Я сначала думал: что, дворниками завалили весь гараж? А потом оказалось, что это одни и те же дворники... Еще одна сложность в том, что для отчетности надо по шагам, по кадрам расписать, в какой день недели, в какой день через пять месяцев, сколько овса скушает лошадь, сколько бензина скушает машина, сколько кадриков снимет режиссер и — с точностью до копейки — сколько метров ткани и ниток пойдет на 600 костюмов... Вы должны расписать полтора- два миллиона гривен с точностью до копейки и до дня. Это учитывая, что у нас есть кони, звери, люди, пушки, самолеты, сценарии, больные актеры, заболевающие режиссеры, неприехавшие актеры, снег не вовремя, дождь не вовремя и так далее. После этого 20 раз относим в министерство, в министерстве долго делают вид, что нам не верят, требуют переделать все, после чего на 21-й раз делают вид, что они нам верят, что мы точно так сделаем. И все понимают, что это глупость, но при этом все в ней участвуют. Я не говорю, что не надо планировать. Но должны быть нормальные человеческие рамки, чтобы не тратить дело на бессмыслицу. Почему в этой стране то, что логично, не может работать? Получается, что большинство административной группы работает не на то, чтобы обслуживать фильм, а на то, чтобы обслуживать эти бумазейки. Абсурд, Кафка... Мне в этом смысле очень нравятся американцы. У них вся конструкция построена с другой стороны. Вот приезжает группа американцев, чтобы работать, — и они первым делом обустраивают удобства для этой группы, оборудуют бар и туалеты. А потом только начинают делать место для производства. Сначала думают о людях, а потом о работе. Вы можете сто раз ругать «МакДональдс», но вы попробуйте своего ребенка после светлого, чистого и нарядного «МакДональдса» завести в какую-нибудь советскую столовую. Я очень надеюсь, что то же самое произойдет и с киностудией. После того, как люди поработают в нормальных условиях, есть надежда, что они будут отказываться работать в тех условиях, которые есть сейчас.

— В начале разговора вы сказали, что для того, чтобы превратить студию в кинофабрику, надо отказаться от творческих амбиций. Это принципиальный отказ или временная мера?

— Вот у нас исторически сложилось, что автор сценария и режиссер — это одно лицо, а вы знаете, что на самом деле это могут быть два лица?

— Да...

— Оказывается, это могут быть два разных человека. А вы знаете, что режиссеры имеют право снимать не своих только жен? То же касается амбиций. Это совершенно разное. Есть продюсеры. Продюсеру для того, чтобы запускать проект в производство, не нужны киностудия, автотранспортный цех, охрана и прочее, он это все потом арендует, — а только комнатка, компьютер и телефон. Если есть у него в голове знание и понимание того, что он хочет сделать, ему надо этот проект изложить на бумажке и потом ходить по инвесторам, по министерствам, добиваться своего. У него все кино уже в голове находится. А на киностудии до сих пор сидят редактора для чтения сценариев. В советское время это была главная профессия: это цензоры на самом деле, которые следили за тем, чтобы идеология была правильная, чтобы не пролезла никакая зараза в сценарий. А сейчас они зачем? Продюсеру понадобится редактор — он его наймет. Так что много такого неэффективного и бессмысленного на киностудии, от чего надо отказываться.

ТОЧКА СБОРКИ

— Все эти плюсы и минусы понятны, но такой вопрос философского плана...

— О смысле жизни? — Нет, об обозримом будущем. В каких тонах вы его видите?

