Хроника, начиная с 16 сентября, раскручивалась сначала вяло и неспешно, а затем все грознее набирая обороты, втягивая в водоворот событий все больше людей, институций и стран.
Впервые информация об исчезновении журналиста появляется на сайте «Украинской правды». На следующий день практически все СМИ сообщают о новости без особых комментариев, а в Центре общественных связей киевского милицейского главка объясняют, что заявления об исчезновении Георгия Гонгадзе не поступало и что об этом милиция узнала из Интернета.
18 сентября редакция газеты «День» узнала от коллег Гонгадзе, что сотрудник посольства Грузии рассказал о звонке неизвестного, который утверждал, что на час дня Георгий был жив и находился в Московском районе столицы. Об этом, по его словам, знают три человека (названы фамилии). В тот же понедельник Президент Украины Леонид Кучма поручил расследование обстоятельств исчезновения Гонгадзе «взять под особый контроль», а СБУ, как сообщили в ее пресс-центре, подключилась к поискам.
19 сентября столичные правоохранители объявляют, что заявление об исчезновении уже поступило и указывают контактные телефоны. Тогда же в прессе появляется ссылка на сайт «Украинской правды», где еще с лета «висел» материал о криминальной перестрелке в Одессе, в связи с которой правоохранители допрашивали родных и знакомых Г.Гонгадзе в контексте его возможной причастности, а также открытое письмо самого журналиста к Генеральному прокурору Украины, в котором сообщалось о слежке, которая якобы ведется правоохранительными органами.
В конечном счете, свою «пасочку в песочницу» в виде заявлений различной тональности и адресации добавляют депутаты и фракции. Круг желающих в той или другой степени «засветиться» в контексте дела растет. Появляются различные версии. Одни, при всей противоречивости, вполне мотивированы, другие — по принципу «привязки» одного события к другому, — как говорившиеся, «в огороде бузина…». Так, сначала «Украина молодая» от 19 сентября почему-то упоминает, возможно, и справедливое, но явно далекое от самого факта исчезновения журналиста обстоятельство: «…Критика правительства Виктора Ющенко базируется исключительно на отношении к нему и членам его команды со стороны олигархических групп...», а потом «Независимая газета» — в материале «Исчез руководитель оппозиционного Интернет-издания. А две украинских газеты оказались под угрозой закрытия», — пишет о харьковской газете «Красное знамя» и львовской «Идеалист», которых представители Госкоминформа обвинили в ксенофобии и антисемитизме, и ассоциативный ряд с которыми и исчезновением Г.Гонгадзе понятен, по-видимому, только журналистам «НГ».
Начинают раздаваться и первые оправдания со стороны правоохранителей. Мол, открытое письмо к Генпрокурору М.Потебенько Гонгадзе распространил через Интернет, а не послал официально. А поскольку в Генпрокуратуре нет Интернета и в отдельных отделах до сих пор работают на печатных машинках, то и это письмо, разумеется, не видели. («Факты и комментарии», 19 сентября 2000 года). Вскоре это утверждение опровергает А.Притула, утверждая, что письмо таки было послано официально.
19 сентября в контексте темы исчезновения журналиста впервые отзывается Александр Мороз: «Гонгадзе неоднократно заявлял о том, что его преследуют и даже шантажируют…». Также господин Мороз считает, что Гонгадзе «не нравился власти», но указывает: «Проводить здесь прямую связь не следует» («Сегодня», 19 сентября 2000 года).
Сопутствующие факты, версии, попытки объяснить, почему журналист из Интернет-издания, которое явно не может претендовать на массовость в украинских реалиях, стал объектом похищения, продолжают нарастать как снежный ком: «…Гонгадзе в мае-июне безвыездно пребывал в Виннице. Он руководил пиаром и социсследованиями избирательной кампании нынешнего мэра города Владимира Ваховского» («Киевские Ведомости», 20 сентября 2000 года). И еще: «…Сотрудники Георгия утверждают, что, скорее всего, руку к исчезновению журналиста приложили не те люди, которых он критиковал, а их враги. Чтобы, в свою очередь, дискредитировать оппонентов. Словом, он стал пешкой в чей-то большой игре» («Комсомольская правда», 20 сентября 2000 года).
