Многие читатели «Дня» наверняка помнят блистательные номера знаменитой КВН-команды ДГУ (Днепропетровский государственный университет). На какое-то время они пропали из виду. И вот опять появились (во всяком случае, для широкой аудитории). Очередная волна популярности пришла с образованием нового проекта артистов — Кабаре «Веселый песец». Ироничные, тонкие, смешные и очень талантливые номера «Веселого песца» стали появляться на канале ТВі и параллельно набирать рейтинги в YouTube, а вот теперь и в «Дне».
Мы также не смогли отказать себе в удовольствии пообщаться с юмористами-интеллектуалами (не побоимся этого слова): автором и художественным руководителем театра Григорием Гельфером, автором и музыкальным руководителем Евгением Гендиным, режиссером и актером Евгением Чепурняком. Несмотря на все шутки-прибаутки, которые щедро расточали наши гости, разговор получился достаточно серьезный и, на наш взгляд, очень содержательный.
Лариса ИВШИНА: — У нас сложилось впечатление, что столица юмора из Одессы переезжает или уже переехала в Днепропетровск. Как так получилось, объясните? Что в Днепропетровске смешного?
Григорий ГЕЛЬФЕР: — Как-то мне попалась заметка в газете, что Днепропетровск смешил всю страну еще со времен Леонида Брежнева. Был период, когда это был самый смешной персонаж на огромном пространстве. А если говорить о Днепропетровске серьезно, то это родной, любимый город, который, на мой взгляд, является очень продвинутым, интеллектуальным, хотя и был немножко придавлен закрытостью, оборонностью и совковостью. Но, тем не менее, — это родина Михаила Свердлова, Александра Галича, Елены Блаватской...
Л. И: — Вы — знатоки внутреннего мира Днепропетровска.
Г.Г.: — Мы его любим и мы его патриоты. На самом деле, даже в самые застойные годы в Днепропетровске был юмор. Особенно в университете. Я закончил механико-математический факультет Днепропетровского университета (потом я это образование аннулировал, окончил Литературный институт имени Горького).
Евгений ЧЕПУРНЯК: — Погасил...
Г.Г.: — Да, погасил (смеется). И вот на мехмате все время проходили КВНовские баталии между студентами и преподавателями. Это был очаг свободомыслия. Женя (указывает на Евгения Гендина) учился на экономическом факультете...
Л. И: — В то же время?
Евгений ГЕНДИН: — Нет, я помоложе (смеется).
Г.Г.: — А Евгений Чепурняк учился на химико-технологическом.
Е.Ч.: — Но был центр притяжения.
Г.Г.: — Да, был центр притяжения. Когда появился возрожденный КВН, я уже учился в Москве. Тогда там главным был не Масляков, а Андрей Меньшиков — режиссер программы. Это сейчас кажется, что Масляков придумал и программу, и все шутки сочинял. На самом деле, все было немного не так...
Короче говоря: я приходил в редакцию и говорил, что в Днепропетровске есть команда. «Где? Где? Что? О чем?» — такой была первая реакция. Но в конечном счете мы их, наверное, «задолбали». А им надо было набирать сезон. Одним словом, пришел момент — к нам приехал Масляков, Гусман. Весь горком партии тогда построился...
Е.Ч: — Марсиане прилетели....
Г.Г.: — Они нас посмотрели, сказали, что это фигня, никуда не годится, но, тем не менее, так как выхода нет, нам сказали: «Вот вам день и ночь — и будете играть с командой МГУ». Мы сыграли с командой МГУ и выиграли.
Е.Г.: — Счет был 0:3. Порвали просто...
Г.Г.: — После этого в Днепропетровске нас встречали, как космонавтов.
Е.Г.: — Я хочу сейчас красивое сказать, а то потом забуду. Наш родной город Днепропетровск в советские времена был известен как город, который делает ракеты, которые должны попадать в цель. Но поскольку такого производства сейчас нет, мы взяли на себя обязанности делать эти «ракеты». Мы знаем цели. Никто не должен погибнуть, а наоборот — что-то должно родиться. Мы такие вот ракетчики...
Е.Ч.: — Я еще добавлю в эту копилку. Все, что производилось в Днепропетровске, улетало и не возвращалось. И люди, которые улетали из Днепропетровска, они тоже не возвращались, либо возвращались, но уже для всех.
Е.Г.: — Они возвращались в виде памятников.
Е.Г.: — Сейчас самый популярный вопрос, который нам задают: «Вы не боитесь?» А второй: «Почему вы не в Израиле?»
