19 января
Возле меня останавливаются двое. Один в кирзовых сапогах, в простом пальтишке, такие у нас носили лет пятьдесят назад, в шапке, очень похожей на ту, в которой когда-то в селе моя приснопамятная кошка выводила котят. Второй выглядит несколько современнее, но и на нем куртка совсем истертая и заношенная, а ботинки, похоже, вот- вот развалятся и из них на снег вылезут босые ноги. Первый — художник-этнограф и литератор, зарисовывает памятники украинской древности и пишет к ним историко-литературные эссе, второй — писатель и фольклорист, даже член Союза писателей. Спрашивают, над какой книгой теперь работаю. Говорю — не над книгой, над материалами для газеты, сейчас произведения изящной словесности — ни для кого. Они оба неодобрительно покачивают головами.
— Все это суета, временное, — говорит писатель-фольклорист. —
И мои коллеги по литературному несчастью, попрощавшись, продолжают свой путь и прерванный встречей разговор об искусстве и вечности. А я окидываю глазом себя. Сапоги новые, из Польши, куртка — осенью куплена на базаре, шапка — также нормальная, норковая... Ну, в самом деле, какой из меня творец высокого и вечного! Для этого я слишком хорошо одет и благополучен. Вот выдающийся мыслитель античности Диоген жил в обыкновенной бочке, выдающийся поэт средневекового Востока Хафиз был дервишем: всю жизнь носил не одежду, а рубище. В конечном счете, наш Иван Франко тоже ходил в кирзовых сапогах и потертом сиряке, а зарабатывал своим гениальным литературным трудом, в лучшем случае, за день — на буханку хлеба. Нет, я явно выпадаю из этой обоймы. Бессмертные духовные сокровища, по-видимому, будут продуцироваться без меня. Тем более, что уже вполне сформировалась когорта их творцов. Вон двое из них пошли. До уровня Диогена им, правда, еще далековато, но дервишевское рубище Хафиза уже на них.