Откликаются и те, на чью наибольшую заинтересованность в исчезновении журналиста намекают. В частности, Александр Волков заявляет по поводу «компромата», размещенного в «Украинской правде»: «Георгий просто перепечатывал «мусор, который был собран до того» («Киевские ведомости», 21 сентября 2000 года).
21 сентября создается депутатская следственная комиссия. А 50 парламентских журналистов, бросив в зал открытки с призывом «Найдите журналиста!», покидают ложу прессы в Верховной Раде в знак протеста против неэффективных действий правоохранителей. За что в тот же день отдельные из них «получают на орехи» от своих руководителей — мол, не дело журналистов с частных телеканалов проявлять солидарность таким образом. В то же время «…заместитель министра внутренних дел, начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью Николай Джига (…) делает (…) заявление о том, что он исключает возможность политической версии произошедшего(…). В качестве единственного аргумента этого выставляется: «…Гия не был «социально опасным…» («День», 23 сентября 2000 года).
22 сентября свою обеспокоенность фактом исчезновения журналиста высказал на заседании Кабмина премьер Ющенко. А «…посол США в Украине Стивен Пайфер заявил, что ни одна силовая структура мира не могла бы заявить об отказе разрабатывать какую-либо из временных версий, не мотивируя это реальными аргументами». Также господин посол дал понять, что произошедшее связывается именно с ситуацией вокруг наличия (или отсутствия) в Украине условий для безопасного и качественного выполнения своих профессиональных обязанностей журналистами, и если в течение некоторого времени ситуация с исчезновением Г. Гонгадзе не будет правоохранительными органами выяснена, имидж Украины в мире значительно пострадает» («День», 23 сентября 2000 года).
Журналисты все активнее начинают заявлять о готовности перейти от призывов «Найдите Гонгадзе» к собственному расследованию. Симптоматично звучит и гипотеза Леонида Кравчука: «Если внимательно присмотреться к парламенту Украины, то видно, что уже начались первые толчки к выборам 2002 года. Сейчас много делается такого, что не является необходимым для дела, но может послужить для поднятия имиджа некоторых депутатов и фракций».
Цель одна: обострить ситуацию. Все вносят свои предложения, чтобы показать свою роль в защите журналиста. А практически есть государственные органы, которые за это отвечают: милиция, Генпрокуратура, СБУ. Дело ВР — заслушать информацию, а не превращать эти слушания в политическое дело». («День», 23 сентября 2000 года).
Все это и в дальнейшем сопровождается противоречивыми заявлениями правоохранителей, депутатов, коллег- журналистов. В частности, 25 сентября Николай Джига сообщил: «…есть достоверная информация, что вечером 17 сентября Георгий Гонгадзе был жив. Есть два свидетеля, видевшие его ориентировочно в 8 вечера в баре «У Эрика» Московского района Киева». («Сегодня», 26 сентября 2000 года). С подачи народного депутата Сергея Правденко, который по телефону рассказал Юрию Кравченко, что якобы неизвестный сообщил ему, что Гонгадзе, имея определенную сумму денег, исчез, начинает муссироваться тема долгов Георгия (называется сумма $5000); вспоминается какая-то авария, якобы совершенная им в Турции, паспорт, вроде бы оставленный в залог и тому подобное.
27 сентября 2000 года газета «Сегодня» известила, что помощь в расследовании предложило ФБР США, а двумя днями раньше и.о. руководителя Главного управления МВД в Киеве Юрий Черкасов объявил, что столичная милиция инициировала поиск через Интерпол.
28 сентября, т.е. через 12 дней после исчезновения, устами Николая Джиги: «…милиция наконец признала основной версией исчезновения журналиста Георгия Гонгадзе его профессиональную деятельность» («Вечерний Киев», 28 сентября 2000 года). Однако версия исчезновения «по собственному желанию» и далее оставалась в поле зрения правоохранителей, о чем свидетельствует заявление того же Николая Джиги («Голос Украины», 5 октября 2000 года).
