История, с которой 46-летний волынянин Владимир Повх недавно приехал в столицу, можно назвать журналистской находкой, потому что в ней есть и острый сюжет, и личная драма, и как будто «хеппи энд» обрисовался. Это человек — член Волынского отделения Международной ассоциации ветеранов спецподразделения по борьбе с организованной преступностью «Центр», жизнь которого прилично испытала на прочность, что может подтвердить не только рассказ последнего, но и кипы документов, которые Владимир Максимович представил автору.
ОФИЦЕР НЕ ПОБОЯЛСЯ ПЕРЕЙТИ ДОРОГУ СПИРТОВОЙ МАФИИ
Бывший милиционер, старший лейтенант, уверен, что явление незаконной перевозки через Волынь спирта, который используют уголовные бутлегеры и другие мошенники, появилось не вчера, а существует уже несколько десятилетий. Именно встреча слишком честного и добросовестного «мента» с Молохом экономического криминала, который опутал коррупционными метастазами власть, заставил считаться с собой и даже бояться некоторых правоохранительных руководителей, круто повернула жизнь этого энергичного, бесстрашного человека, офицера, который не побоялся перейти дорогу спиртовой мафии.
— В свое время я работал оперуполномоченным в так называемом шестом отделе — УБОП, где занимался разоблачением противоправных схем в экономике, — говорит Владимир Повх. — Потом пошел служить в дорожную милицию ГАИ — на ровенскую трассу. Мне дали стационарный пост, автомобиль. Многие из УБОП и ГАИ тогда, 10 лет назад, знали, что к нам идет контрабандный спирт. Но это нужно было еще выявить в транспортном потоке. Мы останавливали все цистерны, которые могли его перевозить. Как-то подчиненный мне сержант Владимир Черчик (ныне продолжает служить), с которым мы были в наряде, показывает жезлом тягачу — КамАЗу, чтобы он остановился. Грузовик стал. Недалеко остановился «Мерседес», который, вероятно, имел какое-то отношение к автоцистерне с «огненной водой». Интуиция экс-сыщика сразу подсказала: здесь дело нечисто, нужно хорошо разобраться. Посмотрели документы — как будто все в порядке. Но я понимал: убедиться, что такая фирма-товарополучатель существует в природе и действительно заказывала именно эту партию сырья, поможет встречная проверка. Я позвонил по телефону, и мы выяснили, что предприятия, которое точно отвечает указанным реквизитам, нет. Тогда мы отвезли задержанный КамАЗ вместе с 20 тоннами спирта на штрафплощадку райотдела милиции, написали соответствующие процессуальные документы и с чистой совестью закончили смену, разойдясь по домам. Интересно, что из «Мерседеса» очень внимательно следили за нашими действиями вплоть до самого участка. Они предлагали нам взятку, но мы не взяли «грязных» денег.
Но уже когда наступила очередь следующего патрулирования и я пришел на инструктаж, оказалось, что на площадке нет ни тягача, ни цистерны. Это еще больше разожгло мое любопытство и я пришел в дежурную часть узнать, что же таки произошло с результатами нашего труда и какова дальнейшая судьба подозрительной партии ценного груза. То, что я увидел далее, просто шокировало меня — в книге регистрации сообщений о преступлениях и событиях было все переписано... и ни одного намека на то вечернее происшествие со спиртовозом и загадочным легковым автомобилем «на хвосте»! Недолго рассуждая, пошел советоваться с сыщиками из УБОПа: что дальше, как правильно поступить, потому что я из-за своего воспитания не мог так просто оставить этот факт. Оперативники начали помогать мне искать этот «заспиртованный КамАЗ». Закономерно, среди коллег пошла информация, что Повх ищет машину, которая удивительным образом исчезла со штрафплощадки. Но мне сначала отказали: «Какое твое дело, где этот КамАЗ?» Вообще для гаишников мое поведение было непонятным — они не привыкли так поступать, да еще и прибавились подозрения относительно моего «оперативного прошлого» — кое- кто из госавтоинспекторов и их начальства считал меня здесь случайным человеком. Уже тогда мне показалось, что кто-то просто хочет избавиться от меня.
