В первую очередь я хочу поблагодарить Петра Кралюка за отзыв на мою статью «Не-европейская Украина» («День», №194-195, 26.10.2012 г.), за добрые слова, за дельные размышления, за диалог — «жанр», который не слишком распространен в Украине, постоянно расколотой на воюющие лагеря («День», №199-200, 02.11.2012 г.). Возможно, это является свидетельством, что эта тема назрела для всестороннего ее профессионального изучения. Объем проблематики — огромен. Наконец, в стране, стремящейся в Европу, уже давно должен был быть сформирован «think tank», мозговой центр, который бы всерьез занялся реальными проблемами прежде всего интеллектуальной евроинтеграции Украины.
Важно также, что этот диалог происходит на фоне завершающей фазы выборов, освещавших, как рентгеном, на каждом своем этапе антиевропейскую суть власти, которая этими выборами сделала еще один гигантский шаг в противоположную от Европы сторону. И, кстати, в сторону пропасти, куда первой же скатится. Лишая страну европейской перспективы, эта власть сама себя одевает на шампур для русской печи.
Но мы об интересном. О Европе и Украине. Я тоже разделяю в основном мнение Петра Кралюка, что мы должны относительно этой темы обращать внимание не только на внутреннюю вину украинских элит, которые до сих пор не сформировали — и даже не сформулировали — стратегию евроинтеграции, но и на внешние факторы. Из этих внешних факторов самый очевидный — оппозиция России, которая намеревается НИ ЗА ЧТО не допустить — и будет действовать для этого всеми известными ей методами — даже просто приближение Украины к Европе, уже не говоря о политической интеграции в ЕС. Но это для нас не новость. Бесспорно, есть внешний фактор и значительно более сложный и неожиданный: неоднозначная позиция Европы, которая часто медлит с позитивными предложениями относительно Украины в благоприятный момент. А затем спохватывается в момент неблагоприятный, когда ее саму охватывает ужас видения этого будущего посттоталитарного славянского монстра о трех головах...
Однако в этот разговор я бы внесла одну методологическую коррекцию, и, думаю, Петр Кралюк как блестящий профессиональный историк меня поймет. С моей точки зрения, стоило бы дифференцировано рассматривать разные исторические эпохи отношений Европы с Украиной, принципиально выделив в отдельный период последнее двадцатилетие. Другими словами, мы не можем сегодня говорить Европе что-то типа: мы защитили вас от османской опасности, а вы неблагодарные. Или упрекать «изменами» триста или даже сто лет назад. Это слишком разные исторические измерения. Европа античная и средневековая, Европа Ренессанса и Просветительства, Европа Романтизма и Модернизма была также Европой римских легионеров и крестовых походов, религиозных войн и инквизиции, агрессивных монархий, фашизма и нацизма. И это была также Европа кровавых внутренних конфликтов, где разные нации боролись, в частности, и между собой за утверждение своего влияния на Старом континенте. Но на протяжении этих войн, столкновений, насилия как раз и формировалось этическое сознание Европы, которая в конечном итоге захотела (и сумела) стать объединением свободных равноправных народов, впервые в истории преодолевших свойственную человеческой популяции способность к самоуничтожению.
Европа как цивилизация исторически была всегда модерным мозгом человечества. А, как свидетельствует психоанализ, мозг является генератором светлых и темных идей, пророческих прозрений и ментального мрака. Но эта же Европа, в совокупности своих гениальных и зловещих аспектов, формируя на протяжении веков концепцию свободы и равноправия народов, стала единственной реальностью в мире, которая — после глубинного критического осмысления, в частности и двух мировых войн в одном ХХ веке — сумела создать Европейское Содружество как уникальный проект мирного сосуществования свободных наций и достойной жизни каждого гражданина со всем комплексом его демократических прав и обязанностей.
Украина провозгласила свое стремление приобщиться к этому Содружеству. А это означает необходимость критического переосмысления в первую очередь своей собственной истории, как это уже сделала (и продолжает делать) Европа.