И вот, когда, казалось бы, исчерпан запас фантазии относительно версий и сплетен, дело получило новый толчок: «…В Киеве с реактивной скоростью пролетел слух о том, что в лесополосе под Таращей (Белоцерковский район Киевской области) якобы нашли тело человека, который по приметам напоминает исчезнувшего журналиста Георгия Гонгадзе» («Сегодня», 10 ноября 2000 года).
Опять сообщаются противоречивые новости: «…находка явно не подходит «по возрасту». Тело неизвестного человека пролежало в земле около трех лет…» («Сегодня», 10 ноября 2000 года); или: «…Георгий во время грузино-абхазского конфликта получил осколочное ранение руки. Судмедэксперты подтверждают, что на снимке видны металлические осколки. (…) Эксперт также описал коллегам Гонгадзе (обратите внимание — описал, а не показал) найденные серебряный браслет, талисман, который носил Георгий, перстень. (…) Друзья исчезнувшего журналиста по описанию убеждены, что это именно его вещи. («Голос Украины», 17 ноября 2000 года).
И опять происходит то, что трудно логично объяснить: судмедэксперт предлагает коллегам Г.Гонгадзе (а не родным!) забрать труп, сначала подписав официальное опознание тела. После судмедэксперт Воротынцев выдает журналистам справку о смерти и разрешении забрать тело. Но неизвестные изымают тело из морга и вывозят неизвестно куда. Вечером следователь сообщает Алене Притуле, что труп нашелся. Наконец из городского Управления розыска позвонили и жене Георгия Мирославе и пригласили на опознание. Однако официальная процедура так и не состоялась.
В парламенте на требование предоставить возможность высказаться временной комиссии Иван Плющ «…сказал, что это выступление запланировано на пятницу и дал протокольное поручение министру внутренних дел Юрию Кравченко подготовить промежуточную информацию по факту обнаружения тела журналиста Георгия Гонгадзе (? — Ред. ) и представить ее в тот же день, в четверг» («День», 17 ноября 2000 года).
Силовики опять отказались давать комментарии, поскольку, мол, никакой информации у них нет. Потом Николай Джига признал, что тело у них, а окончательные результаты экспертизы будут известны через неделю. В свою очередь, заместитель министра внутренних дел Владимир Мельников заявил, что рано делать какие-либо выводы относительно смерти Гонгадзе, пока нет официального документа, который свидетельствовал бы о том, что тело, найденное в Таращанском районе, принадлежит именно ему. Начинаются продолжительные перипетии с экспертизами.
И вот здесь на фоне всей этой путаницы 28 ноября с трибуны парламента Александр Мороз обвиняет Владимира Литвина, Юрия Кравченко, Леонида Кучму. Мороз говорит, что у него есть в качестве доказательства аудиозапись разговора шефа МВД и Леонида Кучмы, предоставленная офицером СБУ. После заявления лидер социалистов проводит пресс-конференцию и демонстрирует запись. А в кулуарах сразу начали говорить о том, что Александра Мороза серьезно подставили, «…причем его же люди, и теперь можно поставить «крест» на его политической карьере. Постоянный представитель Президента Украины в Верховной Раде Роман Бессмертный заявил, «что такие действия народного депутата Украины уже сами по себе носят признаки преступления (…) Вице-спикер Виктор Медведчук также считает, что Александр Александрович теперь будет иметь серьезные юридические проблемы» («Украина Молодая», 29 ноября 2000 года). Со своей стороны, Александр Мороз истолковывает неповоротливость правоохранителей как свидетельство «спланированности дела» («Факты и комментарии», 29 ноября 2000 года).
Практически сразу звучат заявления, что, дескать, достоверность кассет еще следует доказать (в частности, из уст А. Матвиенко в тех же «Фактах и комментариях»). Таким образом, продолжительная эпопея хаотических вербализаций шатания от крайностей к крайностям противоположных взаимоисключающих версий «он — не он» (по поводу экспертизы «таращанского тела») и часто откровенного издевательства над чувствами родных, — все это якобы отступает на второй план, уступая проблеме экспертизы кассет.
