Мне предстояло встретиться на предмет интервью с некоей киевской писательницей. Сказали — интересный человек и т.п. Зная что собой обычно представляют представители местной богемы, я прилива восторга не испытывал.
В Киеве хватает литературных клубов и поэтических тусовок, где по многу лет собирается разновозрастная публика и, ужасно раздражая друг друга, читает «серьезные» произведения, подвергая их испепеляющей взаимной критике. Затем, отряхнув пепел, они от скуки собираются опять и опять, поскольку принадлежат к одной интеллектуально- богемной среде и тянутся к себе подобным. Периодически одному из них удается выдоить на триста долларов какого-нибудь спонсора (дабы он тоже почувствовал себя причастным к искусству) и эти 20-30 страничек (тираж 300 экз.) самозабвенно обсуждаются в течение часа. Потом торжественный автор благоговейно раздает их соклубникам (разумеется, с автографом). Реже он пытается продать их, что, конечно, есть признаком дурного тона, поскольку это выглядит попыткой нажиться на собратьях по перу. Хотя «нажиться» — сильно сказано. Сбор обычно не превышает 10-20 гривен. В целом, от этих сборищ веет какой-то несчастностью. Эти писатели живут лозунгом «А ведь знаешь, все еще будет», который с годами все более ветшает. Я, честно говоря, подумал, что эта барышня — одна из таких.
Однако позднее выяснилось, что она уже издала три романа. За рубежом. В смысле в Питере (нашему Отечеству вообще ничего не нужно). Четвертый на подходе. Тираж каждой книги вполне приличен — 24 тысячи. Произведения ее написаны в модном среди подростков стиле «фэнтази». Книги называются: «Имя богини», «Обратная сторона вечности», «Огненная река» и «Пылающий мост». Несмотря на «пожароопасность» двух последних названий, уже то, что Виктория Угрюмова — ДЕЙСТВУЮЩИЙ автор, само по себе было отрадно. Обсуждать с непечатающимися литераторами причины их неудач — у меня не было никакой охоты.
Она оказалась приятной девушкой с черными, кокетливо взлохмаченными волосами. В ее движениях угадывается изящество. Она смешлива и одновременно деликатна. Но самая заметная в ней черта — это какая-то общая, несколько болезненная интеллигентность, которая должна была бы до предела раздражать революционных матросов в 18- м году, если бы они заявились к ней домой для экспроприации «буржуйских» драгметаллов на пользу революции.
Почитав кое-что из ее реалистических вещей, я попытался пришпилить Виктории ярлык «представителя женской прозы», поскольку некоторые особенности последней вполне присущи ее произведениям. Мол, пингвин в ее рассказе ведет себя, как замужняя женщина: создавая уют в доме, периодически капризничает. Писательница заняла оборонительную позицию и сказала, что она не «оженстливает» животное, а «очеловечивает». «Но, например, реальным тарантулам или скорпионам я и не стараюсь навязать человеческие черты»,— заметила она.
При слове «тарантул» я сразу вспомнил одну давнюю историю. Я написал рассказ о реальном событии. А именно: в газете «Копейка» была напечатана статья о том, что один гражданин разводил в своей квартире сотни тарантулов и торговал ими на рынке. А тех, кого не успевал «загнать», гуманно отпускал в пригородные леса. Мало того (что меня гораздо больше обеспокоило!), выяснилось, что он живет через дорогу от моего дома...
Внимательно выслушав эту историю, Вика сказала: «Это мой муж». Мое удивление с трудом можно описать общепринятыми словами. (см. фразу В.Конецкого в начале).
Поэтому наш разговор раскололся на две части. В первой я все-таки не мог не порасспрашивать ее о том, весело ли жить с ядовитыми насекомыми под одной крышей. А во второй мы уже болтали исключительно о ее литературных занятиях. Какая часть читателю покажется интереснее — не знаю. Пусть выбирает.
«ИНТЕРЕСУЯСЬ ТАРАНТУЛАМИ, НАШИ ЛЮДИ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ СПРАШИВАЮТ: «А ТЕЩЕ ЕГО ПОДЛОЖИТЬ МОЖНО?»
— И сколько у вас накопилось паукообразных?
— Сейчас в коллекции уже более тридцати видов.
— Вы их продаете?
— Нет. Это была такая маленькая тусовочка, где обменивались разными видами тарантулов.
— И что, они не кусают людей?
— Надо очень постараться, чтобы они укусили.
— А если паук в кровать заползет?
— Это для него все равно, что прыгнуть в ванную с серной кислотой. Он побоится. Для Олега (муж. — К.Р .) это, конечно, не профессия, но серьезное увлечение. Он пишет монографии, составляет картотеку.
— А чего это он вдруг однажды притащил паука домой?
— Ну не притащил, а завел. Из интереса понаблюдать за ним. Оказалось, что все, что написано о пауках, — это трактат биолога Мариковского за 1938 год. То, что издавалось после, — скорее, из области сказок.