Г.Г.: — А мы отвечаем: «А нас?»
Л.И.: — А когда вас спрашивают, почему вы не в Израиле, — что вы отвечаете?
Е.Г.: — Мы там все были по двенадцать раз. А почему мы там должны быть? У нас тут работа, газета «День»...
Г.Г.: — Если продолжить: мы играли в КВН, были очень популярной командой. И в какой-то момент поняли, что мы что-то типа эстрадного театра, самодостаточный творческий коллектив. Наши актеры получили образование. Кстати, Евгений Чепурняк уже заслуженный артист Украины.
Е.Г.: — В КВН выигрывать было приятно, но в первую очередь перед нами стоял и, слава Богу, стоит вопрос самореализации. Собственно понятие музыкального номера, может это не скромно звучит, пошло от нас. Мы это первые сделали.
Л.И.: — Что такое для вас уровень и планка юмора? Как вы это сейчас ощущаете? Вот есть «95 квартал», у них тоже политическая сатира...
Г.Г.: — Есть ориентиры, которые не зависят от «квартальности», — это Григорий Горин, Шварц или Михаил Михайлович Жванецкий. Т.е. есть абсолютные вещи. Поэтому, несмотря ни на что, наши ориентиры остаются высокими.
Л.И.: — А Салтыков-Щедрин...
Г.Г.: — Даже у Шекспира есть много смешного, хотя кто-то спорит, что это не он, а другой автор.
Е.Г.: — Сейчас ведь время вкусовщины, постмодерн. Писать каждый день по-горински нереально. Сейчас столько информационных потоков. У людей очень много разных ориентиров. По нишам разбежались, юмористическим....
Л.И.: — А вы?
Г.Г.: — Мы разбежаться не можем — обречены мучиться. Почему мы с Масляковым оказались в разных плоскостях? Мы хотели делать то, что нам нравится и наивно думали, что это будет нравиться всем. Мы говорим о человеке, о смысле жизни, а им, оказывается, это не нужно. Им нужно что-то другое...
Л.И: — Тогда вы попали по адресу. Мы тоже пятнадцать лет настойчиво пытаемся делать то, что... Ну, мы поняли друг друга.
(Все понимающе кивают).
Алена ЯХНО: — А почему вас на Юрмалину не приглашают?
Г.Г.: — Мы Петросяна не можем переплюнуть.
Е.Г.: — У нас были неудачные попытки. К нам подходило шесть продвинутых операторов, говорили: «Вы офигенные, как нам это все уже надоело...»
А. Я: — Но выходит, все эти петросяны успешнее вас...
Г.Г.: — Почему Кафку читают тысячи человек, а какого-нибудь другого автора — миллионы?
Е.Г.: — Дарья Донцова и Кафка. Дарья Донцова нам не нужна. Что для вас критерий успешности — деньги?
А.Я.: — Когда я готовилась к нашей встрече, «забила» в Google «Веселый песец» и получила, на самом деле, не так уж много ссылок. Ожидала, что будет больше. Была поражена, что мало информации о вас.
Е.Г.: — Кабаре «Веселый песец» существует очень недавно, он появился в прошлом году. Раньше был театр КВН ДГУ. Есть номера, которые вошли в историю КВН и стали классикой — «Эммануэль», «Сходка авторитетов» и другие.
Л.И.: — Просто вы были нашим секретным оружием.
Г.Г.: — Если критерий успешности — это высшая степень самореализации, то мы считаем, что во многих вещах мы успешны. А если оценивать с точки зрения денег, то, безусловно, нам до Петросяна далеко.
Е.Г.: — Существует массовая культура и никогда 90 % людей не будут нас смотреть.
Г.Г.: — И продвинутым людям будет обидно, если окажется, что их стадион. Они скажут: «Елки-палки, мы учились, мы такие умные, а оказывается, что и домашние хозяйки — это понимают».
Е.Г.: — Мы выступали в больших залах: на сцене Медисон-сквер-гарден, и на сцене Кремлевского дворца съездов. Но мне больше всего импонирует та аудитория, перед которой мы сегодня выступаем — 100 человек с их реакцией единомышленников. Это дорогого стоит, хоть и не приносит больших денег, конечно. Зарабатывается другим местом.
Е.Ч.: — Мне нужно вернуться к тому, с чего все начиналось. На самом деле, мы ведь совпали со временем. Такой момент был. Может быть, потому что мы были младше, а может — потому что все общество было полно надежд. И было еще живо КВНовское движение, как масштабное явление продвинутой молодежи. Кто сейчас помнит актера, который сыграл «Мистер Питкин» в тылу врага?
