Еще несколько лет назад Амосов думал, что разработанная им философия преодоления старости поможет ему поднять бокал на своем девяностом дне рождения. А к тому же, именно к этой дате он планировал сделать своим потомкам и ученикам подарок — обобщить все свои работы в области социологии. В 87 лет, с кардиостимулятором и двумя шунтами в сердце, Николай Михайлович сказал, что может не успеть...
К девяностолетию Николая Михайловича его родственники, ученики и пациенты сделали больше — обобщили все, что было написано Амосовым за всю жизнь. Четырехтомное собрание сочинений появилось благодаря усилиям его бывшего пациента Александра Самсоненко. Директор крупного предприятия до сир пор помнит, как, прооперировав его, Амосов сказал: радуйся, ты — счастливчик. Сейчас Александр Самсоненко считает, что он счастливчик вдвойне — и потому что пережил без последствий уникальную операцию, и потому что был знаком с великим человеком, человеком-эпохой.
Презентация четырехтомника (последний том, правда, еще в работе) не была похожа на подобные мероприятия, где собравшиеся обсуждают сюжетные линии и поступки героев произведений. В субботу главным героем был Николай Михайлович. Спустя почти год со дня его смерти (он умер 13 декабря) коллеги и друзья Амосова вспоминали его, как будто еще вчера он беседовал с ними, журил и делился наболевшим.
Правда, последнего делать он не любил. О суровости, сухости и жесткости Амосова говорили почти все. Однако его близкий друг, академик Исаак Трахтенберг, считает, что это лишь поверхностное суждение. На самом деле о том, что Амосов был очень эмоциональным и ранимым человеком, говорят его книги. Еще они говорят о чрезвычайной честности Николая Михайловича. Он не побоялся рассказать многотысячной аудитории читателей о своих поражениях. В «Энциклопедии Амосова» он писал, что виновен в смерти двух девушек-экспериментаторов, которые погибли в результате взрыва в барокамере. Николай Михайлович считал, что именно он допустил халатность, а не завод-изготовитель, который заполнил камеру кислородом с давлением до 2 атмосфер. Из-за чего, по-видимому, и произошло взрывное возгорание. Амосов признался читателям и в том, что в детстве задумал убийство. На самом деле, конечно, это было не совсем так — просто маленький Коля Амосов решил отомстить шкодливому однокласснику, который всех обижал. Для этого он взял у мамы-акушерки из шкафа мышьяк и аккуратно упаковал его в шоколадную конфету. От фатальных последствий всех спас только случай — продукт хранился около 20 лет и утратил свою токсичность.
Правда Николая Михайловича была своего рода стратегией. Она обезоруживала не только коллег и соратников Амосова, но и его оппонентов. Николай Михайлович об этом знал, в чем честно признался своему ученику, ныне член-корреспонденту АМНУ Михаилу Зиньковскому. Он говорит, что Амосов до сих пор остается примером морали и нравственности. И проявление этого не только в том, что он единственный повесил при входе в Институт сердечно-сосудистой хирургии (ныне — им. Амосова) табличку: от пациентов подарки не берем. Собравшиеся на презентации говорили, что Амосов уникален еще и тем, что во времена «системы» не побоялся идти не в ногу. Они гордятся тем, что были учениками Николая Михайловича — человека, который больше всего боялся изменить своим убеждениям.
Одним из таких убеждений было: никогда никого ни о чем не просить. Нынешний вице- президент Академии медицинских наук Юрий Кундиев вспоминает, как сказал как-то Николаю Михайловичу: «Вы знаете, мне, честно признаться, неудобно: вы членкор и я членкор». На что Амосов ответил: «Мне не предлагают академика, а я не попрошу».
То, что Амосов был для своих учеников не просто учителем, а даже в некотором роде кумиром, сегодня не скрывают. Юрий Кундиев вспоминает, как, едучи с Амосовым на сессию Академии в Москву, он старался угадать, в каком купе тот будет ехать, и взять билет рядом. А ныне проректор Национального медицинского университета (НМУ) им. А. Богомольца Владимир Широбоков признался, что «вычислял», в какой электричке из Клавдиево будет ехать Николай Михайлович, и старался выйти в это же время. «Я просто смотрел на него всю дорогу, — вспоминает В. Широбоков — не решаясь заговорить. А Амосов всю дорогу что-то писал, читал...»
Николай Михайлович считал, что в жизни есть два крепких якоря — работа и дети. А еще, что наука учит мир. Наука — это и расщеплять атом, и воспитывать детей. Шутя он называл свою позднюю дочь «экспериментальным ребенком». С первого дня начал активно обучать Катю — тренировать ее ум, формировать мировоззрение. В 15 лет она в течение одного года проштудировала школьный курс трех старших классов и поступила в Киевский медицинский институт. А уже в 33 Екатерина Николаевна стала доктором медицинских наук, профессором-кардиологом. Говоря о семье Николая Михайловича, его коллеги подчеркивали, что именно на этом поприще и проявилась вся эмоциональность Амосова. В своих мемуарах он не забыл никого из своих близких. И с определенных пор с такой же нежностью, как и о Кате, он писал о зяте — сегодня руководителе городского центра хирургии, проректоре НМУ Владимире Мишалове.
Собравшиеся на презентации говорили, что Амосов заслуживает того, чтобы воздвигнуть ему храм. Нет, не из камня — Николай Михайлович не верил в Бога. А виртуальный, где бы хранились его идеи, мысли и чувства. «Как Русь советуется со Львом Толстым, так и Украина должна советоваться с Николаем Амосовым, — говорит Ю. Кундиев. — Но при этом наша задача — не ограничиваться и не останавливаться на написанном и проанализированном Амосовым. Он сказал, что идеи — гены общества, а значит, украинцам остается растить генеалогическое древо, корень которого — Николай Михайлович».
