Со времени принятия руководством Европейского Союза решения о выработке единой внешней политики и политики в области безопасности для стран ЕС публичные дебаты на темы определения содержания этой политики, взаимоотношений между еще не рожденными европейскими вооруженными силами (прообразом которых должен вскоре выступить Еврокорпус), НАТО, США стали частыми и привычными. Стремление Западной Европы к большей самостоятельности беспокоит и даже раздражает политический бомонд США, в то время как в странах ЕС нет единства мнений по поводу того, должен ли Евросоюз, обретая черты военно-политического союза, действовать параллельно США или же стать лишь более автономной частью созданной Вашингтоном трансатлантической системы безопасности. Далеко не все представители западноевропейских политических элит считают необходимой конкуренцию с США, настаивая на необходимости сохранения послевоенного трансатлантического партнерства. Далеко не все в США, как показали недавние дебаты в американском Сенате, имеют представление о том, как вообще стоило бы относиться к провозглашенной Европейской оборонной инициативе. Создается впечатление, что для Украины наиболее выгодным было бы развитие событий, при котором партнеры — ЕС и США — смогли бы избежать серьезных разногласий, но при этом согласиться с тем, что именно Европа должна отвечать за состояние дел у себя дома. В таком случае у Киева появляются шансы на активное подключение к общеевропейским интеграционным процессам через создание единой системы безопасности и миротворческую деятельность. Этот взгляд встречает понимание у западных экспертов, он, исходя из информации о последних контактах между Киевом и Брюсселем, сейчас внимательно изучается в структурах Европейского Союза. И в таком случае Украина получает возможность использовать свое геополитическое положение, о котором так много говорилось, с реальной пользой и для себя, и для других. Если, конечно, сначала ключевым игрокам — США и ЕС — удастся прийти к общему знаменателю по поставленным авторами статьи основополагающим вопросам. Однако не стоит также сбрасывать со счетов активизацию России в Европе (чего стоит только стремление сыграть на опасениях европейцев по поводу американских планов относительно ПРО). Существенно осложняет «украинский шанс» и разнонаправленность внутриполитических процессов в Украине и России. Если у нас власть ослаблена кассетным скандалом, а относительно геополитических перспектив страны среди элиты — полный плюрализм, то в России — наоборот, идет процесс укрепления власти, а элита, как правило, выступает единым внешнеполитическим фронтом.
Для тех, кто верит в более объединенную Европу, более тесное взаимодействие по вопросам обороны представляется самоочевидно желаемым. Остальные акцентируют внимание на прагматической стороне, подчеркивая, что государства — члены ЕС — могут достичь в сфере внешней и оборонной политики значительно большего, действуя вместе, чем каждый сам по себе. Прагматики делают упор на растущем числе внешних вызовов — на Балканах, в Средней Азии, в Африке или где — либо еще, требуя согласованного ответа на эти вызовы.
Третий аргумент, на котором основывается позиция некоторых французских голлистов и многих представителей левого крыла в ЕС, заключается в том, что Европе необходима единая внешняя и оборонная политика для оказания сопротивления американской гегемонии. Эта антиамериканская точка зрения, тем не менее, не так широко распространена. Сторонники единой внешней и оборонной политики ЕС считают, что Европа, которая способна сама позаботиться о своей обороне, будет лучшим партнером для Соединенных Штатов.
Замешательство и сомнения появляются в настоящий момент по причине неопределенности возможных функций Сил быстрого реагирования (СБР), ключевого шага в разработке единой политики в указанных сферах. СБР, как говорится, должны быть способны выполнять так называемые задачи «Петерсберга». «Процесс мирного урегулирования» (одна из этих задач) может охватить что- либо помимо «Операции Альба», в рамках которой в 1997 году Италия ввела шеститысячный контингент сильных европейских войск в Албанию для подавления анархии, применения против мятежников в Сьерра Леоне, сопротивляющихся процессу поддержания мира, осуществляемому ООН, участия в конфликтах по типу войны в Персидском заливе. Поскольку правительства всех государств — членов ЕС знают, что в обозримом будущем, Европа будет способна осуществлять только скромные военные операции, сейчас не имеет большого смысла определять, как будут использоваться силы быстрого реагирования.
