30 января
Моя хорошая приятельница положила дочку в известный столичный лечебный центр. Болезненный факт. Девочка уже несколько лет живет с повышенной температурой. Местные врачи только руками разводят... Но родители преисполнены оптимизма и твердо верят, что все будет хорошо. Так оно и будет. Но я не об этом.
— Как там малая? — спросила я у приятельницы.
— Анализы, анализы...
Она посмотрела грустно в окно. И, тяжело вздохнув, рассказала следующее. Заведующая отделением также уверила маму, что все будет хорошо, а далее, покраснев и пряча глаза, попросила принести... моющие средства. Любые, уточнила. А бейдж на белом халате свидетельствовал о том, что пани-врач — не последний человек и в государстве, и в науке. Понятно, что на следующее утро отец ребенка побежал за моющими средствами, а мама — за конфетами.
Выслушав приятельницу, я с горечью подумала вот что. Да, мы привыкли платить за лечение и за нормальное общение нашим медикам. Мы привыкли идти в больницу (независимо от категории) со всем своим. Мы же идем в Европу! Медленно, ужасно, но — идем!
Я прилагала максимум усилий, чтобы создать в своем воображении образ того, кто это все установил. И ничего не выходило. Вместо этого — вопрос за вопросом. Кто и исходя из чего устанавливает расценки на хирургические операции и на лечение? И если этому есть основания, то почему только в одном столичном медицинском учреждении мне довелось увидеть расценки, утвержденные руководителем этого заведения? Почему этого нет на государственном уровне? Почему украинский гражданин не имеет права выбирать больницу в зависимости от наполнения своего кошелька? Почему? Почему! Почему...
От этих «почему» жутко делается.