«ВОЛОДЯ, ТЫ ПОЧЕМУ ДЕЛОВЫХ ЛЮДЕЙ ОБИЖАЕШЬ?»
— Мне как-то сказали, что нужно пройти медкомиссию — потому что подходило 20 лет выслуги, — продолжает Владимир Максимович. — Прошел всех врачей, которые констатировали, что я здоров, и мне ничего не мешало работать далее. Но потом жена Ольга начала жаловаться, что кто- то несколько дней подряд звонит по телефону домой и, ничего неговоря, бросает трубку. Мол, ты служил в «шестом», а такого ничего не было, а здесь под гаишными погонами откуда-то «нарисовались» такие «фокусы». Впоследствии анонимы взялись угрожать на русском языке (люди из «Мерседеса» также общались на русском).
Убоповцы мне посоветовали от греха подальше вывести куда- то семью. Я отправил их к теще. Как только я вернулся оттуда, в первую же ночь кто-то звонит в дверь. Посмотрел в глазок — никого. Только лег, заснул — опять повторилось то же самое. Я, как милиционер, начал думать, что это воры «зондируют» квартиру: если ее никто не будет открывать, они ворвутся внутрь, потому что хозяева никак о себе не дают знать. Во второй раз я уже не ложился, а караулил и смотрел, не заявится ли кто опять. Вот снова промелькнула какая-то тень и в квартире зазвонило. Неправильно я сделал, и решился откликнуться и спросить: «Кто там?» Сразу на ступеньках послышались чьи- то шаги — быстро незнакомец пытался исчезнуть. Я также осмелел, открыл двери и двинулся вслед. Опять я убедился, что «моя хата совсем не с краю» — какое-то внутреннее убеждение меня толкало остановить подозрительного человека. Тем более, что я тогда активно занимался самбо, как и ныне, и являюсь мастером спорта и судьей первой категории. Как вдруг на первом этаже из темного закоулка выступила невысокая фигура этого юнца — в руке он держал пистолет, который был нацелен на меня. Он был без маски, вел себя уверенно и приказал не двигаться, иначе — смерть. Только сказал: «Володя, ты чего деловых людей обижаешь?» Конечно, я испугался от неожиданности. Прошло секунд 15—20, стало понятно, что этот тип пришел не убивать, потому что это он сделал бы без лишних разговоров. Впервые в жизни я впал в настоящий ступор, а когда визитер ушел, понял — меня запугивают, причем довольно «прозрачно». Когда вбежал в квартиру — сразу позвонил по телефону на работу, ожидая поддержки коллег из ГАИ. Шок настолько был силен, что я не додумался набрать «02» или номер кого-то из «шестого отдела». Дежурный, которого я, наверное, разбудил, тем временем меня успокаивал и что-то там бормотал. Посидев в ожидании худшего 15 минут, и поняв, что ко мне никто не едет, я осмелился опять выйти из дома, но перед тем вызвал такси, сказав диспетчеру, чтобы машину подогнали прямо к подъезду, потому что будет садиться инвалид, который почти не двигается. Да, это была ложь, но ведь я хотел обезопасить себя от возможного нападения и рокового выстрела.
Только приехало такси, я быстро уселся на пассажирское место — водитель был шокирован появлением такого «инвалида» и отказался обслуживать этот вызов, сказав, что меня не повезет. Пришлось тогда показывать служебное удостоверение и успокаивать шофера. Мы приехали в «офис» дорожной милиции, и только когда я зашел внутрь, дежурный действительно поверил в то, что произошло что-то нехорошее. Тогда этот офицер сообщил о происшествии одному из моих руководителей — Николаю Сафулько. Николай Кириллович сказал, чтобы я не переживал, мол, сиди тихо — мы все сделаем.
