Письмо нашей читательницы, что называется, попало «в десятку». Оно только вчера легло на стол главного редактора. И вчера же в парламенте был «женский день»: депутаты слушали доклады о гендерной ситуации в стране, правах женщин и их нарушениях. Предполагается специальное постановление ВР по этому поводу.
О том, что в Украине сложилось с законодательным обеспечением равных прав, но не сложилось — с обеспечением равных возможностей, эксперты говорят не первый год. К примеру, приблизительно половину из числа студентов высших учебных заведений Украины составляют женщины, более 60% людей с высшим образованием — снова они. Результаты выборов-2002 показали: количество женщин-депутатов в местных органах власти составило около с 40 «копейками» процентов (что, кстати, как отмечают многие, позитивно повлияло на деятельность этих органов). Однако уже в областных советах количество женщин ограничивается десятью процентами, еще «выше» — в парламенте, — их уже 5%, а в правительстве нынче всего одна. «Женская» пенсия в среднем на 40% ниже «мужской». Более того: даже в «женских» отраслях экономики (образование, медицина, легкая промышленность) зарплата прекрасной половины человечества процентов на 30 меньше зарплаты «затесавшихся» в данную сферу мужчин.
Конвенция ООН, декларирующая ликвидацию всех форм дискриминации (которую Украина, равно как и серию других подобных международных документов, подписала), гласит о следующем. Если в обществе сложились определенные исторические обстоятельства, менталитет и традиции, не способствующие достижению равных прав и возможностей для обоих полов, можно принимать административные меры: квотирование (законодательное определение количества «женских» кресел в парламенте и правительстве), создавать специальные органы для того, чтобы контролировать недопущение дискриминации и обеспечивать равенство. К примеру, по документам Евросоюза и Совета Европы, минимальная парламентская женская квота — до 30%. На что имеют реальную «квоту» украинки? Об этом — в письме читательницы «Дня».
Веселый продавец тачек- тележек для ручной клади так зазывал покупателей в Одессе: «Покупайте тачки — главное украшение женщины! Девяносто процентов одесситок уже обзавелись тачками!» К слову, товар у него разошелся моментально.
На селе «украшения» другие. Одно из главных — то, что называют сапой, сапкой, мотыгой. Испокон веков, с ранней весны женщины и мужчины, взрослые и дети берут ее в руки для исполнения работы обязательной, срочной, трудоемкой — для прополки. Ее много. Не сделаешь вовремя — потом не справишься. Не успеешь перевести дух после одной — пора браться за другую. Прополки на селе не избежать никому, разве что старым, малым и больным. Наш врач шутил, что на кукурузе он спасается от стрессов. Они с женой вставали раненько, работали по прохладе. А летний зной на раскаленной почве переносить очень тяжело. Поле не просто переходишь, а работающий человек вкладывает силу! Здесь помогают умение и сноровка. Все же поясница устает, гудят ноги, пересыхает во рту, все плавает перед глазами. А еще какое поле попадется! Нанимались женщины полоть подсолнечник у арендатора, а там выше колена паламида — местное название травы с листьями жесткими, как брезент, и большими, как ухо у слона. Вечером рассказывают и смеются, но видно, как эта паламида им допекла.
Сказанное известно всем. Кому из опыта, кому только из литературы. Казалось бы, в ХХI веке и у нас должна бы быть мини-техника для сельскохозяйственных работ. Но ее — видно пана по халявам — нет.
Все же прополка домашняя, когда можно на часок выскочить на свой огород или собрать армаду родственников на полях родного хозяйства, отличается от такой же работы на выезде, которой вот уже много лет бессарабские женщины зарабатывают на жизнь себе и своим семьям.
Бывшие колхозы приглашают людей полоть у себя кукурузу, подсолнечник, лук, свеклу... и рассчитываются за работу тем, что выращивают. Нам неизвестно, существует ли специальная техника, способная заменить мотыгу в руках живого человека. И вряд ли все хозяйства стали бы ее покупать: либо из-за отсутствия денег, либо из-за отсутствия необходимости, ведь людей, задешево продающих свой труд, более, чем достаточно.
Как же хозяйства распоряжаются им, и чем это оборачивается для самих женщин? Пусть они расскажут.
Василиса К.: «Рядки длинные, больше километра, и хоть тебя и мутит от жары, это ничего, если бы в конце рядка стоял бачок с водой. Нам еду возил такой себе дядя Вася, небритый, в кирзовых сапогах. Мы ему говорим: «Вася, а кинул бы ты в телегу, на траву несколько пепси с водой» («пепси» — бессарабское название пластиковой бутылки), а он только буркнет в ответ: «Мне за это не платят», — и все. Где же, скажи мне, человечность? Разве все мы не люди, хоть тебе и не платят».