На самом деле люди гораздо опаснее для паука, чем он для них. Мы боимся, чтобы паук не попал неизвестно к кому. Многие начнут выяснять, кто победит в драке — паук или скорпион. Или придумают какое-нибудь иное варварство...
Ощущение, которое вызывают у меня эти насекомые, трудно передать словами. Представляете, берешь его махонького. Он у нас линяет, растет. Все стадии развития, как у ребенка.
— А у вас нет предубеждения к ним. Неприятие человеком змей, жаб и пауков уходит корнями в древность. Подручные нечистой силы.
— У меня никаких предубеждений нет. Напротив, я чувствую ответственность за них.
— А если бы вы развелись с мужем — коллекцию тарантулов пополам бы разделили?
— Я себе не представляю, чтобы мы вдруг развелись. Но, например, если бы мы разъехались на пять лет, скорпионов бы забрала.
— Что же все-таки вас привлекает в этих ядовитых созданиях?
— Как это нe парадоксально — красота. У них необычная конструкция тела. Наблюдая за ними, получаешь эстетическое удовольствие, как, например, от аквариума с рыбками.
Вы поймите, к ним должно быть серьезное отношение. Зачем брать животное, чтобы его мучить? Во многих странах они есть уже в зоомагазинах с подробным описанием, как с ними обращаться. А здесь о тарантуле в первую очередь спрашивают: «А теще его можно подложить?»...
Cейчас важнее объяснять, насколько это сложные существа, которые нуждаются в опеке и заботе. Насколько они зависимы. Для паука нормальный ореол обитания 10х10 квадратных сантиметров. Если он выходит за него — теряется...
— А все-таки, если бы прорвало, к примеру, водопровод и смыло на пол банки с паучишками. Представляете реакцию соседей, когда в их квартире из щелей полезут не тараканы, а тарантулы.
— Пауки живут в террариумах. Случайность исключается. А в маленьких баночках — детеныши тарантулов. Если банка упадет, он разобьется насмерть.
— Соседи не в курсе вашего террариума?
— В курсе — знакомые. А соседи в наше время ничего не знают. Когда грабили квартиру, соседи тоже были не в курсе. Хотя она закрыта была на три замка.
— Я себе представляю предынфарктное состояние грабителей, когда они ввалились на вашу террариумную жилплощадь.
— К сожалению, это произошло еще до зоологических увлечений мужа. Действительно, жаль... Но вы все время муссируете тему страха. Вы же не боитесь тигра в зоопарке? Главное, соблюдать правила техники безопасности. Я знаю и нюансы: в настроении паук сидеть у меня на руках или нет. Наши знакомые, из тех что постарше, — относятся к ним совершенно спокойно...
— То есть они свое пожили.
— (СмеЮтся) Вы все время переистолковываете мои слова... Они уже относятся к этому с интересом. Но даже вы высказываете на самом деле не свое мнение, а выражаете «глас общественности». Конечно, есть разница между разумным отношением и безрассудным. С ними надо обращаться осторожно. Но все-таки, повторяю, в большей степени опасность грозит именно паукам. Линька у них, например, целое дело — освобождение от старого кокона. Многие могут умереть. А ведь продолжительность жизни у них до 25 лет. В природе из трехсот пауков выживают единицы. А у нас всего один имеется какого-нибудь вида. Даже с меркантильной точки зрения за ним нужен глаз да глаз. Стоит он от десяти долларов и выше.
— 25 лет живет тарантул?
— Нет, птицеед. Тарантул живет два года. Это два совершенно разных существа. Тарантулы — пауки нового поколения, а птицееды — в таком виде со времен динозавров.
— Но раз вы так уже замечательно их изучили, почему бы вам не написать роман о высших стадиях развития паукообразных?
— О высших — это слишком, но какие-то их лучшие и худшие черты раздать героям — вполне реально.
— Я вот свой рассказик о вашем супруге закончил мыслью, что, не разводит ли он теперь крокодильчиков. И тех, которые не найдут спроса, будет ли по доброте душевной выпускать в Днепр?
— Вот это было бы садизмом! В Днепре ядохимикатов хватит, чтобы убить всех крокодилов. Они могут обитать только у себя на родине. Это бред — когда в кино выбрасывают в унитаз пираний, они там разводятся и выскакивают из всех умывальников. Законы природы не переплюнешь. У крокодилов просто глаза на лоб полезут, если они столкнутся с нашими природными условиями... Кстати, были у нас анолисы — маленькие крокодильчики. Но кусаются почти как большие. Хорошо, зубы не те. Хватает за руку, словно капкан. Висит и смотрит на тебя.
— Ситуация, как в «Приключениях капитана Врунгеля»?
— Посложнее: дернуть нельзя — у него челюсть сломается.
— Были те, кто относился явно негативно к вашим зоологическим увлечениям?
