Со времен оранжевой революции прошло уже почти шесть лет. Состоянием на сегодня у украинского общества нет общих взглядов относительно ее значения и последствий. У историка Ярослава Грицака, ставшего в начале сентября новым почетным профессором Киево-Могилянской академии, есть собственное виденье того, что осталось после оранжевой революции. Именно этого вопроса касалась его инаугурационная лекция, произнесенная в стенах этого украинского учебного заведения. Чего не было в Украине до 2004 года, что Украина приобрела после и что осталось на добрую память постфактум — на эти вопросы, как замечает профессор Грицак, можно дать, по крайней мере, два типа ответов. В первом будет идти речь об однозначных достижениях: утверждение демократической характеристики свободы выбора, новой исторической памяти, когда при президентстве Ющенко тема Голодомора 1932—1933 годов была демаргинализирована в общественном сознании, а Голодомор — признан геноцидом. В конечном итоге, оранжевой революции не удалось посадить воров в тюрьмы или кардинально изменить систему власти, однако ей удалось утвердить Украину в мире как самостоятельную, хотя и не очень стабильную демократию на территориях постсоветского пространства, единственную кроме балтийских республик и Грузии.
Второй ответ опирается на размышления о том, чем, собственно, была оранжевая революция как явление геополитического, мирового плана? Любая революция является прежде всего совпадением ряда факторов. Среди современных историков существует убеждение, что все революции происходят по единственной схеме: революционные события — контрреволюция — возвращение к завоеваниям революции. Все масштабные революции — например, Великая французская революция 1789—1799 годов, Октябрьская революция 1917 года — начинались тихо. Чтобы понять их историческое значение, нужна широкая историческая перспектива, которой, по мнению Ярослава Грицака, у нас по отношению к оранжевой революции пока еще нет. События на Майдане 2004 года — это что-то похожее на революции 1956, 1968 и 1989 гг. в Венгрии, Чехословакии и Польше. Оранжевая революция глазами современного украинского историка, а также о том, что после нее осталось для украинцев и мира, — далее в нашем разговоре с Ярославом Грицаком специально для «Дня».
— Ярослав Иосифович, каким, с вашей точки зрения, является образ оранжевой революции, невзирая на «успехи» тех людей, которых она привела к власти?
— Это была одна из самых красивых революций в мире за последние 30 лет. Революция достоинства, когда миллионы людей решили, что они не подлецы, что они чего-то достойны. И от того, что осталось после революции, мы не имеем права отрекаться.
— Какую оценку с точки зрения историка вы могли бы дать оранжевой революции? Почему процессы трансформации, изменений во внутренней и внешней политике Украины и реинтеграции в Европу не состоялись?
— Коротко ответить непросто, поскольку существуют множество факторов. Из них «новая Россия» — один из самых главных, срабатывающих в настоящий момент. Еще один фактор, определяющий украинскую внутриполитическую ситуацию, — класс национальной политической элиты. Украинская элита показала, что она является провинциальной, не знает принципиально новых путей решения тех проблем, которые постоянно встают перед государством. Особенно очевидным это становится, если сравнить Украину Ющенко с Грузией Саакашвили. Там произошло намного больше изменений благодаря тому, что к власти пришли относительно молодые люди с хорошим образованием, имеющие государственническое виденье будущего. Украинской революции очень недоставало образованных визионеров.
— Почему, с вашей точки зрения, в настоящее время к власти пришли те, против которых фактически и была направлена оранжевая революция?
— Если говорить с точки зрения логики истории, то этот процесс является неминуемым — каждая революция тянет за собой контрреволюцию. Вопрос только в том, как далеко эта контрреволюция зайдет и, как и когда она остановится. Каждая контрреволюция паразитирует на разочарованиях революции. Лешек Колаковский сравнивал революцию с Апокалипсисом, потому что в людях, творящих революцию, господствует ощущение и вера, что старый мир в один момент умрет и сразу же придет время чего-то хорошего и светлого. Понятно, что из-за такого завышенного ожидания неминуемым является разочарование. И, собственно, разочарование украинцев в оранжевой революции привело к тому, что победил Янукович. Но есть еще одна страшная вещь — банальный фактор разобщенности оранжевой элиты. Если так будет продолжаться дальше, то я боюсь, что украинскую оппозицию ожидает то же, что и российскую: несколько блистательных лидеров и почти нулевое влияние на ситуацию.
— В одной из последних ваших публичных лекций в Могилянке вы заинтриговали собравшихся проектом новой книги о модерной Украине. Как скоро читатель сможет увидеть это произведение и будет ли там место для феномена оранжевой революции?
— Эта книга выйдет нескоро. Я обычно отвечаю своим читателям так: желаю вам крепкого здоровья и долгих лет жизни, чтобы дождаться ее выхода.
Оранжевая революция будет там присутствовать как одно из самых ярких событий последних 20 лет, но не как событие центральное. Моя книга посвящена модернизации. Моя идея заключается в том, что нет смысла говорить о «модерной Украине» — это как «масло масляное», потому что Украина и появилась как модерный продукт. А модерность тесно связана с вестернизацией — подъемом Запада, маленького континента, который завоевал чуть ли не целый мир. Этот подъем можно условно начинать со времен Колумба, когда Европа впервые выходит за свои географические пределы и начинает свой длинный путь к мировому доминированию. Я считаю, что происхождение Украины является частью этого процесса, и, что очень важно, частью упомянутых процессов являются революции. Обращали ли вы внимание, что революции — это явление преимущественно европейское и преимущественно модерное. Чарльз Тилли написал книжку под красноречивым названием: «Европейские революции, 1492—1992». Мой тезис: весь мир, делящийся на страны вестернизованные и «отсталые». За немногими исключениями, революции и является собственно таким цивилизационным прыжком из «отсталости». Вот только оранжевая революция таким прыжком не стала. Хотя нынешнее поражение не исключает такую возможность — по крайней мере, не до конца.
— Будет ли в будущем записана на страницах учебников и монографий по истории самого модерного времени роль Киево-Могилянской академии как движущего фактора оранжевой революции?
— Революция была бы невозможной, если бы не было нескольких ключевых актеров. Одним из этих актеров стало студенчество. Проблема заключалась в том, что у студенчества, за некоторыми исключениями, не было институционных центров.
Киево-Могилянская академия была исключением. Следствием оранжевой революции должно было бы быть появление в Украине десятков Могилянок. Так должно быть в ситуации, когда борьба за свободу и достоинство является делом не личности, а институций. Этого, к сожалению, не произошло, но пока Академия существует, шанс остается.
— Какой, по вашему мнению, останется оранжевая революция в исторической памяти не только Украины, но и Европы и мира?
— Она останется там как самый яркий и заметный факт украинской новейшей истории. Во время событий 2004 года Украина не сходила 10 дней подряд с первой страницы New York Times. Это о чем-то все-таки свидетельствует.
Оранжевая революция предъявила Украину миру, и в настоящий момент, разве что очень некультурный, очень малообразованный человек не будет знать, что такое Украина. Каким будет измерение этой революции, зависит от того, когда мы об этом говорим и с кем мы говорим. Надеюсь, что за 10 лет впечатление будет более положительным, чем то, которое у нас есть в настоящий момент.