Е.Г.: — Я помню, Норман Уиздом.
Е.Ч.: — Молодец, ты помнишь, потому что ты продвинутый. А Чарли Чаплина знают все. Он как был Чаплином так и остался.
Е.Г.: — Тогда фаст-фуда не было, а сейчас время фаст-фуда.
Е.Ч.: — А мы-то остались прежними. Правда, бывают моменты, когда мы раз — и совпали. Вот сегодня мы опять совпали и нас смотрят. Другое дело, что это не имеет широкого масс-медиа для донесения до масс. Да, может, их было бы еще больше. Другой вопрос — а нужно ли это? Надо заниматься тем, что нравиться, тем, что интересно.
Г.Г.: — Мы страшно друга друга мучаем, когда мы что-то делаем для себя. Для дяди, который говорит, что у него корпоративный праздник: «Вот вам 10 тысячи долларов и сочините мне что-нибудь!», — мы работаем легко.
Анна ШЕРЕМЕТ: — На днях я смотрела интервью с Масляковым. Ему задали вопрос, который звучал так: «А вот нынешние молодые люди, которые играют в КВН, понимают, какая у них степень свободы?» На что Масляков сказал: «Наверное, нет, потому что они выросли из свободы». Для меня, например, это спорно. Перед вашим приходом я как раз рассказывала Ларисе Алексеевне, что для меня степень свободы — это то, что вы показывали. А то, что показывают сегодня, отнюдь не свобода. Это такой хорошо залакированный самоцензурированный продукт.
Г. Г.: — Мне кажется, что свободу вообще нельзя измерить какой-либо степенью. Есть только степень несвободы. Мы в свое время это очень четко понимали и пытались ее сломать. А сейчас они просто не понимают, какой свободой они обладают, и сосредоточены на том, чтобы зарабатывать деньги. Они талантливые ребята. Но мы когда-то не понимали, что это может приносить деньги. Мы думали о том, чтобы сделать все демократично и супер-пупер. А они четко понимают, что сейчас они засветятся в этом проекте, затем в другом... Их свобода, как сказал Достоевский, «это отчеканенная свобода». И он тоже был прав.
Е.Г.: — Не Достоевский прав, а Масляков, потому что человек ценит то, что он получил трудным путем, либо то, что у него отнимают. А они это не приобретали и пока это у них не отнимают. Когда у них потихоньку начнут отнимать свободу, они это оценят.
Г.Г.: — Что ни говори, но нельзя сравнить то, что было в советские годы, с тем, что происходит сейчас. Сегодня свободы гораздо больше. Та свобода, которая есть, направлена на то, чтобы те вещи, которые не надо трогать — не трогали. Сейчас, например, в России модно любить Путина, казалось бы. Такую моду навязывают, хотя его уже освистывают. Даже там эта палица имеет два конца.
А. Я.: — А кого модно любить в Украине?
Г. Г.: — Себя (смеется).
А.Я.: — Свежий сюжет для вас: недавно нашли родословную нашего Президента. Оказывается, он из дворян.
Е. Г.: — Мы это уже обшутили: какое время — такие и аристократы.
Л.И.: — А сейчас жизнь предоставляет больше материала?
Е.Г.: — Мы никогда не думали, что опять будем так заточены на политику. Безусловно, это нам катализировал контакт с ТВі.
Л.И.: — А ваши выступления в Днепропетровске имеют какую-то городскую специфику?
Г.Г.: — Нет, наши номера, которые мы пишем не для ТВі, как правило, более долговечны, более человечны. Там нет про Януковича. Есть номер, который мы не показывали более пяти лет, а потом восстановили. Это история о трех старых клоунах: один клоун рыжий, другой — белый, третий — черный. Они пытаются каждый своим образом рассмешить публику. Это только в Днепропетровске над этим шутят или это свойственно всем людям?
Е.Ч: — Вряд ли можно говорить про «днепропетровский юмор», это одесситы должны подтверждать свою специфику... У нас уже конфликтует форма и содержание. Мы — актеры и не успеваем за скоростью написания текстов, с одной стороны. С другой стороны, не всякий текст можно сделать эстрадным номером. Какие-то вещи могут иметь только тот вид, который они имеют в телевизоре на канале ТВі. Моя задача — чтобы из того, что пишется, получилась какая-то эстрадная штука.