Поэтому, мне кажется, движение Украины в Европу в первую очередь должно пройти через чистилище борьбы (с обеих сторон!) против стереотипов и взаимного невосприятия. Восток Европы на протяжении многих веков был для Запада «минус-пространством». Поэтому не удивительно, что в западном сознании накопилось столько стереотипов, непонимания, невосприятия (и многие из этих стереотипов более чем подставные!). Европа со времен античности смотрела на весь мир вне своих приделов как на «варваров». Восток Европы отображался на античных и средневековых картах высказыванием «hic sunt leones», «там живут львы». Дикие звери то есть. Но — и это существенно: первое ядро Европы — афинский демократический полис — уже противопоставлял себя «Азии» как мир свободы — миру деспотизма, как статус свободного гражданина — статусу раба. Со времени христианства и дальше Европа чувствовала именно православную Славию как глубоко чуждый мир, и эта враждебность культивировалась взаимно и последовательно. Когда погружаемся в исторические детали, то, конечно, самоочевидно, что украинское православие, в отличие от русского, было европеизированным, насыщенным европейскими идеями, знанием латыни и культуры Европы (и это в большей степени благодаря формированию модерной идентичности Украины в одних границах с Речью Посполитой). Но эта дихотомия свободы-деспотии и идентификация православия с Россией были (и есть) слишком глубокими в сознании Европы, чтобы подлежать быстрому искоренению.
Еще в конце ХVІІІ в., как это замечательно показал Ларри Вульф в книжке «Изобретения Восточной Европы»1, Запад смотрел на Восток как на иногда привлекательную, но чаще всего досадную экзотику, где господствовали мизер, унижение и рабский дух. «Горемычные жалкие рабы», писал английский ученый Уильям Ричардсон в 70-х годах ХVІІI в. о русских крестьянах. Или еще: «Из-за постоянных телесных наказаний и отношения как к несознательным животным могут ли они иметь тот дух и возвышенные чувства, которые отличают людей, рожденных в свободном государстве?». Исключение делалось разве для Польши, но с достаточно большими предостережениями (Руссо, например, при всей своей любви к Польше критиковал униженное положение крестьян в этой стране, а Вольтер, несмотря на симпатию к екатерининской России, видел в украинских казаках паладинов свободы). И мы же не можем подобное отношение считать предубеждением. Взаимное любопытство, сближение и познание между Восточной Европой и Западной начинается только с ХІХ в. Неслучайно именно тогда взгляд западных интеллектуалов совпал с подобным виденьем Мицкевича, Шевченко и других славянских писателей на Россию как на страну рабства (Мицкевич, между прочим, уже тогда упрекал Европу за легкомысленное отношение к русской угрозе и пророчил Европе тяжелую за это плату).
То есть речь идет о «глубинных структурах», как называет это явление Ноам Чемски, которые очень трудно искоренить из сознания. Для западного сознания «свободный человек» и «свободное государство» являются критерием цивилизованности. И драма Украины в том, что она тяжело боролась против русского деспотизма и имела из-за этого трагическую историю, но предстала в глазах Европы как часть антиевропейского «русского мира» — из-за субъективного неумения и/или объективной невозможности «объяснить себя». Еще в середине 80-х годов ХХ в. писатель — и не какой-нибудь, а чешский! — Милан Кундера в статье «Трагедия Центральной Европы» писал о том, что только на баррикадах Будапешта, Праги и Варшавы люди умирали за свободу и за Европу. Эти страны он называл «украденной Европой». Но ни одно движение за свободу было бы невозможно, по его мнению, в Москве или тогдашнем Ленинграде. А Киева в его сознании вообще не существовало: он находился в тени гигантской России, исторически не-европейской реальности в глазах Кундеры, — деспотической рабовладельческой страны, может, в чем-то и аттракционной, но неподвижной исторически и неизлечимо враждебной относительно Европы. И если в глазах брата-славянина не отражались ни украинские освободительные движения 20-х, ни противостояние шестидесятников тоталитарной системе, то что говорить о восприятии Запада! В конце концов, не всегда и у восточноевропейских интеллектуалов были простые отношения с Западом. Чеслаш Милош писал стихотворение «Rue Descartes» («Улица Декарта») как грустно-иронический рассказ о «молодом варваре» в «столице мира»... И все же книжка Милоша о его отношениях с Европой называется «Семейная Европа»!