Потом еще будет множество заявлений, судебных исков, палаточный городок, замена «главного заказчика» Владимира Литвина Леонидом Кучмой, акции протеста под лозунгами «Украина без…» и массовки «трудящихся» «Украина за…», демонстрация депутатского белья в аэропорту «Борисполь»; будет создание ФНП, новые и новые экспертизы и новые и новые кассеты, будет дело Ю.Тимошенко, массовые беспорядки 9 марта, предоставление политического убежища ряду лиц в США и Великобритании, весьма «уместная», почти по Сталину, статистика исчезнувших в Украине в течение года, поиски «внешнего врага», заграничные интервью и свидетельства майора Мельниченко, отставка Юрия Кравченко и Леонида Деркача на фоне последовательного отсутствия конкретных действий и прозрачных процедур расследования; все более частые, особенно в последнее время, портретно-психологические зарисовки Гии в прессе, мол, «был неразборчив», «занимался пиаром», «сам нарвался» и еще, и еще, и еще…
Скажу откровенно, когда я перечитал эту, составленную мной же, далеко не полную хронологию, мне, хотя я и не из пугливых, стало страшно. Когда в организме человека органы и системы начинают работать хаотично и разбалансированно или вообще отказывают — врачи ставят диагноз и начинают лечение. Что-то подобное происходит и с обществом — ведь оно также является совокупностью органов и систем. Однако здесь есть существенная разница: в отличие от больного человека, в обществе все, что выполняет роль органов и систем, на довольно продолжительное время можно заменить тем, что только имитирует именно себя и собственную деятельность, а на самом деле являются муляжами. И подмены не замечают, пока не произойдет событие, когда вдруг становится понятно: весь комплекс защиты и иммунитета недееспособен — он просто не работает, хотя именно сейчас, в эту минуту, особенно необходим...
Когда человек с погонами нарушает присягу и коллеги сначала отмахиваются, мол, «он не наш», потом в лучших традициях «клеймят за попытку дискредитировать…», а политики (в том числе также «опогоненные» и «олампасенные»), призванные осуществлять контроль гражданских над военными, называют отступника чуть ли не героем, тогда неизвестно, есть ли на погонах одних честь и знают ли другие хотя бы что такое ответственность и что это такое — их роль.
Когда правоохранители ожидают, пока им даст поручение Президент, а потом ведут себя так, будто главное для них — не выполнение конституционных функций и суть дела, а только предоставление «объективок»; когда факт исчезновения конкретного гражданина, горе матери, жены и детей для них значит значительно меньше, чем личная хорошая мина; когда службы начинают действовать, только услышав команду «фас!» — и то только относительно выделенного из общей практики субъекта, — тогда неизвестно кого и от кого они в этой стране защищают и в какой форме существуют у нас конституционные нормы — в повседневной и повсеместной, выборочно-ситуативной или только на бумаге.
Когда те или другие журналисты продуцируют больше пиара, чем информации, и вкупе с «подшефными» политиками занимаются проблемами саморекламы в рамках той или другой «тусовки» усерднее, чем реальной информационной работой (причем явно активнее, чем в свое время тот же Г.Гонгадзе), а потом пишут и говорят об исчезнувшем коллеге, мол, «доигрался», «допиарился» и выдают свои кухонные или подсказанные на планерке мысли за реализацию права на свободу слова, тогда неизвестно, есть ли у нас журналисты и журналистика вообще как инструмент информирования, ответственной общественной критики и контроля.
Когда владельцы СМИ и их руководители за проявление элементарной профессиональной солидарности распекают парламентских журналистов, а потом на «летучках» раздают «разнарядки» когда и как, на какого политика «наезжать», держа медиа как средство собственного политического промоушна, социальной «заказухи» или «боевого листка» на время выборов, тогда неизвестно, целесообразно ли говорить о существовании в Украине печатного и радиотелевизионного бизнеса и национального информационного пространства как фактора принятия адекватных решений во всех сферах и на всех ступенях.
Когда специалисты по пиару и политической рекламе, имитируя применение мудреных супертехнологий, на самом деле создают такой «имидж» своим заказчикам, что им после того, как говорится, даже материальную ответственность за швабру и тряпку нельзя доверить, тогда неизвестно, за что и кто на самом деле платит, и можно ли им поручать такое дело.