Л.И.: — Евгений, а какой ваш любимый номер из последних?
Е.Ч.: — Тут мы с вами совпадаем — это «Тореадор в коридоре». Там есть все — там есть ирония, там есть пародия, там есть гипербола, там есть шикарные исполнители, там есть роскошная музыка и язвительная форма выражения всего этого.
Е.Г.: — У нас еще очень жесткий график: во вторник мы получаем тему и за один день мы должны написать текст. В среду пишется фонограмма, а еще надо это снять... Поэтому мы на третий — четвертый раз все делаем с живыми актерами. И «Тореадор» делался в этом режиме.
Л.И.: — А вы сразу поняли, кто будет петь?
Г.Г.: — Это Саша Сергеев — ведущий актер Оперного театра. Он закончил не Ярославский институт, как мы, а Новосибирскую консерваторию. Это «наш» актер.
Л.И.: — На какую-то роль в вашем кабаре можно задействовать приглашенных звезд...
Е.Г.: — Конечно, при условии, что они будут все оплачивать.
Г.Г.: — Мы бы с большим удовольствие пригласили бы политиков, написали бы тексты. Мы такое делали для России.
Г.Г.: — Ну, Ляшко, наверное, ничего писать не надо. А вот какому-нибудь Яценюку написать песенку — с удовольствием.
Е.Г.: — Наши тексты пел Жириновский, Лужков...
Л.И.: — И где он?
Г.Г.: — А все потому, что Жириновский пел правильно, а Лужков фальшивил и текст плохо учил.
Л.И.: — Предложите спеть еще Путину с Медведевым. Вдвоем!
(Все смеются).
А. Я.: — Вы говорили, что мы живем во времена фаст-фуда. А у меня сложилось впечатления, что мы живем во время сюрреализма: в День Свободы опять возвели забор возле Верховной Рады. Как вы думаете, зачем они его все время возводят?
Г.Г.: — Мне кажется, что ничего не возводили, а просто хорошо поливали — и он вновь вырос.
Е.Г.: — Думаю, что сейчас мы просто проходим такой этап — закалки сюрреализмом. В конце концов, мы — а если не доживем, то наши потомки — научимся ценить свободу — ведь Независимость досталась нам не в борьбе. Мы должны понять, что если пройдем и это, и останемся сами собой...
А.Я.: — А мы это пройдем?
Е.Г.: — Ну, а куда мы денемся?
Г.Г.: — Есть законы объективные и от них все равно, никуда не денешься.
Е.Ч.: — Ведь Советский Союз все равно рухнул! С точки зрения истории, казалось бы — 70 лет — ерунда!
Ольга РЕШЕТИЛОВА: — Масштаб юмора зависит от масштаба эпохи?
Г.Г.: — Безусловно. Свифт смеялся в одном масштабе. Просто та страна, о которой мы говорим — это была целая идеология... Слово «партия» тогда было равнозначно слову «бог».
Е.Г.: — И из этого отшлифовывался эзопов язык и мастерство юмориста. Райкин не был антисоветским актером. Но многое из того, что говорилось, имело глубину подтекста. Сейчас некоторые вещи не оглашаются опять-таки в связи с опасностью — человека уже не расстреливают, но могут посадить в тюрьму. Мы не были какими-то политическими киллерами, но этот вопрос: «А вы не боитесь?..», извините, «задалбывает» и кажется уже противоестественным.
А.Я.: — А вы не боитесь?
Е.Г.: — Нет.
А.Я.: — А почему это вы не боитесь?
Г.Г.: — Потому что не пугают. Мы же не какие-то пламенные революционеры. Есть, конечно, внутренние принципы, но по большому счету — любого человека можно напугать. Мы нормальные обычные люди, у которых есть куча уязвимых мест. Но, с другой стороны, когда мы говорим о свободе, нам просто хочется иметь территорию свободной самореализации. Для кого-то это кажется нереальным, а для нас это органично.
Е.Ч.: — У нас были номера, которые посвящались Юле. И Ющенко был. У нас когда-то был номер «Повесть о настоящем пчеловеке» (смеются). А также письмо Вертинского Юлии Владимировне Тимошенко, в бытность ее премьерства. Никто, естественно, не «цеплял» нас... Господа обыватели вообще не должны думать о политике. А когда все общество вовлечено в эти разборки...
Е.Г.: — Так они и не думают. Это нам на Фейсбуках и в редакциях кажется, что об этом думают.
Г.Г.: — Нет, Женя, я не согласен, это не кажется. Ведь когда уже народ на рынке ругается, говоря о политике, и смотрит телевизор — это не нормально.