Все это — большие темы, и не только литературные или культурологические для узкого круга специалистов. В действительности эти темы касаются живых нервов всего общества. Именно поэтому, повторяю, отдельно от остальных исторических периодов должен был бы идти разговор о двадцатилетии Независимости — ведь это первый период, когда Украина получила возможность стать субъектом истории и выработать проект своего европейского будущего, пользуясь при этом динамикой и инструментами, которые уже применяли соседние нации — те же Польша, Чехия или страны Балтии.
Вот здесь и появляется вопрос: кто несет ответственность за НЕСДЕЛАННОЕ? Украина, конечно, находилась в особенном положении как страна стратегического баланса и для России, и для Европы. Все болезни посттоталитаризма в Украине были крайне заострены: и потеря исторической памяти, и нехватка этоса общества из-за постоянного давления репрессий и бедности, и диспропорция между широким спектром люмпенизированного населения и узких элит, как это типично для вертикальной структуры пострежимных реальностей. Разной, конечно, была и мера ответственности за это разных категорий общества, как подходяще отмечает Кралюк. Но так или иначе мы предстаем перед Европой и миром как единое целостное национальное явление, и с нас спрашивают как с государства, которым мы захотели быть.
Прежде всего стояла проблема интеллектуальной интеграции, а банальнее — необходимость рассказать Европе о себе. И вот здесь вопрос: чья вина нехватки источников об Украине? Во время работы в Римском университете на моих глазах с 1991 года и дальше происходил процесс приближения восточноевропейских стран к западной реальности. Посольства Польши, Чехии, Хорватии, Словении работали и работают как гигантские фабрики, которые постоянно запускают в интеллектуальное пространство разноуровневую культурную информацию. Их атташе по культуре — переводчики Данте, поэты, интеллектуалы. У них в европейских столицах — институты культуры, академии, библиотеки...
С тех пор, как я помню Посольство Украины, у него никогда нет денег. Какая-либо конференция, какое-либо событие, связанное с Украиной, — тихий голос, бегающие глаза: у нас нет средств даже на телефонные звонки. Не знаю, возможно — и наверное — у какой-то части посольств Украины ситуация значительно лучше, наконец, есть у нас и очень интересный класс высокопрофессиональных дипломатов. Но здесь речь идет об Италии — одном из основателей ЕС, стране очень сложной элитарной культуры, государстве, что, в конечном итоге, приняло сотни тысяч граждан из Украины. Украинский посол, который отзывает свою подпись из письма итальянских ученых в поддержку признания Европейским парламентом Голодомора как геноцида — это как?! Ладно, это было в позорные времена Кучмы. А что, во времена Ющенко появились в западных странах Центры украинской культуры, необходимые как воздух? Правда, попадались мне странные люди, которые планировали сделать в Ватикане выставку Трипольской керамики и доказать, что наши предки уже где-то приблизительно 40 тысяч лет назад ходили в вышиванках... А официально Украинское государство словно не присутствует — сегодня и вчера, а следовательно, так будет и завтра. Такая работа посольств — это пятилетние каникулы, а временами и безротационная синекура.