Здесь появился Сергей Гулий — мой коллега (погиб, когда оформлял ДТП — на него «случайно» наехал автомобиль), он отвез меня в УМВД. Меня уже ждали, угостили чаем, стало легче. Тогда и написал все, как было — есть свидетели, которые видели тот первый рапорт, который сразу зарегистрировали. Меня заверили — как только кто-то первый из начальства появляется — ему передадут мою писанину. Со временем, как положено, вокруг собрались все «соответствующие службы»: инспекция из личного состава, внутренняя безопасность, кадровики. Но по факту тех угроз так никто расследование и не провел...
ТОЧКА НА ЛИНИИ РИСКА
— Тогда я решил написать рапорт на получение разрешения в отношении постоянного ношения табельного оружия — чтобы защитить свою семью от возможного нападения, — говорит бывший правоохранитель. — Когда я это сделал, руководители опять направили меня к медикам — проверить психическое здоровье: они считали, что у меня какой-то бред. Попал я в ведомство психиатра Людмилы Прокопьюк, которая когда-то работала в областной психиатрической больнице. После собеседования Людмила Павловна, которая не очень разобралась в моей ситуации, делает вывод: «Параноидальный синдром». Это означало не только табу на оружие, но и вообще увольнение из органов. Я выхожу на работу, но мне уже не дают пистолет. Впоследствии были рапорты от нескольких коллег и бывшего моего напарника Черчика — наверное, написанные под диктовку (как будто-то они замечали в моем поведении на службе много странных моментов). Начали «обрабатывать» и допрашивать мою жену. Почти случайно узнаю, что я уволен — никто ничего не говорил, хотя я заступал в наряды фактически «безработным». Когда лично зачитывали приказ по УМВД от 16.09.1996 г. о моем увольнении из милиции (в связи с болезнью и постановлением ВЛК от 11.09.1996 г.) присутствовали несколько человек: они боялись, что я в «психическом приступе» наброшусь на начальство. Но все прошло спокойно и один из руководителей-полковников мне сказал: «Володя, я тем обвинениям не верю, но у меня нет оснований не верить врачам. Тем более, ты сам знаешь, кому перешел дорогу...» Но выписки из того приказа так и не дали. С этого момента началась моя борьба за справедливость, за мое честное имя перед сыном, который хочет пойти по отцовским стопам, но коварство судьбы, несправедливый вердикт врачей и бездушность коллег, возвели на этом пути стену. Я решил разобрать ее по кирпичам.
Затем меня успокаивали — мол, ты психически больной, но бери этот «волчий билет» и иди с ним по жизни, вроде бы такие справки имеют даже некоторые депутаты Верховной Рады, ведь если произойдет какой-то криминал, этой бумажкой всегда можно будет «прикрыться». Да, может, депутатов-психов кто-то и слушает, но к остальным людям с таким клеймом, пусть даже и действительно больным, никому нет дела. Не знаю, как я выдержал историю со спиртовозом, угрозы, мысли о покушении и ночном разговоре с «человеком с пистолетом», а затем и предложение «почти депутатского иммунитета» на случай, если я захочу пойти в злодеи. Но таки выдержал! Спасибо жене, сыну, всем родным и товарищам, которые не отвернулись...
Я решил обжаловать те решения и приказы и обратился к тогдашнему министру внутренних дел Юрию Кравченко. Если бы не это, был бы я «психом» и до сих пор. В своем обращении я просил независимой психиатрической экспертизы. Мою просьбу удовлетворили и направили в Центр психиатрической помощи МВД, где предложили сначала пройти обследование в психиатрической больнице в Луцке, а уже потом ехать в Киев — вместе с женой. Прокопьюк с удовольствием, даже с улыбкой дала соответствующее направление, потому что она была уверена: ее коллеги только подтвердят вынесенное ранее решение. Но вышло с точностью до наоборот — документ (№ 2720 от 21.10.96 г.) свидетельствовал, что Прокопьюк ошибалась и для нее это стало громом среди ясного неба. Последняя только смогла сказать, что я купил эту справку. Вскоре наступила очередь ехать в Киев. 22 января 1997 года независимые эксперты в столице опросили Ольгу, потом меня, после долго советовались и в конечном итоге пришли к выводу — мое психическое здоровье в норме и я могу служить в милиции!