Незнакомая женщина: «Говорят, в других местах людей селят в общежитиях, в обыкновенных комнатах, а мы спали в какой-то хибарке, кровати наши стояли на земляном полу, покрытом рубероидом.
Горячей воды не было. Хорошо, во дворе стоял колодец. Возвращались в темноте, доставали из него воду и мылись этой водой. Потом я долго болела».
Любовь С.: «В этом году я на заработки не еду. Особенно трудно мне там не было, но вот уже год, как у меня опухают голеностопные суставы, не могу стать на ноги».
Для сравнения: за день необходимо обработать, скажем, не 6 дачных соток, а что-то близко к гектару.
Людмила П.: «Мы выходим на поле, когда восходит солнце, и уходим, когда стемнеет».
Так и просится на язык знаменитый припев песни Дана Спэтару из советско-румынского фильма:
От зари, до зари,
От темна, до темна,
О любви говори,
Пой, гитарная струна.
А о любви речь и идет. О самоотверженной любви — единственном украшении женщины. Мужчины любят семьи не меньше, но на такую каторгу, по их словам, у них не хватает терпения. Да, женщины отчаянно спасают своих, но кто может знать, как скажется в дальнейшем столь долгое отсутствие мам на их семьях.
Ольга А.: «Когда меня месяц-полтора не бывает дома, я ни на секунду не забываю, что оставила трех малышей в доме возле шоссе».
А теперь говорят дети.
Алена, старшеклассница: «Почему я за лето не приготовила английский? Папа с братом были на заработках, мама на работе, малая с подружками на улице, а у меня куры, цыплята, утята, теленок, корова, овцы, огород, закрутки... Я даже на дискотеку не ходила. Знаете, у сельских детей учиться по-настоящему хорошо нет никакой возможности».
Ваня, второклассник, копируя свою маму: «Ну, что за умница эта Аня! Родители у нее на заработках, а она и с хозяйством управляется, и за младшими присматривает, и старшим обед сготовит, да еще и хлеб сама печет!» (Ане на то время было 14 лет).
Николай, абитуриент вуза: «Мы с мамой вчера ехали из Одессы. Нас подвозили люди, возвращавшиеся с заработков. Видели бы вы их руки — черные, потрескавшиеся! Видели бы вы их лица! Видано ли, чтобы гагаузки ехали молча, а они молчали! Я поступлю, чего бы мне это ни стоило. Я не хочу так жить».
Мечтают ли люди из автобуса о хорошо устроенном государстве, если с детства на уровне подсознания впитывают в себя мысль о жесткости и жестокости государства по отношению к ним а мысль о том, что надеяться в жизни можно только на себя? Тем не менее, именно они надежно обеспечивают тылы государству, производя реальную продукцию и давая возможность другим гражданам учиться, заседать, читать, промышлять...
Кроме прополки, люди ездят на уборку урожая, на обрезку виноградников и садов, на строительство, на базар — продавать роскошные стеганые одеяла из чистейшей овечьей шерсти. Судя по тому, как отапливают города, этим одеялам еще долго быть в чести. Работают реализаторами и грузчиками на промтоварных рынках. Ездят в Турцию.
Людмила П.: «Мы бредем ранним утром в тумане по полю. Срезаешь головку капусты, а под ней — лед, и между листьями — лед».
Ольга А.: «Базар занимает у меня неделю времени. Первые две ночи сплю хорошо, а потом уже уснуть не могу. Хожу по комнате, ломаю руки: «Как они там?» Знаю, что все в порядке, а успокоиться не могу».
...В Стамбуле очень молодой человек по имени Ясин после автокатастрофы не может ни говорить, ни есть, ни шевельнуть рукой или ногой. То, что он чувствует, он может выразить только взглядом черных прекрасных глаз. Родители нанимают для него в сиделки нашу медсестру. Она сумела пока там была облегчить Яси существование. Звонила нашему же врачу для консультаций, мужа просила передать гречки — нужное питание для Яси.
Вот такие дела.
Будь у людей работа дома, то тех немногих сезонных рабочих, которые все же ездили бы на заработки, там носили бы на руках: и кормили бы их как следует, и обеспечивали бы всем необходимым, да и рассчитывались бы не в тех объемах, как сейчас. Что будет дальше?
Будет ли насыщена провинция филиалами промышленных предприятий? Помнится, у нас в селе работал филиал Одесской швейной фабрики — как радовались люди! Будут ли сельчане заниматься переработкой производимой ими продукции? Туризм? Народные промыслы? Что именно?
Хочется видеть перспективу и верить, что «буде син, і буде мати», и что будет дано сыну без стыда и горечи, а только с любовью и нежностью глядеть матери в глаза.
А пока на полях работают женщины. Сейчас, когда вы читаете эти строчки, будет, будет у нас и подсолнечник, и кукуруза, и огородина, и виноград. Работают женщины. На износ.