Поэтому трудно искоренить в восприятии западных государств где-то глубоко засевшее в подсознании подозрение, что в действительности речь идет о не слишком цивилизованном мире. Можно, например, объяснить итальянцам, что Украина — настолько богатая страна, что имеет в центре столицы вертолетную площадку, откуда на вертолете можно обраться до Борисполя за сколько там? — за 625 евро, кажется. Или полетать над городом часик за две с половиной тысячи тех же евро. А вот, например, гениальной певице Соломие Крушельницкой исполнилось бы 140 лет со дня рождения. Певица, которая спасла «Чио-Чио-сан» Пуччини, которая пела на лучших сценах Европы, работала с Тосканини... Это же можно было сделать центральным событием года музыкальной Италии! Однако конференцию организовали представители диаспоры, которые вложили в это душу, деньги, время. Гениальная преемница Соломии — Виктория Лукьянец — пела в Институте польской культуры и в небольшой церкви Санта-Мария дей Монти. Понятно, бесплатно, потому что какие же у Украины деньги на культуру? Такой у нас кризис. Но одной люстры из Межигорья хватило бы на грандиозный проект промоции украинской культуры на Западе. К слову, в Риме — ни одной вертолетной площадки. Пилишь до аэропорта или на машине, или на поезде за 12 евро. Зато в Украине усилиями Института итальянской культуры готовились и грандиозные празднования Верди, и постановки опер, и приезды Софи Лорен и великого скрипача Уто Уги, и издания десятков томов итальянской литературы... Потому что при всех кризисах страна не имеет права отказаться от представительства своей культуры за рубежом. Иначе она не страна.
Хорошо, это полукриминальный или даже криминальный постсоветский истеблишмент так доруководился государством. Но в западном сознании срабатывает единственная реакция: а какой холеры общество терпит такое положение вещей? А если оно его терпит, то какой холеры претендует на вступление в Европу?!
Или затронуть более тонкие материи. Литература. Книжка, ее движение в обществе, ее перевод, ее восприятие. Это часть осмысления своей культурой и обществом собственных же ценностей. Что сделало для этого наше поколение, поколение восьмидесятников — первое поколение, которое имело возможность ездить, общаться, входить в западные контексты? Оно начало бороться против шестидесятников, неутомимо рассказывая Западу о якобы заполитизированности предыдущего литературного поколения, а мы, не, фу, мы постмодернисты-эстеты. Ну, просто как премьер-министр — против «папередников». Есть на это психоаналитические даже причины. Но если сделать «антологию» высказываний этих писателей и критиков о собственной литературе, стране, государстве, то никаких табачников не надо, сами управимся: оказывается, что литературы у нас нет, культуры тоже нет, государство черт знает какое, элиты зеро. При этом «незаангажированные» интеллектуалы без зазрения совести подсели на иглу спонсоров-олигархов, которые разорили страну. Литературоведение превратилось в сводку сводов. Зато потом как из меха сыпануло Достоевскими, Томасами Маннами, Вирджиниями Вулф, Симонами де Бовуар и другими выдающимися фигурами, картонные маски которых так приятно примерять на собственные физиономии... А в Европе Коцюбинский через пятое-десятое переведен, Стефаник неизвестен, Пидмогильный почти отсутствует, не говоря уже об украинской поэзии ХХ в. — действительно одной из самых выдающихся на поэтическом горизонте Европы. Словари двуязычные — и те изданы разве для английского языка да еще немногих. Марьяна Прокопович, один из лучших в Украине переводчиков, работает во Львове уже два десятилетия над итальянско-украинским академическим словарем. Может ли один человек собственными усилиями поднять такой проект?! А, кстати, позаботиться надо было об адекватных переводах писателей 20-х годов и тех же шестидесятников, тогда Европа узнала бы, что за свободу и Европу погибали не только на баррикадах Будапешта, Праги и Варшавы, но и Киева, и Львова. Это все — элементы той «гуманитарной ауры нации», которую, если нет, не будешь дорисовывать.
И это не значит, что нет серьезных литературоведческих исследований, или прекрасных произведений, или талантливых авторов. Но элитарная культура всегда тихая. Она не работает локтями, не брызгает струйками яда, не занимается психологическим (и не только) стриптизом. Но также она нуждается в каналах для своего прохождения, финансах, институционной поддержке. Государство этим не занимается, потому что оно в руках врагов этого государства. Представители культуры занимаются собой. Запад хочет нас познать, он для этого имеет и желание, и потребность, и ресурсы. Но для этого необходима самоорганизация культуры, ее императивная потребность рассказать о себе, интегрироваться в круг идей и людей соответствующего цивилизационного контекста.
