6 октября
На столичной станции метро «Крещатик» толпа заносит меня в вагон и бросает в объятия пышнотелой госпожи. После ее возмущений и моих извинений мы всмотрелись друг в друга — и одновременно выдохнули: «Ты-ы?» Эта госпожа 25 лет тому назад была Лидкой, моей однокурсницей. Отличница из полесского села, на пятом курсе она вышла замуж за киевлянина. С тех пор мы не виделись.
После первых расспросов Лидка сказала, что весной похоронила маму.
— Только когда мамы не стало, я поняла, что сама ее довела. — В голосе Лидки боль и отчаяние. — Она же одна огород для нас обрабатывала, кур и свиней кормила, корову держала. И никогда ничего для нас не жалела — вам же нужно, говорила, у вас ребенок растет, а в городе ведь все такое дорогое. А самой же ничего никогда не нужно было, а пенсия у нее была целых 65 гривен, и ту по полгода не платили. А в селе как трудно выжить самой, хуже всего зимой — одна машина дров 500 гривен! А мы ведь сидели в городе на этаже в добре, как паны, как свиньи!..
Слушая ухоженную Лидку, думаю о том, как часто мамино беспокойство воспринимается как должное. Как воздух, которым дышишь. И о том, что запоздалое раскаяние не в силах угомонить упреки совести.
На «Левобережной» толпа вынесла Лидку из вагона — размазывая слезы и косметику по лицу, она махнула мне рукой.
