Каковы истоки нашей Победы над гитлеровской Германией? Простого и однозначного ответа на этот вопрос, похоже, нет. Победа была противоречивым единством многих, часто взаимоисключающих, причин. В трагедии повинны и сталинизм, бездарно втянувший страну в страшную войну, и нацизм, эту войну навязавший, и «западные демократии», заигрывавшие с фашизмом и выжившие, во многом, благодаря жертвам нашего народа. Сейчас эти мысли носят, скорее, академический характер, но в 1941 году было не до рассуждений — Советский Союз подвергся жесточайшей агрессии со стороны Германии, ставившей своей целью наше унижение. Любителям оправдывать сотрудничество коллаборационистов с оккупантами (борьба со сталинизмом!), приведу выдержку из планов Бормана — Розенберга по уничтожению украинской нации: «Мы заинтересованы в том, чтобы так называемые украинцы не так быстро размножались... вся эта земля должна быть заселена исключительно немцами...». Миф о «цивилизованном германце» развеялся, и наши деды были просто обречены драться насмерть. Победа тоже обернулась трагедией: освобождение от «коричневой чумы» лишь упрочило тоталитарный сталинский режим. Причинами нашей победы называют огромные пространства и ресурсы бывшего СССР, миллионы погибших, страх перед сталинизмом, ошибки гитлеровских стратегов, военно-техническую помощь США, талант советских военачальников и лично «вождя всех времен и народов», открытие Западом Второго фронта (цинично-запоздалое!)...
Пожалуй, главный парадокс этой войны состоит в том, что тоталитарный фашизм был побежден тоталитарным же сталинизмом. Но это поверхностный взгляд. Сейчас подзабыт, наверное, главный источник этой победы. Советская пропаганда вовсю трубила о героизме и самоотверженности народа, проявившихся исключительно под «гениальным» руководством Коммунистической партии и ее вождя. И это есть сущая правда, но правда, так сказать, наизнанку, поставленная с ног на голову.
В Великой Отечественной войне ничего нельзя понять без углубления в психологию нашего народа. Здесь следует обратиться к творчеству нашего земляка Николая Бердяева, наблюдения которого поражают эмоциональной глубиной, не достижимой поверхностному рационализму. Бердяевым много сказано о «русской душе». Под понятием «русский» он подразумевал национально-культурный конгломерат царской, а затем и советской России, важнейшим элементом которого был украинский народ. Рассмотрим общие его черты, ментальные различия составляющих оставим в стороне. Вслед за Бердяевым здесь используется привычно- неверное определение «русский», впрочем, любое другое определение будет столь же некорректным. Поэтому попытаемся понять суть, которую обычно прячут за терминами и прочей фразеологией.
«Душа русского народа была сформирована православной церковью... эта религиозная формация сохранилась и до нашего времени, до русских нигилистов и коммунистов... остался сильный природный элемент, связанный с необъяснимостью русской земли... У русских природа, стихийная сила сильнее, чем у западных людей... первобытное, природное язычество... и православный, из Византии полученный аскетизм, устремленность к потустороннему миру... религиозная формация русской души выработала некоторые устойчивые свойства: догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы ради веры... устремленность к трансцендентному... русские всегда ортодоксы или еретики, раскольники или нигилисты...», — говорит Николай Бердяев и подчеркивает мессианскую символику идеи Третьего Рима. Западный человек сформирован на подавлении дионисийской стихии упорядоченным аполлоническим началом, «... на Западе все тесно, все ограниченно, все оформлено и распределено по категориям...» У русского природный дионисизм противостоит православному аскетизму. Именно поэтому мы и Запад часто с трудом понимаем друг друга, и все попытки Запада воевать с нами заканчивались для него плохо. Мы всегда искали Царства иного, справедливого и нездешнего — отсюда и общее для всех восточных славян сказание о Граде Китеже. Российский коммунизм, в отличие от классического марксизма, есть продолжение исступленной русской религиозности и несбывшейся веры в светлое будущее.
Автор далек от религиозной мистики, для этого он слишком уж материалист и атеист. Но христианский экзистенциализм Бердяева неожиданно перекликается с аналитической психологией Карла Густава Юнга, который ввел понятие психологических архетипов. Архетипы задают структуру личности определенной этнической группы. Они определяют последовательность ассоциативных образов, переходящих из поколения в поколение. Эти образы, вытесненные в коллективное бессознательное, активизируются в экстремальные периоды истории, материализуются в поведении этноса и представляют из себя громадную силу, поскольку бессознательное часто формирует намного более мощные содержания, нежели рассудочная часть психики.
Уже героическая оборона Брестской крепости показала, что здесь — не Европа, здесь воюют до конца, насмерть. Мягкий хаотичный кисель советской обороны, который без особого труда рассекали танки Гудериана, постепенно превращался в непреодолимую стену героизма, и только военно- техническими причинами это никак не объяснишь. Даже рост военного потенциала, казалось, противоречил логике: заводы разворачивались в считанные дни прямо под открытым небом в сибирской тайге и казахской степи. Интересно, возможно ли такое где-нибудь во Франции или Голландии? А ученые и инженеры, выпущенные сталинским режимом из лагерей и работавшие сутками почти бесплатно?