— Тона совершенно нормальные. Дело в том, что при наличии желания, энергии и какого-то количества нормальных людей можно сделать любое дело. Мы в свое время такой канал, как СТБ, запустили меньше, чем за три месяца. В середине марта встретилось несколько человек, поговорили и решили сделать канал. А первого июня этот канал уже был в эфире. То же самое телекомпания «ПроТВ»; три года назад мы начинали с нуля, а на сегодняшний день это самая коммерчески успешная и технически оснащенная телекомпания в этой стране. Это можно сделать при наличии здравого смысла. На студии часть людей (во всяком случае, делают вид) — это понимают и приветствуют. Другая часть втихаря пишет доносы в прокуратуру и другие организации. Это неизбежный процесс, я к этому отношусь с пониманием, так и должно, наверно, быть. Наверно, нет других развлечений. А сделать это достаточно быстро, поверьте мне. Придите просто на студию, посмотрите. В первом павильоне, где мы снимали «Долгоносиков», сделали гримерку, душ с горячей водой, импортный туалет, умывальник, кожаный диван для отдыха... Или «ПроТВ», когда люди идут по грязи, а потом открывают дверь — а тут белый ковер и стены белые. Пока это фрагменты. Но, когда поприезжают молодые ребята, которые относятся к себе по-другому, они не позволят ни себе, ни другим поставить себя в такие рамки, они не позволят себе жить в том мусорнике, в котором позволяют себе жить, к сожалению, большинство студийных работников. Они возьмут это помещение в аренду, и после них оно станет нормальным. И из таких вот пятнышек срастется рано или поздно одно большое пятно. Скажем, сделать к концу мая так, что на киностудию будет приятно заходить и не стыдно будет зайти в любую из дверей. Я себе работу найду. У меня нет этого страха: выгонят или нет. Как только выгонят, я стану зарабатывать раз в 50 больше в тот же день. Поэтому, сколько есть времени и сил, я постараюсь сделать то, что я сделал из небольшой своей телекомпании. Успеет она разрастись до размера киностудии — замечательно. Если там будет место, где весело, куда приятно приходить, — поверьте, этого достаточно. Самое страшное, когда некуда пойти. Когда я работал около года в Москве на Мосфильме, на ОРТ, в редакции развлекательных программ, то получал до 3000 рублей в месяц — при том, что здесь самый больший оклад, который мог получать режиссер, составлял 150 рублей в месяц вместе с премиями. Но самое страшное было знаете что?

— Что?

— Что вечером пойти некуда. И что на улицах — ни одной знакомой рожи, и вечером тебе никто по телефону не звонит. Вот самое страшное. Я всю жизнь хотел удрать из этой страны. Но после того, как пожил год в Москве, я чрезвычайно эмоционально точно понял, как себя чувствует иммигрант. Когда очень вкусно, чисто, хорошо, но эмоционально холодно и тупик, не с кем общаться, это ужасно. Ни с чем сравнить нельзя. И вот поэтому я говорю, что создание яркой, хорошей и теплой атмосферы на киностудии несравнимо важнее, чем покупка новой техники. Самую сложную технику можно найти за три дня, а вот атмосферу создать и собрать людей вокруг себя — знаете, как говорят, когда хочется приходить на работу, — требует очень больших усилий. И я, когда работал на «ПроТВ», тратил очень много усилий на создание вот такой очень дружелюбной, чуть ли не семейной атмосферы. Честное слово, вот это самая важная задача.

— Выходит, к вам скоро можно будет заглянуть в гости?

— Да хоть каждый день. Сейчас тех, которые приходят клянчить, доносить, становится с каждым днем меньше, потому что они понимают, что никакого толку нет. А нормальных (как говорил тот же Терри Гильям: «Очень приятно встретить еще оного сумасшедшего») пока маловато. Действительно приятно, когда появляются такие фанатики... Очень люблю таких людей, которые поведены на своей работе, с ними интересно. А зануде, который твердит «о о, всеплохо, тяжело», плохо и тяжело потому, что он так настроен сам на себя. Ну так ему и жить недолго осталось. Это же все имеет материальную силу: и эмоции, и слова. Как человек настроен, так у него и получается в результате.

— Желаем вам всяческих удач.

Дмитрий ДЕСЯТЕРИК, Анна ШЕРЕМЕТ, Татьяна ПОЛИЩУК, «День»
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