И тогда какая, в конце концов, разница между постмодерной, как она себя называет, культурой и постсоветским истеблишментом? Ведь не только люстра президента могла бы пригодиться на культурные проекты. А если бы громкие фестивали, дармовое проживание писателей на виллах, гранты конвертировать в перевод писателей, которые уже не могут защититься от небытия? Или в системную экстраполяцию на Запад аналитических синтезов украинской истории, культуры, языка, учебников, попросту говоря? Это ответственность Запада или таки наша как страны и конкретно — ее культурной элиты?
Если такой анти-этос господствует в культуре, то что говорить о политике? И чего требовать от молодежи, если писатель-постмодернист на вопрос «что делать», отвечает: «Да валить отсюда! Пока молодой — валить!». Украина — это «страна потерянных возможностей», это «просто нежизнеспособная» страна. И дальше: «Мне абсолютно не дорого мое украинство и то, что я — украинец»2. То кому же украинство должен быть дорого? Англичанину или поляку? Бельгийцу или шведу? Уничтожением здорового критического патриотизма за это двадцатилетие занимались и власть, и отдельные представители культурной элиты. Кто же должен защищать страну, которая оказалась во власти порожденных ею же самой монстров?! Поистине, «сон разума порождает чудовищ».
Наконец, даже при суперкритическом отношении и к своей нации, и к ее истории моральный императив не позволяет забывать по крайней мере то, что за эту нацию и за это государство погибли люди, которые так же хотели жить, как и мы. В огромной степени именно их жертва, именно их безумная вера в будущую Украину сделала возможным это государство. Не может быть абстрактно «жизнеспособной» или «нежизнеспособной» страны. Жизнеспособны или нет в ней люди. Томас Гоббс — а писал он своего «Левиафана» в середине ХVІІ в. — твердо верил: «Государство — это мы». Следовательно, наши предшественники были способны творить государство в лихие времена войн, революций, репрессий и полной безнадежности. А нынешние поколения оказались неспособными в плюс-минус все ж таки нормальных условиях обеспечить ему хотя бы минимальное достойное представительство в мире. Зато оказались способными развести такую политическую трясину, в которую погружается не только прошлое, но и будущее этой страны.
Есть и обратная сторона дела. Стремимся в Европу? А что сделано в Украине, чтобы познать Европу? Образовательные, может, программы? Или общественные проекты? Или просто ожидание, что Европа придет и сделает? Вон правительство уже начало вытеснять из Украины волонтерские организации — точно, как в России и Беларуси. Мы и не заметили. Нам некогда. У нас либералы борются с националистами и наоборот. У нас лидеры оппозиции уже больше заботятся о будущих президентских гонках, а не о возможном крахе страны завтра. У нас к Европе апеллируют «протывсихи». И так громко апеллируют, что в этой пролиферации децибел может хрустнуть хребет страны — никто и не услышит. А главное — не устыдится, когда представитель дипломатической элиты говорит: если в ЕС будет продолжаться экономический кризис, то Украина может направиться в Таможенный Союз 3. Глубже упасть, кажется, нельзя. Это, так сказать, политика с Окружной дороги. Если эвентуальный стратегический партнер появляется в виде клиента, то трудно рассчитывать на уважение — и ко всему же на уважение цивилизации, которая базируется на жестко защищенных ценностях гражданских свобод и верховенства закона.
Именно эти обстоятельства не позволяют требовать от Европы неравноправного и для нее в этих условиях партнерства с Украиной. Ко всему же Европа действительно переживает не самые легкие времена. Да, есть здесь и достаточно банальные и недалекие политики. Есть и своя коррупция — «Газпром» не одного Шредера купил. Есть и циничная Realpolitik. Но все же есть не миф демократии, а демократия как система, которую европейцы добыли в борьбе у всех тоталитарных систем, в частности и тех, которые создали сами. И за это их нельзя не уважать.