Когда Президент пользуется текстами, написанными теми, кто не соотносит свою и его ответственность; не ведает, что оправдываться — это не «царское», как говорится, дело; кто не понимает, что во многих странах их лидеры также живые люди и далеко не цари Соломоны, но на то и существует команда профессионалов, чтобы видеть адекватность ситуации и аудитории и не «подставлять»…; кто не дает себе отчета в том, что объяснения, оправдания, обращения Президента к народу по такому поводу могут иметь место только после того, когда у него официально спросят: «Было или не было?» (как в свое время у Клинтона) и когда есть кому спросить, — тогда неизвестно, умеет ли властная машина держать удар, является ли она институционно сбалансированной и предусмотрительной и выросла ли она из детских штанишек страха и неврастенических реакций на любую критику.
Когда у оппозиции нет элементарной воли и ответственности, чтобы определиться, чего она хочет и может: ведения конструктивного диалога и достижения компромиссов или разгона полиции тракторами и занятия правительственных помещений, а после того — и захвата власти, как это сделали сербы (мол, победителей не судят); а вместо этого ограничивается повторами акций образца девятилетней давности в виде фарса или просто уличным хулиганством, тогда неизвестно, есть ли у нас оппозиция.
Когда политики и общественные деятели, занимающие общественную нишу элиты и совести нации, учитывая заслуги периода освободительной борьбы, борьбы за независимость или успехи нового времени, топчутся по символам этого государства — по флагу, по Президенту (речь идет не о личности Леонида Кучмы, а именно об институте Президентства), смакуя с кассет ненормативную лексику, которой сами же нередко пользуются, и забывая, что подсматривать в щель низко, прослушивать телефон соседа без санкции преступно, а записывание разговоров Президента, которые, кроме матерных слов, могут содержать тайные дипломатические сведения, является изменой Родине и не выдерживают оправданий, мол, «я за него не голосовал» или «мне показалось: он замыслил недоброе», — тогда неизвестно, чья у нас элита, совесть нации и интеллигенция, и есть ли она вообще.
Возможно, самым главным уроком дела Гонгадзе должно стать то, что все, от Президента до референта, от министра до патрульного, от владельца СМИ до репортера, от Генпрокурора до эксперта, от пастыря до мирянина, от водителя до пассажира, от поэта до издателя, от депутата до избирателя, от оппозиционера до представителя большинства, от работодателя до рабочего и т.д., — все должны начать не имитировать, а добросовестно делать свое, и только свое дело. Или доверить это другим — тем, кто будет делать это хорошо и ответственно. И таким образом будет выражать свою очень большую любовь к своему ближнему, к своему народу, к своей и нашей Украине.
КОММЕНТАРИИ
Александр ЛАВРИНОВИЧ , народный депутат Украины, государственный секретарь Министерства юстиции Украины, председатель следственной комиссии ВР по делу исчезновения журналиста Г. Гонгадзе:
— К большому сожалению, надо констатировать, что Георгий заплатил своей жизнью во внутриобщественной борьбе, происходящей сейчас в Украине. Наверно, можно говорить об уроках, которые, по моему мнению, уже усвоены нашим обществом. Урок первый — у нас пока есть несовпадения между принятыми в нашем государстве правовыми нормами, касающимися наивысших ценностей, — человеческой жизни, защиты граждан, — и сегодняшними реалиями. Понятно, что это касается многих случаев до трагедии с Георгием и после нее. Но именно в его деле сфокусировались все эти проблемы через внимание общества, которое было приковано в течение года к его делу. Сегодня мы с сожалением вынуждены констатировать, что уровень профессионализма тех, кто должен обеспечивать охрану жизни людей вообще, и жизнь журналистов в частности, а также должен обеспечивать расследование таких дел, не позволяет говорить о достаточности такого уровня профессионализма, который позволял бы или охранять и упреждать подобные шаги, или оперативно и быстро находить причины и тех, кто посягает на жизнь людей. Второй урок — наверное, это дело поставило вопрос о проблеме прозрачности действий всех управленческих органов, их открытости для общества, открытости механизма принятия решений, мотивов их принятия. И последний урок (по моему мнению, — самый важный) — проблема нравственности при осуществлении управленческих функций, в работе журналистов, в действиях политиков — поскольку эта трагедия показала, что человеческая боль тоже может быть предметом как для спекуляций, так и для достижения политических целей. Многие в Украине после этих событий смогли оценить реальную дистанцию между декларациями и результатами в деятельности как управленцев, так и политиков. Для меня сегодня нет покоя в душе потому, что я не имею ответов на два вопроса: почему не стало Георгия, и кто хотел, чтобы произошла эта трагедия. Они, как по мне, даже важнее вопроса о непосредственном исполнителе этого страшного деяния.
