Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Возвращение солнечного мастера

(О Татьяне Яблонской)
6 апреля, 2006 - 18:55
«ВИНО И КОНФЕТЫ», 2004 / ФОТО БОРИСА КОРПУСЕНКО / «День» ХУДОЖНИЦА ГАЯНЕ АТАЯН В СВОЕЙ МАСТЕРСКОЙ, КОТОРАЯ ДОЛГО СЛУЖИЛА ТВОРЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИЕЙ И ЕЕ ПРОСЛАВЛЕННОЙ МАТЕРИ ФОТО БОРИСА КОРПУСЕНКО / «День» «ЛИСТЬЯ ТОПОЛЯ», 2005 ФОТО БОРИСА КОРПУСЕНКО / «День»

Окончание. Начало в номере «Дня» за 31 марта

В своих поздних пастелях Татьяна Яблонская (1917 — 2005) показывает, что все состоит из некоей солнечной материи. Пусть бесконечно меняющейся, пусть принимающей разные формы, но внутренняя природа вещей — одна. Яблонская как мастер приблизилась к божественным истокам любого великого творчества. Предметы она изображает на своих рисунках как бы и «там», и «здесь».

Философский спор о первичности духа и материи на ее пастелях теряет значение, поскольку материя у нее является продолжением гармонизирующей работы духа, а дух — проявляет свое присутствие через дивные формы материи. Художнице удалось передать эту вечную божественную игру — перетекания одного в другое и обратно.

Как будто сначала возникают некие фантомы предметов, а потом, по возникшему «плану» («Вначале было Слово»), атомы занимают положенные им места, чтобы превратиться в птицу, вазу, цветок. Но не до окончательного завершения! На картинах Яблонской мы присутствуем как бы на последней фазе сотворения мира (каждый выдающийся художник в чем-то повторяет главного Творца). В этом смысле мне очень нравятся ее две работы — «Вино и конфеты» (2004) и «Листва тополя» (2005).

На первой — вино (рубиново-гранатовых оттенков) как бы «висит» в бокале. Сам бокал, вазочка рядом, скатерть (разлинованная красно- синими клеточками, «план») обозначены буквально несколькими штрихами. Это рождает чувство волшебства происходящего. Все предметы — будто за мгновение до обретения своего законченного облика. А ты пока наблюдаешь «парящее» в воздухе вино, принявшее конфигурацию бокала.

То же самое ощущение в «Листьях тополя». Там банка с водой, в которой стоит тополиная веточка, и они как бы растворяются в белом пространстве. А может, наоборот: они только возникают из небытия...

В конце 90-х и в 2000-х художница, лишенная болезнью возможности передвигаться, не отгораживалась шторой от происходящего в стране. В этой связи очень трогательна ее пастель «Революция» (2004), на которой изображены на подоконнике апельсины и оранжевый платочек. «Хотя мы побаивались за ее здоровье, мама требовала, чтобы мы держали ее в курсе всех новостей даже в то неспокойное время», — говорит дочь художницы Гаяне Атаян. Как исключительно мужественный и волевой человек Яблонская хотела (насколько позволяли возможности) быть в центре «кипения жизни» даже в свои 87 лет. Поскольку, как большой художник, она понимала: «там и всегда» наиболее ощутимо проявляется через «здесь и сейчас».

Поздние ее работы были не поняты (точнее — не прочувствованы) английской публикой, которая проигнорировала ее выставку в Лондоне в 1996-м. Однако они были восприняты с восторгом в Китае, где их ждал грандиозный успех. Даже больший, чем ее произведений в стиле «импрессионистического соцреализма».

Думаю, на Западе ее позднее творчество через некоторое время также примут, как и на Востоке, в силу глобальных интеграционных взаимопроникновений. И «солнечный мастер» вернется не только на Родину, но и займет подобающее место в мировой художественной иерархии.

Итак, продолжаем интервью с дочерью выдающейся украинской художницы — Гаяне Атаян.

СОВЕТСКИЙ МИФ:ПРОТИВОРЕЧИЕ ФОРМЫ И СОДЕРЖАНИЯ

— Как отреагировали СМИ на скандал с фальшивками работ Яблонской?

— По-разному. Были такие, что честно изложили факты. Но одна, к примеру, популярная газета написала заметку, откровенно восхваляющую ту позорную выставку. Мы позвонили им: «Вы напечатали эту заметку, а теперь поместите открытое письмо Яблонской». Ответ был поразительным: «У вас найдутся смелые искусствоведы, чтобы подтвердить факт фальшивок?» Заметьте, не смелые пожарные или милиционеры, а — смелые искусствоведы. И это не 37-й год, а 2004! Говорим: «У нас есть смелый автор! Ей 87 лет. И она не признает эти работы своими». Мы пообещали им найти и «смелых искусствоведов». В ответ — тишина. Да Бог с ними!