Кстати, в разговорах о европейском кризисе, что ведутся в Украине, не хватает двух очень существенных деталей. Первая — это культурные предпосылки кризисного состояния. Ныне все происходит с математической точностью согласно предсказаниям Макса Вебера: самыми сильными экономически являются страны протестантского круга, более слабыми — католические. Ну а как православные, так уже и Греция. Вторая деталь: Европа переживает кризис, в частности, и из-за того, что предпочитала не потерять грандиозное свое изобретение — Welfare State, социальное государство с относительно бесплатным образованием, медициной и всем комплексом социальных служб, которые государство предлагает человеку. Это постсоветская власть сначала обворовала эти страны — Россию, кстати, не меньше, чем Украину — а затем продолжила отбирать у человека самые элементарные измерения его существования. А в Европе на обеспечение этих измерений и дальше идут колоссальные расходы. Конечно, скандинавы с этим управляются лучше, чем испанцы, французы лучше, чем итальянцы, а греки не управятся без помощи Германии. Но все эти страны функционируют в пределах цивилизации, в центре которой стоит не слепая и грубая власть, как в евразийских координатах, а человек, что веками боролся за свою свободу и достоинство. И добыл в борьбе — для себя и других, кто вовремя приобщился к этой цивилизации.
Потому-то изменения пока еще могут быть только к худшему, пока в нашем обществе не появиться критическая масса людей, готовых бороться — если надо, то и на баррикадах — за свободу и за Европу, как говорил Кундера. А тем самым — и за Украину.
В этом плане вопрос упирается в первую очередь в образование — образование как знание, как информацию и как моральное формирование. В моменте, когда власть, напротив, пытается уничтожить образование как источник морального и интеллектуального пересоздания нации, само гражданское общество должно строить «барикади цегли — проти бездомності. / Барикади поезії — проти бездумності». Другого пути нет.
Одним словом, это все темы колоссального культурного, политического и общественного веса. Еще раз благодарю Петра Кралюка за расставленные акценты, газету «День» — за постоянное внимание к этой теме, а вместе их — за понимание и солидарность, могу только повторить: широкая общественная дискуссия на тему Европы и Украины — с конкретными и культурно значимыми действиями для капиллярного распространения этой информации в обществе — ко времени. «День», возможно, и является идеальной лабораторией для таких дискуссий. Я бы предложила постоянную рубрику «Европа — Украина», рубрику многоголосую. Имеем в обществе очень разные потребности в этом разговоре: от софистикованных философских дискуссий до элементарной информации. Но все необходимо, когда речь идет о цивилизационном выборе: и разговор о формировании концепции Европы от древних греков до современности, и рассказ, как работают школы, больницы, формы социальной защиты гражданина в ЕС. Пусть каждый человек подумает, почувствует, соразмерит себя с реальностью имеющейся и реальностью, в которой бы хотел, чтобы по крайней мере жилы его дети. Государство можно построить, выстрадав идею этого государства. Это в Евразию можно скатиться инертным нежизнеспособным человеческим материалом — там уже ждут с лопатой. А в Европу можно интегрироваться, выстрадав и добыв в борьбе свое ощущение и понимание Европы, аж пока она не станет, как у Милоша, «семейной Европой».
Моя позиция в этом плане — не пессимизм. А скорее, как говорит известная философская максима: пессимизм разума и оптимизм воли.
Поэтому считаю, что должны творить ежедневно это самоощущение «семейной Европы». Творить твердо, последовательно, ответственно. Если действительно верим, что духовной родиной Украины является Европа. Если наша убежденность в принадлежности к Европе — не риторический словаж. Если по-настоящему стремимся приобщиться к Европе хотя бы через пару десятилетий — еще тяжелых и преисполненных опасностей десятилетий. Плата за катастрофическое опоздание еще с 1991 года. За неумение ценить государство. За несостоятельность честно, критично, но преданно любить свою страну.
1 Л. Вульф. Винайдення Східної Європи. Мапа цивілізації у свідомості епохи Просвітництва. — Київ: Критика, 2009.
2 Іздрик: «Всьому жлобству і биківні, яка панує в Україні, тільки така влада й потрібна». http://bukvoid.com.ua/digest//2012/10/23/213007.html.