— Наоборот, интерес растет. Недавно у нас в гостях была телевизионная передача «Кто в доме хозяин?». Они хотели снять одну передачу, но так увлеклись, что готовят целый цикл из семи. Сага о пауках, сколопендрах и скорпионах. Был еще очень запоминающийся случай с итальянским телевидением.
Их оператор хотел вблизи снять нападающего тарантула. Открыли крышку, попытались его раздразнить. Он не особенно реагировал, привыкнув к домашнему обращению. Но постепенно, по чуть-чуть — уже его довели: он выставил вперед передние лапы, приняв оборонительную стойку. А этому оператору нужно снять все ближе и ближе. Когда телевизионщик почти засунул свою камеру в его «жилище», неожиданно тот стремительно выпрыгнул. Упал вниз и тут же быстренько забрался под брюки итальянцу. И затаился там. Как понимаете, затаился не он один... Раздевали оператора постепенно. Все обошлось...
Террариум не отнимает много времени — час, два в неделю. Но этот час ты должен помнить, с кем имеешь дело. Как гласит старый принцип: «Сохрани порядок — и порядок сохранит тебя».
«МНЕ ЛЮБОПЫТНО ТАК СТРОИТЬ СОБЫТИЯ, ЧТОБЫ ВРАГИ ПЛАВНО ПЕРЕТЕКАЛИ В ДРУЗЕЙ»
— Зададим уже вопрос касательно литературы. Какова была реакция читателей на ваше творчество, когда вы запустили его в Интернет?
— Запомнился один мальчик. Он прислал следующий вопрос: «А почему вашу героиню не убили вначале?». Более наивного вопроса я не слышала.
— То есть она ему сразу не понравилась?
— В том-то и дело, что понравилась. Он говорил, что с трудом достал роман и теперь долго ищет на лотках его продолжение. В Киеве, как ни странно, он еще есть, а в Москве тогда уже был разобран... А люди 40—60 лет любят «глубоко копать». У них вопросы о смысле жизни.
— Вы разъяснили им?
— Упаси Боже! Порассуждать на эту тему — пожалуйста. Даже Маринина в рамках жанра уделяет подобным вопросам внимание.
— Я обычно ночные философские рассуждения ее героини Анастасии Каменской пропускаю.
— Нет, «нашего человека» хлебом не корми — дай порассуждать о добре и зле.
— То ли дело у Чейза: «Я убил и ничего не почувствовал». Западные герои сразу начинают действовать, а наши долго и мучительно сомневаются. У них — бездумное действие, у нас — «думное бездействие».
— Похоже на то... Правда, в четвертом романе у меня вообще наступает конец света.
— Самый-самый?
— По сюжету там люди живут так, как будто собираются жить вечно. То есть жизнь, по сути, они откладывают на завтра, а сегодня нужно помыть посуду, добыть денег. Но это иллюзия.
Я основывалась на своих личных ощущениях, когда в 15 лет оказалась в реанимации. Маме выдали соответствующую расписку. Когда оттуда выносят очередной труп, у тебя сразу появляется отчетливое ощущение: как здорово, что ты еще жив. Дядя приносил котлеты, я их запивала кока-колой — масса удовольствия. В той ситуации быстро начинаешь соображать, что на самом деле важно, а что нет. И если прикинуть, что ты завтра умираешь, то необходимых вещей остается не так уж много. И в романе я попыталась напомнить о самых главных вещах.
— И какие же это вещи?
— Когда начинаешь их называть, они звучат банально. Справедливость, красота, честность, порядочность.
— В последний день человеку может захотеться попробовать сырокопченой колбасы и закурить сигарету «Данхел».
— Вполне возможно. Но это внешние проявления. А все те понятия — внутри, они должны быть растворены в действии. Во взаимоотношениях богов и людей.
— Это напоминает принцип построения древнегреческих мифов.
— Я согласна. Но подобная система не только у греков, а и у многих древних народов. Противостояние разных сил. Мне любопытно строить события таким образом, чтобы враги плавно перетекали в друзей. В этой условно заданной реальности своя логика, которой я сама с трудом противлюсь. Я бы может хотела, чтобы в нужную минуту с неба упало спасение, но дабы действие не превращалось в сказку, логика подсказывает иной исход. Конец света я устроила не специально. Но понятие «конец света» — весьма относительно. Какой-то конкретный мир себя изжил, и наступает период активности зла. Однако для Вселенной все находится в равновесии.
— Как в афоризме «Дата конца света откладывается из-за неявки народа на Страшный Суд»?
— Вроде того. Я пощадила двух приятных для себя персонажей. Мужчину и женщину. У добра должен остаться шанс на возрождение.
P. S. Проникнувшись моим советом, Виктория Угрюмова уже вовсю работает над романом, где герои — существа паукообразные. Эдакие разумные, милые и обаятельные трехметровые паучишки!