Архетипичная вера в светлое царство справедливости была рационализирована массами в коммунистической идее. Не в первый раз массы были обмануты, получив вместо свободы репрессии, голодомор и ГУЛАГ. Этим объясняется энтузиазм тех лет и отсутствие отчужденности. Построение некоего нового общества и его защита от фашизма считались делом каждого. Религиозность зашла настолько далеко, что коммунистические лидеры, фактически бывшие злейшими врагами народа, воспринимались этим народом как объекты поклонения. Поиск вождя вообще является характерной особенностью психологии масс. Религиозность же есть отличительная черта человеческой психики, что научно практически доказано, вопрос только в том, кого или что держат за божество. Научно доказано также, что вера в «вечные» ценности есть признак психического здоровья, неверие же в них — психическое заболевание.
Американцы выгравировали на своем долларе «In God We Trust» и успешно поклоняются этому сомнительному божеству, считаясь почему-то христианами. Но никто не сможет аргументированно доказать, что суета коммерческого успеха и престижа есть объект поклонения более значимый, чем вера в светлое будущее, которая была подло обманута советским тоталитаризмом и за которую наши деды часто с голыми руками бросались под фашистские танки. Трагедия в том, что за это они получили лагерную «колючку» или, в лучшем случае, бесцветную рутину существования в качестве винтика бюрократической машины с гарантированным пайком и извечной тоской по загубленным нераскрытым возможностям.
Но психологический архетип — вещь динамическая, изменяющаяся под влиянием окружающего бытия и на него же активно влияющая. Религиозная вера в будущие совершенные общество и человека, не единожды обманутая и извращенная, вполне закономерно обернулась своими антиподами в виде обозленного неверия, мещанской пошлости и величайшей силы отчуждения. Считается, что мы стали умнее, рациональнее, образованнее (?), даже гуманнее (?!). Весьма сомнительно!.. Но случись сейчас какой-нибудь катаклизм — вряд ли кто-нибудь бросится под танк или закроет собой амбразуру. Мы топчемся на задворках Европы уже много лет, а к нам, имеющим полуторатысячелетнюю историю и сломавшим хребет фашизму, относятся как к третьесортным потому, что свое мы разменяли, а чужое оказалось не по нутру и привело к деградации. Мы никак не поймем, что энергия масс, направленная на созидание, а не на воровство, пьянство и завистливое мещанское вожделение — фактор намного более мощный, чем любая иностранная инвестиция.
В «Дне» №73 19.04.02 г. наш рейтинговый телешоумен Анатолий Борсюк высказал глубокую озабоченность тем, что по прошествии 60 лет острота восприятия войны стерлась, а военная тема подается в «неудобоваримой», отталкивающей молодежь форме, поэтому она, молодежь, смотреть этого не может, утомляется очень. Пример же следует брать, по словам г-на Борсюка, со стран, которые «без кавычек называют цивилизованными». Может нам брать пример с сытых, бюргерски-самодовольных Австрии и Германии, Франции и Италии, в которых опять поднимают голову нацисты? И — о ужас! — в России фашистская идеология находит питательную среду.
Агрессивно-навязчивая советская пропаганда канула в Лету. На смену ей за большие деньги нам доставляют из Голливуда ванильно-мармеладную киноверсию сталинградской бойни — «Враг у ворот». Запрещать это бессмысленно, но вот высмеять следует так, чтобы впредь не повадно было заокеанским горе-режиссерам показывать эту чушь нашим старикам, которые хлебнули горя в этой войне сполна. Г-н Борсюк правильно говорит, что «не мы одни воевали». Но ТАК воевали только мы — на уничтожение, насмерть, до последнего солдата, кроме нас, так воевали только югославские партизаны Тито. Противного никто не докажет! Ведь не Эль-Аламейн в Северной Африке, а именно Сталинград стал тем осиновым колом, размозжившим нацизм.
Нужна не виртуальная картинка о войне, украшенная спецэффектами для придания остроты бессмысленному досугу молодежи, которой претят эмоциональные и интеллектуальные напряжения. Это — деградация, вполне объяснимая с психологической точки зрения. Нужна правда о войне, грязная, страшная и не приукрашенная. Попав в глубину, в архетип, в «нутро», она неминуемо заставит переоценить происходящее сегодня. Другое дело, что современному обществу конформистов не нужны личности, которые могут встать и вызвать огонь на себя, этакие «всадники на коне» по выражению Фридриха Ницше. А нужно ему — мещанско-потребительское «тесто», из которого можно лепить менеджеров, брокеров и налоговых инспекторов.
Загадка нашей Великой Победы таковой и осталась, потому, что оказалась невостребованной. И только разгадав ее, мы поймем сами себя, а, значит, осознаем свое предназначение в этом изменяющемся мире.