Америка должна приветствовать увеличивающиеся вес и чувство ответственности за Европу, связанные с Силами быстрого реагирования. В действительности, роль Америки в НАТО — этого искусного механизма, с помощью которого Америка сохраняет с благословения Европы институциональное влияние на континенте — уменьшится. Ведь НАТО станет системой, в рамках которой две основные силы, а не одна крупная сила и 18 более мелких, будут координировать политику и реакцию на кризисы. Выигрыш здесь перевешивает все неудобства для американской свободы маневрирования.
Увеличение оборонных возможностей Европы позволит Америке поручить своим союзникам заботу о многих очагах нестабильности в самой Европе и за ее пределами. Более того, добавление обороны к критериям, которым должны будут удовлетворять кандидаты на вступление в ЕС, сократит давление на НАТО, связанное с его расширением. ЕС, привязанный к своей собственной обороне, хотя и не предлагающий такие же формальные гарантии, как НАТО, предоставляет государствам-кандидатам перспективу принадлежности к истинному сообществу по обеспечению безопасности
В более обобщенном принципиальном значении создание Европы, мирной и свободной, но в тоже время единой, является величайшим успехом внешней политики Америки второй половины предыдущего столетия. Для окончательного достижения данной цели ЕС должен стать полностью сформировавшимся участником международных отношений.
Следовательно, вызовы, брошенные Соединенным Штатам общей оборонной политикой Европы, преимущественно носят психологический характер. В Европе, тем не менее, эти вызовы являются делом воли и политического лидерства, которые не могут исходить от комитетов. Ниже мы предлагаем ряд институциональных и политических реформ, включающих в себя: — объединение должностей Криса Патена, Уполномоченного Европейской Комиссии по внешним отношениям, и Хавьера Солана, Верховного Уполномоченного по внешней политике ЕС, так, чтобы от имени ЕС звучал один голос; — предоставление новому Комитету по вопросам политики и безопасности, расположенному в Брюсселе, более высокого статуса для объединения межправительственной и союзных сторон реализации внешней политики;
— установление всеевропейской цели для государственных оборонных бюджетов, согласно которой государства — члены будут затрачивать, по крайней мере, 2% ВНП на оборону, и 25% своих оборонных бюджетов на закупку вооружения и научно-исследовательские разработки в этой сфере;
— создание специального оборонного бюджета ЕС для финансирования единых действий, обеспечения возможностей и программ вооружения;
— создание Группы контроля из числа проектировщиков по вооруженным силам, расположенной в пределах секретариата Совета министров, для координации давления, что будет поощрять улучшение правительствами военных возможностей своих государств.
Полномочия для создания коалиций, требования, чтобы правительства укладывались в намеченные сроки, создание поддержки или принятие на себя вины за ошибки должны исходить от традиционного источника лидерства — национального государства. Поскольку ни одно из государств — членов ЕС не может обеспечить доминирующие лидерство, которым Соединенные Штаты наделили НАТО во время холодной войны, Великобритания, Франция и Германия должны принять на себя эту роль в Европе. Если одно из этих трех государств было бы против общих действий, связность и доверие к любым предпринимаемым ЕС шагам было бы разрушено. Но если эти три государства будут намерены двигаться вперед, они будут представлять волю большинства, если не всех государств — членов ЕС.
Участие в этой группе влечет за собой не власть для командования, а обязанность осуществлять лидерство и вести за собой. Если эти три государства не смогут достичь между собой согласия во время кризиса, Европа будет нокаутирована, если их силы объединены, Европа будет введена в дело. Таким образом, Великобритания, Франция и Германия должны начать думать об ЕС как о едином целом, взвалив на себя самое тяжелое бремя и беря на себя наибольшие риски. Необходимо, чтобы их лидерство было неформальным, прозрачным и содержательным. К сожалению, в настоящий момент никто не готов к решению этих незавидных, но неизбежных задач. Но обязательства, данные этими государствами по проведению военной революции в Европе, продвинут их ближе к выполнению этих обязательств.
Проект Синдикат для «Дня»
P.S. Жилль Андреани, бывший глава группы планирования МИД Франции в 1995— 1999 гг.; Кристоф Бертрам — директор Stiftung Wissenschaft und Politik (Фонд содействия науке и политике, крупнейший в Германии центр по исследованию международных отношений); Чарлз Грант — директор Центра Европейских реформ.