Все это время я не «тонул» в депрессии, продолжал заниматься спортом, заочно закончил гражданский вуз по профессии «Правоведение». Конечно, я думал о возвращении. Наверное, этого кое-кто боялся «сверху», потому что я бы опять взялся «за дело КамАЗа». Тогда появляется еще один медицинский вердикт — якобы я не могу работать в МВД из-за тяжелого течения туберкулеза и изменения в легких. Это в то время, когда я выступал на соревнованиях по самбо! Меня в управлении поздравили с выигранным делом, но советовали не спешить с возвращением, или даже пойти на пенсию. Но я предъявил иск в суд о восстановлении. Вот прошло первое заседание, когда ко мне подходит довольно солидный человек, я до сих пор не знаю кто и откуда он, и говорит: «Ты настоящий, справедливый мент, но лучше тебе успокоиться, потому что все может закончиться хуже...» Я этого не испугался, потому что такой страх уже прошел, но я задумался о том, что за спиной у меня есть семья и на этом вынужден был поставить точку на линии риска и оформить пенсию.
«Я ЕЩЕ ПОКАЖУ, НА ЧТО СПОСОБЕН»
— Надо было кормить семью — ныне на 650 государственных гривен этого не сделаешь, хотя сначала получал 140 гривен пенсии, — вспоминает гость редакции. — Открыв визу, начал перегонять заказчикам-покупателям легковые автомобили из Европы в Украину. Четыре месяца назад я опять решил активно помогать милиции — это у меня в крови. Я узнал, что в Луцке на протяжении четырех лет действует общественное формирование «Стража порядка», в которое входит 620 волынян и проводит время от времени совместное патрулирование с милицией. Поэтому я также решил приобщиться к уже забытому движению «дружинников».
...После срочной службы в Челябинской области, где я состоял на должности инспектора военной автоинспекции, меня занесло в школу прапорщиков в Орле, где готовили специалистов для сыскных групп во внутренних войсках. Далее — служба в Ухте (конвойный полк в Коми АССР) и Воркуте, где я занимался отлавливанием заключенных-беглецов. За задержание беглецов неоднократно награждался командованием. Поэтому еще из солдатских времен мечтал стать правоохранителем. После возвращения в Украину в 92-м пошел работать в Луцкий «Беркут». А через год, закончив школу милиции, в УБОП. Теперь моя мечта — чтобы сын продолжил мое милицейское дело. Сын также самбист: стал мастером спорта уже в 11-м классе. После школы он подал документы в Ивано-Франковское училище милиции, которое закончил когда-то и я. Но он не прошел — из-за меня, потому что всплыли те «врачебные перипетии» и кто-то постарался из наших волынских специалистов психиатрии, хотя у них документы уже давно были, что я здоров. Сын, который ныне женат и ему 22 года, поехал в Санкт-Петербург на заработки, но пока он в России, хочу добиться, чтобы сына таки приняли в милицейское учебное заведение. Неизвестно почему, но ко мне лично документ, в котором речь идет о том, что я абсолютно здоров, попал только несколько месяцев назад. Поэтому я раньше не мог представить сыну такое заключение. Я также попробовал восстановится на службе, но кадровики мне официально ответили, что из-за моего возраста это невозможно.
Ныне я могу выступать на соревнованиях в ветеранской категории и на недавнем турнире по самбо в Феодосии, где я выступал, показал, на что я еще способен.