— А много ли работ Яблонской в частных руках?

— Частным лицам мама продавала свои работы в конце 80 х. Иэто, как правило, были иностранцы. У наших нуворишей подлинников немного.

— А сколько их вообще?

— Трудно сказать. Смотря что считать работами. Можно считать работой картину «Хлеб», можно — набросочек. Мама была продуктивной. Она говорила: «Моими работами можно закрыть всю площадь Крещатика».

Много попадало в музеи в советское время. Раньше не было традиции коллекционировать, эта мода пришла из-за границы в 90-е. На меня выходят. Но я редко продаю. И то, если мне понравился покупатель. Однако это, в основном, не наши граждане, а подданные Китая.

— Яблонская является частью советской поп-культуры. Она создавала мифы (румяная колхозница в горах зерна, жизнерадостные спортсмены). Да она и сама, наверное, стала частью этого мифа.

— Вы правы. Она действительно стала частью советского мифа: красивая, сильная женщина — само воплощение «светлого взгляда в будущее». Однако все было намного сложнее. Она придирчиво относилась к себе, сомневалась. Некоторые работы просто уничтожала. Многое она описала в своем дневнике. Я могу с ее слов повторить.

Например, когда мама написала известную картину с лыжниками «Перед стартом» (1947), она должна была за нее получить Сталинскую премию. Написана она была до «Хлеба». Мама ее ценила в плане живописи больше. Она была так «бархатисто» написана!

Уже приходили корреспонденты, фотографировали. Говорили: завтра включайте радио, там сообщат о присуждении премии. Включает — а там объявляют совсем другие фамилии. За одну ночь произошел резкий поворот! Результатом которого стало печально известное ждановское постановление, то, что в большой степени зацепило Ахматову и Зощенко. А мамы коснулось только отчасти. Критики нашли в ее работе признаки импрессионизма. Импрессионизм в то время был крамолой. Действительно, в той композиции хватает случайных элементов, которые ей сообщают некую «импрессионистическую сиюминутность» происходящего. А это — отход от советских догм. В «Хлебе» (1949) уже не нашли импрессионизма.

Но она, как художник требовательный к себе, посчитала, что пошла по ложному пути. Она поймала себя на том, что писать стала более ловко, но при этом ее полотна лишились какого-то трепета. Она довольно жестко высказалась о «Хлебе», что эта работа больше похожа на плакат. У мамы начался период кризиса. Ее угнетали сталинские требования к законченности.

— Никаких вольностей?

— Да. Даже возник термин «подножный пейзаж». Если ты, допустим, пишешь луг, то на первом плане все растения должны быть ботанически точными. Наиболее полным выразителем этого направления стал художник Лактионов, такая фотографическая документальность!

— По сути, бюрократическая опись луга или «картотека пейзажа».

— Да, и это привело маму к творческому тупику. Она, к примеру, писала пловцов на Днепре. Пловцы должны были быть мокрыми. Для создания этого эффекта она натурщика мазала маслом, потому что вода быстро высыхает. В результате на картине получился человек, блестящий от масла. От масла человек блестит иным образом, чем от воды.

— Получилось в прямом смысле — лакировка действительности?

— Именно так. Какие-то вещи стали получатся механически. И она засомневалась, действительно ли этот путь для нее приемлем? Форма подменяла содержание. И она стала писать портреты. Родственников, знакомых. Так называемое мелкотемье. Но они были написаны мастерски и искренне, психологически верно. Это позволило ей и уйти от крупных тем, поскольку, там было много фальши.

ТВОРЧЕСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ХАРАКТЕРА

— У Яблонской можно выделить четыре основных стиля: соцреализм (такой — «игриво-импрессионистический»), декоративизм и — через реалистические картины (близкие по символике и духу итальянскому Ренессансу) — переход к камерным, метафоричным натюрмортам, пронизанным восточной философией. Как происходили эти метаморфозы?

— Декоративизм — 60-е. Трансформации в обществе мама улавливала чутко. Сталинский период, оттепель, 70-е. Она старалась быть и современной, и сохранить свое «я».

(Иллюстрацией этим словам Гаяне может послужить отрывок из дневника Татьяны Яблонской: «Были знаменитые 60-е. Оттепель еще не приморозили, молодые художники напирали. На выставкоме шла ожесточенная борьба... «Правых» было больше, и дерзкие работы молодых валили... Видя свою благополучную, «проходную» картину, я стала чувствовать, что иду на компромисс с совестью... Я, член- корреспондент Академии, Народный художник Украины, не могу сделать так, чтобы у меня работу не приняли. Я переделала всю картину... Успела закончить к последнему заседанию... И вот, наконец-то, выносят. Не приняли! Сволочи! Но, с другой стороны, я победила их, наплевала на них. Выстояла!» Речь о картине «Лето» 1967 года, переделанной из реалистического стиля в декоративный. — К.Р. )

На нее к тому же сильно повлияли две поездки: в Закарпатье и в Армению. Соцреализм как-то их не коснулся. Армянская живопись была сродни закарпатской: интенсивная, яркая, раскрепощенная. У мамы состоялся в Армении второй брак — с моим отцом. Она очень полюбила Армению, как она шутя говорила: «Я вышла замуж за Армению».

