Хотя белорусского президента Александра Лукашенко и назвали последним диктатором Европы, авторитарное правительство и диктаторские тенденции, безусловно, не ограничиваются лишь Минском. После падения коммунизма возникли и развивались разные модели недемократического централизма. Некоторые из них устояли, тогда как другие ожидают благоприятного случая для захвата и сохранения властных рычагов.
Авторитарные лидеры уже больше не могут полагаться на социальные революции, обвалы системы, перевороты или национально-освободительные движения с тем, чтобы захватить государственные учреждения. В современном мире они не могут просто запретить все конкурирующие политические партии и претендентов на высокие должности или объявить проведение выборов вне закона без того, чтобы не вызывать международного остракизма и более значительного внутреннего сопротивления. К тому же диктаторы уже не могут полностью изолировать свои страны от остального мира, особенно когда страна находится в пределах Европы. Им нужна видимость законности.
Вместо традиционных методов получения и сохранения власти было разработано множество всевозможных средств с идеологическим и практическим обоснованием, которые применяются различными правительствами. Уже существующие диктаторы и те, кто лишь стремятся ими стать, в частности регулярно эксплуатируют два вопроса: этнический национализм и социальную справедливость. Основой этого становится твердое решение крепко держаться власти, независимо от результатов выборов.
Слободан Милошевич в Сербии и Франко Туджман в Хорватии были яркими примерами этно-националистического варианта в 1990-х годах. Каждый из них заявлял, что должен защищать независимость и целостность вновь созданного государства или защищать народ от высылки или вымирания. Во время войны граждане часто не принимают во внимание внутренние диктаторские тенденции из-за сфокусированности на большем вознаграждении — национальной независимости.
Идея возобновления национальной гордости и защиты страны от нежелательных иностранных влияний продолжается в разных формах даже среди нескольких демократически избранных правительств. В некоторых случаях это привело к обвинениям в ползучем авторитаризме, когда правящая партия с мощным электоральным большинством чувствует смелость для проведения конституционных изменений, а также прибегает к другим средствам, которые призваны в конечном итоге крепко укрепить их власть.
Виктор Орбан в Венгрии является в настоящее время примером таких подходов, хотя подобные обвинения в свое время были выдвинуты против Леха Качиньского в Польше и Вацлава Клауса в Чехии. Однако нужно разграничивать популистскую, ультраконсервативную и нелиберальную политики, которые очень распространены, но склонны к дискриминации этнических, религиозных и сексуальных меньшинств, и прибегать к более серьезным антидемократическим мерам, направленным главным образом на сохранение действующих должностных лиц при власти. В некоторых случаях такие лица могут преследовать одновременно обе цели.
Вопрос о социальной справедливости был одной из основных проблем в посткоммунистических странах. Слои населения можно мобилизировать против вымышленных сил, направленных на разрушение капитализма, который включает рост экономического неравенства и показную зажиточность новых предпринимателей. Лукашенко успешно использует антикоррупционную и антиолигархическую кампанию с тем, чтобы дисквалифицировать политических соперников, обещая продолжение государственной защиты белорусского народа.
Диктаторы также захватывают целый спектр государственных органов управления — от жесткой до мягкой формы государственного правления. Мягкие лидеры могут манипулировать выборами на периферии, чтобы обеспечить преемственность власти. Другие формы политического манипулирования включают использование правоохранительных органов и судебной системы для подчинения оппонентов, цензуры и политического вмешательства в средства массовой информации, а также взаимопроникновения между властью и бизнесом. Все эти явления проявляются в Украине.
Самые тяжелые случаи диктатуры можно увидеть на примере России, где весь избирательный процесс и самые влиятельные медийные ресурсы находятся под тщательным контролем, где парламент покорно поддерживает решение правительства и где оппозиции разрешено работать лишь с тем, чтобы создать видимость демократического плюрализма. Более того, Россия проводит кампанию государственного терроризма на территории Северного Кавказа, и это уже вышло за рамки политической диктатуры и перешло в откровенную тиранию.
В случае, если Европейский Союз станет смотреть на Восток слишком любезно, угроза возрождения национализма и популизма нависнет также над более старыми демократиями. Учитывая неопределенность экономической ситуации в южноевропейских странах, новые радикальные движения могут выйти на первый план. Хотя они могут и не выиграть общенациональные выборы непосредственно в Греции, Португалии, Испании или в других странах, которые испытывают глубокие социальные потрясения, они получат новобранцев и будут играть более заметную роль как в правительстве, так и вне него.
Если ЕС распадется на обломки между более богатыми и более бедными государствами, то традиционная политика тоже будет разрушена. Это позволит создать пространство для формирования большой воинственной группы, которая будет поддерживать политику ренационализации и протекционизма. Эти программы будут уменьшать роль демократических институтов или превратят их в такие, которые будут служить целям новых правящих кругов. В такой текучей и потенциально опасной среде утешать себя банальным утверждением, что Европе осталось преодолеть единственный существующий диктаторский режим, является в лучшем случае наивным и неграмотным, а в худшем — саморазрушительным шагом.
Януш БУГАЙСКИ — старший сотрудник Европейской программы Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне, округ Колумбия.