А.Я.: — Сейчас говорят, что у народа апатия и политика всем надоела.
Г.Г.: — Кто говорит, «бютовцы»? Они правы, а что, пойти рвать рубаху за Турчинова?
А.Я.: — Вот и за Юлю никто рубаху не порвал.
Е.Г.: — Я вас уверяю, когда придет время, еще не одну рубаху порвут.
А.Я.: — Кстати, 19 декабря должен состояться исторический саммит, на котором нам, возможно (тьфу-тьфу-тьфу), дадут ассоциацию. А как вы считаете, Украине, которая сейчас находится в таком состоянии, можно давать эту ассоциацию?
Г.Г.: — Я думаю, да. В любом случае, если есть малейшая возможность интегрироваться или как-то приблизиться, чтобы хоть по каким-то договоренностям здесь действовали европейские правила, это надо использовать.
Е.Г.: — У меня нет ответа на этот вопрос. Я считаю, что это высокая степень легитимизации этого режима, который сейчас есть. Это не громкие слова — в стране режим. Я не буду это сравнивать с Олимпиадой 1936 года, но мое мнение — очень противоречивое. Ведь, с другой стороны, и голосование по новому закону о выборах со стороны БЮТ — тоже легитимизация этих выборов... С точки зрения абстрактного гуманизма, с такой страной нельзя подписывать Соглашение об ассоциации и в такой стране нельзя проводить Евро-2012. С третьей стороны, это — моя страна и хочется для нее каких-то шансов.
О.Р.: — Но к европейским ценностям тоже есть вопросы. Ангела Меркель спокойно открыла Северный поток с Россией, в которой находится в заключении Ходорковский, в которой убита Политковская...
Е.Г.: — А Россия ничего не обещала. Она не просилась быть членом ЕС.
О.Р.: — Это понятно, но вот двойные стандарты?
Е.Г.: — Ее никто не идеализирует, но вот лучшего в плане ценностей... Ничего совершенного, кроме меня, в этом мире нет (смеется). Вся жизнь человека и страны это всегда выбор: выбор для того, чтобы куда-то попасть и стремиться к совершенству. Вот как говорят про демократию, что она омерзительна, но человечество пока что ничего более ценного не придумало. Поэтому никто не идеализирует Европу. Мы же не в вакууме живем, ездим и бываем там. Но на данный момент, это лучший ограничитель. Евразийский путь — это полный назад.
Е.Ч.: — Мне кажется, если эта дверь будет закрыта, вариантов для выбора будет меньше. И будет другая картина, в которой будет один вход и один выход — одна труба.
Е.Г.: — Самое горькое — то, что мы здесь разговариваем, а ощущение, что на этот момент общество не имеет практически никакого влияния на власть.
О.Р.: — Даже с помощью юмора?
Е.Г.: — С помощью юмора надо иметь очень много тротилового эквивалента. Мы же, как Иран, собираем свою ядерную программу в плане юмора, но такого количества «боеголовок» у нас еще нет. Можно, конечно, но на это должны уйти годы.
А.Я.: — Чернобыльцам и афганцам удалось слегка повлиять...
Е.Г.: — Чернобыльцы, мне кажутся, очень манипулированными. Это тоже отчасти момент перенесения негатива на Верховную Раду. Пусть уж лучше они, чем кто-то другой. Все очень запутано.
А.Я.: — Вы упомянули Закон о выборах. А чем он вам не нравится?
Е.Г.: — Прежде всего он мне не нравится в этих условиях наличием мажоритарки. Мне не нравится консервация политических партий. Ведь получается, что 1% это мало, а 5% — много. Я не вижу в нем возможности для необходимой смены элит и смены депутатского корпуса.
А.Я.: — Но ведь мажоритарка тоже выступает неким социальным лифтом для определенных людей...
Е.Г.: — Ален, я же вижу, как происходят местные выборы, я же вижу, как это происходит в областях... Решат все деньги, властный ресурс и прочее. К сожалению, в нашей стране, образно говоря, 80% проголосуют за гречку.
О.Р.: — На днях в вашем Днепропетровске провели интересный эксперимент. В самых массовых местах провели опрос насчет голосования в Верховную Раду. 50% по пропорционной системе — победила «Партия регионов». 10% набрали коммунисты. А 50% по мажоритарке — в список ввели маньяка-убийцу, женщину, которая убила нескольких детей. Но дело не в этом.... Когда народ станет думать?