Этапной в декоративном стиле стала картина «Юность» (1969), где паренек возле озера! Она рисовала озеро, как вдруг подошел к ней юноша и поинтересовался: «Шедевр будет?» И мама тут же решила изобразить этого любопытного молодого человека.

— Этот парень с крепким затылком, стоящий с сумкой спиной к зрителю, — как воплощение юности, стоящей перед выбором. Мне это крохотное синее озеро, отороченное осокой, представляется глазом самой Земли. Как будто парень остановился мысленно посоветоваться с ней (и с Небесами, отражающимися в ее очах) по поводу собственного пути. Тем более рядом там изображена дорога.

— Вы знаете, мама говорила: «Озера — глаза Земли». Так что ваша версия — близка к истине.

В 60-е годы мама увлеклась фольклорным бытом. И еще больше стала касаться философских тем, которые в народном творчестве всегда присутствуют: рождение, свадьба, старость. На стыке декоративного и философско-реалистического (она вновь вернулась к реализму, но на другом уровне) — ее знаменитая картина «Жизнь продолжается» (1971).

За эту картину ее очень долбила партийная власть! Что это — крамола, нет контакта поколений! Почему старик и девушка с ребенком отдельно! Хотя в массовом сознании мама — человек постоянно получающий награды и звания. Но она часто выходила за идеологические рамки. Даже на съезде выступила против слишком активного партийного руководства искусством. Ее потом вызывали на ковер. После этого она несколько лет жила в напряжении, хоть и была сильным человеком.

На нее очень повлияла поездка в Италию в начале 70-х годов. Внутри, в душе мамы уже назрел переход к стилю, где гораздо большее внимание уделялось нюансам. Ее поразило искусство раннего итальянского Возрождения своими внутренними смыслами: Джотто, Гирландайо, делла Франческа. Этот поворот ознаменовался ее работой «Вечер. Старая Флоренция» (1973).

А потом она пришла к камерным, небольшим работам.

Из-за болезни она перестала работать маслом, но, когда стала работать пастелью, у нее появилась скорость. Подавляющее большинство ее пастелей сделаны быстро, на импульсе. Где-то за полчаса. Пока дневное освещение было одинаково и цвет почти не менялся. При этом она сразу уставала. Если работа не нравилось — она могла выбросить ее. Но считанные пастели она доделывала потом.

— Ее пастели — глубокие поэтические метафоры.

— Она даже стала делать под ними подписи в духе китайской поэтики. Работала она концентрированно. И не позволяла, чтобы в такие моменты ей что-то мешало. К телефону не подходила, раздражалась, если ее в этот момент о чем-то спрашивали. Когда она еще ходила, сколько раз, бывало, звоню в дверь — открывает и молча с кистями бежит скорее к работе. Я хочу рассказать, где была — «Нет, нет, потом».

Год она не работала: с 1999-й — по 2000-й. Это было для нее ужасно! Здоровья не хватало, а энергии, которая не имела выхода, много.

Когда появилась мысль работать левой рукой, я испугалась. Это была идея сестры. Я человек осторожный. Боялась, что для мамы это будет потрясением, если не получится. А сестра все время ее «подталкивала»: попробуй, попробуй. Вначале было трудно, не сразу она ухватила эту волну. Но потом левая рука стала таким же инструментом, как правая. И мама вновь обрела творческую свободу.

Когда она работала, рука у нее была в пастели разных цветов: зеленой, розовой или серой. Такая здоровая «рабочая» рука!

— Мне кажется, после ажиотажа вокруг последней выставки и недавнего выпуска Яблонской в серии «Великие художники», когда соотечественники вновь для себя открыли это имя — надо выпускать ее альбом в более полной версии. И тематические сборники.

— Каталог с ее пастелями 2003 — 2005 годов люди очень хорошо раскупают. Видно, что у них потребность в творчестве мамы. Я наблюдаю за посетителями выставки и вижу, как их озабоченные лица через минуту разглаживаются и начинают светиться. Значит, им передается ее свет.

А насчет нового альбома у нас уже идут переговоры с государственным издательством «Мистецтво». И еще один частный издатель готов печатать. Опять же, большой интерес со стороны китайцев, особенно в отношении ее последних вещей. Они ценят красоту линии, красоту штриха! Так что, я думаю, что в целом сейчас интерес к творчеству мамы вновь набирает силу!

Константин РЫЛЕВ, «День»
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