Леонид ГРАЧ , Председатель Верховной Рады Автономной Республики Крым:
— Смерть человека — всегда трагедия. Смерть насильственная — знак беды, признак неблагополучия. Гибель журналиста — вызов обществу и государству. Поэтому первый урок «дела Гонгадзе» состоит в том, что нам всем, обществу и государству, нельзя успокаиваться. Мы должны помнить и знать, что в нашем доме не все благополучно, что криминал покушается на наш покой и порядок, что борьба с ним весьма далека от успешного завершения.
Второй урок состоит в том, что в Украине есть силы, которые всячески стремятся поставить под контроль общественное мнение, пытаются манипулировать им, ханжески, бессердечно спекулируя даже на смерти человека. Вместо того, чтобы спокойно их наказать, кое-кто предпочитает устраивать политические истерики. Коль мы взяли курс на построение демократического гражданского общества, то всегда надо помнить о том, что все конфликты должны разрешаться только на правовой основе. Только в этом случае мы достигнем поставленной цели — построения действительно демократического государства. Закон и только закон должен быть мерилом всего и властвовать над всем.
И еще один, третий, урок мы должны извлечь из трагедии с Георгием Гонгадзе. Правоохранительные органы и только они должны расставить точки над «і» в этом деле. Мы же за год столько видели и слышали спекуляций и инсинуаций по этому поводу, столько организаций и людей хотят нажить на этом деле политический капитал, что становится даже страшно.
Следует защищать человеческую жизнь как зеницу ока. Следует чтить закон, чтобы оставаться свободными. Тогда мы никому не позволим собой манипулировать.
Рефат ЧУБАРОВ , народный депутат Украины, заместитель председателя Меджлиса крымско–татарского народа:
— Перед памятью о Георгии Гонгадзе нельзя лукавить — наше общество и через год после его смерти лучше не стало. Более того, как ни при какой другой человеческой трагедии, многие и многие повели себя безобразно — одни, спасая свои мундиры, не пощадили в своем вранье ни мать, ни жену, ни детей Георгия Гонгадзе, другие — прикрывали эту бесконечную ложь, третьи — получили повод для очередной демонстрации своей преданности первым и вторым.
Но более страшно другое — общество (если воспринимать под этим словом миллионы граждан Украины, а не только близких, родных и друзей Георгия), по большому счету, даже и не попыталось сбросить с себя столь характерные для него в таких случаях чувства безразличия и апатии. В который раз мы стали свидетелями (участниками?) равнодушия общества, за исключением друзей и небольшого круга журналистов — коллег Гонгадзе, к судьбе человека, старавшегося доступными ему средствами возвратить обществу веру в свои силы.
В своих многочисленных встречах с Георгием мы, как правило, обсуждали развитие событий в Крыму. О том, что ему самому довелось воочию увидеть страшные последствия межэтнического конфликта в Грузии, я узнал уже после исчезновения Гонгадзе. И только тогда, вспоминая эти встречи, я стал понимать истоки его глубинной боли за судьбу Украины. Георгий не идеализировал общество, тем более политиков, но он верил в то, что сказанная правда, какой бы она ни была нелицеприятной, содействует нашему общему выздоровлению. Таким он был в Грузии, таким его запомнили в Украине.
Как год назад, так и сегодня нет недостатка в версиях о причинах убийства Георгия, в том числе и такой, что его жизнью могли распорядиться в целях реализации некой глобальной политической комбинации. К сожалению, следствие не сумело внятно ответить ни на эту, ни на другие версии. Бесспорно одно, убийством журналиста Гонгадзе был брошен большой открытый вызов украинскому обществу. Поэтому и был в качестве жертвы выбран Георгий — один из самых бескомпромиссных журналистов Украины. Общество не ответило на этот вызов, и дурные последствия не заставили себя ждать. Смерть журналиста Александрова, открытые угрозы в адрес крымских журналистов со стороны и.о. вице-премьера правительства АРК Тутерова и мэра г. Саки Швецова свидетельствует о том, что давлением на журналистов преследуется цель возврата общества к состоянию бессловесного стада.
И пока убийцы и их заказчики не понесут кары, пока государственные чиновники, угрожающие журналистам «заткнуть рот», будут сохранять свои должности, говорить о каких-либо вынесенных обществом нравственных уроках не приходится.
Другое дело — трусливые спрятались еще глубже, осторожные пригнулись еще ниже, а смелых можно пересчитать пофамильно. А это ведь тоже уроки...
Разумеется, так бесконечно продолжаться не должно. Но может ли общество, так и не покаявшееся в том, что с его молчаливого согласия еще в недалеком прошлом были убиты миллионы людей и выселены целые народы, осознать ценность одной человеческой жизни — зависит от каждого из нас. Следовательно, и уроки предстоит делать каждому.
Василий СТОЯКИН, политолог, директор по PR Центра рыночных и социальных технологий (PROvider):
— Говоря об уроках дела Гонгадзе, мне хотелось бы обратить внимание на два момента. Первый момент касается оценки, сложившейся вокруг исчезновения этого журналиста для журналистского сообщества Украины в целом. Тут боюсь обидеть журналистов, но не могу не повторить слова одного из знакомых политиков, который сказал примерно следующее: «Журналист — это неблагодарное дело, но если к нему хотя бы один раз в жизни отнестись по-человечески, он этого никогда не забудет». К сожалению, сейчас сложилась такая ситуация, когда журналисты оказались в равной степени оторваны и от общества-народа, и от политиков. То есть ни те, ни другие не считают журналистов совестью нации. Более того, и в Украине, и в России убийство журналиста в массовом сознании уже давным-давно не считается преступлением. Также как не считается преступлением гибель в какой-нибудь уголовной разборке мелкой «шестерки» — подумаешь, еще один бандит убит! Исключением в определенной степени были только покушения на Влада Листьева и Игоря Александрова. Первое — потому что Листьев давно и прочно отошел от политической журналистики, а убийство Александрова поразило людей своей неоправданной жестокостью. Собственно говоря, дело Гонгадзе, которое, в общем-то не выделяется на фоне других убийств журналистов, если не считать его странных последствий, дает основание журналистам все-таки еще один раз задуматься о своем месте в украинском обществе и об отношениях журналистки с политикой и общественной жизнью вообще.
Второй момент, на который мне бы хотелось обратить внимание, касается всего общества и всей политической жизни страны. На мой взгляд, следует четко разделять трагедию Г. Гонгадзе и его семьи — и те политические последствия, которые возникли в результате этого преступления. Я имею в виду и собственно так называемое дело Гонгадзе, и «кассетный скандал» — и последовавший за этим политический кризис. Хочу еще раз обратить внимание на то, что объединение оппозиционных сил не произошло ни на президентских выборах, когда вполне можно было свергнуть так называемый антинародный режим, ни во время референдума, против которого оппозиция вроде бы яростно выступала, но, тем не менее, как-то без особого энтузиазма. Действительно серьезные события произошли только после исчезновения журналиста. Не хочу обидеть ни Георгия, ни его родных и близких, но факт остается фактом: Георгий Гонгадзе не та фигура, вокруг убийства которой мог бы действительно подняться такой шум. В спонтанность действий оппозиции в этой ситуации я просто не верю. И граждане должны задуматься над этим феноменом — почему крупные акции протеста, мощное общественное движение Украины возникают по таким поводам и не возникают в тех случаях, когда действительно по всем законам жанра они должны были бы возникнуть.