А.Я.: — А разве можно вообще кого-то заставить думать?
Г.Г.: — Заставить думать невозможно. Думанье достаточно сложный процесс. К этому можно лишь побуждать. То, что мы делаем, то, что вы делаете, — вот так и можно. Мы же на баррикады с вами не пойдем?
Е.Г.: — Не знаю... (задумчиво).
А.Я.: — Может, мы с Гендиным и пойдем.
Г.Г.: — Хотя я уверен, что поднимается поколение людей, которые сидят в социальных сетях, существуют в несколько ином мире. Они могут найти другие аргументы, которые мы не понимаем.
А.Я.: — Кстати, а вам не кажется, что эти сети — выхлопные трубы?
О.Р.: — Иллюзия активной деятельности?
Г.Г.: — А в Египте и Тунисе это оказалось не просто выхлопными трубами.
Е.Г.: — В данный момент, это двояко. У нас они больше работают как выхлопные сети. Если правильно распорядиться, идеологи-подрывники, они смогут анализировать и сети. Мы, наверное, меньше интернетизированы, чем в Египте. Но, безусловно, это выхлоп негатива, равно как и чернобыльцы.
О. Р.: — Пожалуй, один из самых известных ваших номеров, который стал классикой, — «Эммануэль». У нас есть такая рубрика «История одной фотографии», а какова история этого номера?
Г. Г.: — В следующем году исполнится 25 лет КВНу ДГУ. У нас есть книжка, посвященная 10-летию. В ней как раз и описывается, как создавался этот номер. Он действительно в себе сконцентрировал все, чем жило тогдашнее общество. Мы, трое авторов, собрались на кухне — Саша Константиновский, Женя (Евгений Чепурняк. — Авт.) и я. Тогда Женя сказал: «А предположим, что люди смотрят порнографический...»
Е. Ч.: — Хотя мы подсознательно все время думали об обществе и о людях...
Е. Г.: — Но еще более сознательно о порнографии (смеется).
Е. Ч.: — В этом номере есть совершенно идеальная пропорция между узнаваемостью, демократичностью форм и содержанием. Там есть детали, а есть и общая картина — свобода. Поэтому он в свое время, может, и «выстрелил» так.
Г. Г.: — Хотя со временем людей, знающих об этой картине, все меньше и меньше.
А. Ш.: — Это как символ времени...
Е.Г.: — Это опять-таки к той эпохе фаст-фуда, о которой мы говорили выше. Тогда эротика не была фаст-фудом — доступным продуктом. Тогда ее символом была невинная Эммануэль. Поэтому она и отождествлялась со свободой.
Е.Ч.: — Мы были на гастролях в Германии. На одно из выступлений приехала компания из Чехии посмотреть именно нашу программу и этот номер. Оказалось, это были сотрудники «Пражского радио», которые и рассказали потом о нас.
А. Я.: — Скажите, когда мы уже это сможем посмотреть в Киеве?
Все вместе: — Что?
А.Я.: — «Веселый песец».
Г.Г.: — У нас уже был опыт выступления в Киеве. В прошлом году мы приезжали с программой кабаре «Веселый песец» и она прошла достаточно успешно для «Фридома». Как вы понимаете, аудитория, которая тусуется у «Фридома», по-другому ориентирована.
Е.Г.: — Она пафосная. Все же, это люди, которые должны были заплатить по 600 грн. И это сразу же создает другое впечатление. А нам хотелось, чтобы это было единомышленичество.
Е.Ч.: — Сейчас такое время, что и джаз не очень много людей собирает. И мы, наверное, где-то в той самой нише. Поэтому самой бы демократичной площадкой для нас был бы Дом офицеров. Одно дело площадка, другое — должен быть совместный партнер.
Г.Г.: — Конечно, когда в зале сидят люди, которые понимают, как мы это делали — это настолько окрыляет! На наших концертах еще с КВНовских времен остался обязательный атрибут — разминка с залом.
Игорь САМОКИШ: — А сейчас в обществе есть потребность в политической сатире?
Е. Г.: — Если у нас сложится концерт в Киеве, тогда мы и скажем. На самом деле есть тренд, ощущение того, что это нужно людям. «95 квартал» работает в этом поле. Но у них есть проблема: то, что они делают, — это бизнес. А любой бизнес зависим, они не могут делать то, что ставит их бизнес под угрозу. То, что делаем мы, не приносит выгоды, и отобрать это сложно, поэтому мы чувствуем себя свободней в том, что мы делаем.
