Я проснулся раньше обычного и, чтобы не потревожить своими медвежьими шатаниями по тесной и темной квартире близких, быстро оделся, тихо отворил дверь и спустился во двор. И внезапно, как в безумие, впал в детство. Ведь только там был такой чистый и плотный снег, такой шуршащий, как папиросная бумага, воздух и такая эпическая и добрая тишина. Обомлевший, несколько минут я завороженно глядел на этот сказочный, хрупкий, как иллюзия, мир, освещенный замешкавшимся месяцем. И снег под ногами аппетитно захрустел, как яблоко, точно тридцать лет назад. Я шел безлюдными и опасно скользкими, неистребимо скользкими, как и в детстве, улицами сегодня милосердного и сказочного своей пустотой города и все лелеял в себе, как плюшевого медвежонка, это чудесное возвращение к благородному золоту месяца, к грациозным деревьям, окутавшим муфтами инея свои зябкие ветви, к крякающему, как после стопки с мороза, снегу.
А затем я вышел к метро. И, как обычный беспамятный горожанин, стал на эскалатор. Он споро тянул меня в холодную мрачную бездну, и я каким-то слабым краешком своего сегодняшнего просветленного безумия вспомнил, что в детстве это погружение в жерло метрополитена казалось мне исчезновением в могильном склепе. «Взрослость — это спокойное, важное, тупое, самодовольное и покорное согласие умирать каждое утро», — подумал я и втиснулся нелепый, как шпрота, в вагон поезда. Чтобы пережить ежеутреннюю экзекуцию встречи со своими попутчиками по судьбе, родине, истории, везущими в катафалке вагона недосмотренные кошмары, непереваренные завтраки, невыветриваемые обиды. Свое прекрасно забытое прошлое, проклятое настоящее и несуразное будущее. Свои невыплаканные слезы и не расцветшие чувства. Своих обманутых отцов и испорченных детей. Тяжелую дрему на ресницах и чудовищных габаритов сумки в вечно утомленных руках.
«Господи, — шептал я, — за что ты обрек меня родиться в этой холодной неподвижной стране?» И благодарил мысленно Бога за то, что только здесь я могу задавать подобные вопросы.
Сергей СМУТОК, «День»
