Вот уже третий год при Черниговской облгосадминистрации работает пресс-клуб «Деловое слово». По мнению Виктора ТКАНКО, заместителя председателя Черниговской облгосадминистрации, по инициативе которого и был создан клуб, каждую неделю черниговские журналисты имеют возможность непосредственно пообщаться с интересными людьми — например, бизнесменами, чиновниками самых разных рангов, коллегами из других областей и даже стран. В минувшую пятницу гостями пресс-клуба (в работе которого приняли участие редакторы областных и районных газет Черниговщины, журналисты) стали главный редактор газеты «День» Лариса ИВШИНА и доктор исторических наук Юрий ШАПОВАЛ.
Поскольку встреча пришлась на дни, когда украинская журналистика переживала утрату двух талантливых журналистов — Тараса Процюка и Александра Кривенко, разговор не мог не коснуться и этих событий. Предлагаем вашему вниманию наиболее интересные фрагменты этой беседы, проходившей в формате «вопрос—ответ».
РЕФОРМА И КАРТОШКА
Валентина ГРОМОВА, Черниговская облгостелерадиокомпания:
— Лариса Алексеевна, ваша газета, как и все средства массовой информации, освещает тему политической реформы в Украине. Но хотелось бы услышать ваше личное мнение об изменениях в Конституции, предложенных Президентом.
Лариса ИВШИНА: — Каждый раз журналист, высказывающий свое личное мнение по тому или иному политическому вопросу, рискует. Ведь путать журналистику с политикой — это очень распространенная у нас болезнь. Мне кажется, что нужно все-таки держаться одного берега. Но как журналист должна сказать: вакханалия с обсуждением предложенного Президентом проекта показывает, что общество абсолютно дезориентировано. Почему? Потому что представители оппозиционных партий в последние годы как мантру повторяли: «Нам нужна смена системы власти». Никто толком не понимал, что они имеют в виду, но они об этом постоянно повсюду говорили. Когда Президент сделал шаги, которые он считает изменениями в системе власти, в лагере оппозиции сначала возникло определенное ощущение неудобства: поддерживать — не поддерживать, что делать? Потом начали появляться альтернативные проекты. И теперь люди, привыкшие думать в категориях «хорошо» и «плохо», просто запутались. Поддерживать ли Президента, потому что он за те изменения, которых хотела оппозиция, или не поддерживать, потому что он Президент, а «мы — против него»? То ли эти изменения в принципе нереальны, потому что их реально в парламенте никто не может «конвертировать»? То ли они просто не нужны сейчас, потому что внутренние и внешние обстоятельства им не способствуют — именно сейчас, когда мир стремительно меняется? После событий 11 сентября начался новый этап мирового развития. После войны в Ираке НАТО в прежнем виде почти не существует, в европейском сообществе проходит сложная дискуссия. Украина в это время, когда вызовов в мире более чем достаточно, начинает затяжную конституционную реформу. Честно говоря, даже люди, имеющие гигантский интеллектуальный багаж, должны очень хорошо оценить со всех возможных сторон, как тут быть. Хватит ли сил для того, чтобы эту конституционную реформу, сейчас начатую, до 2004 года завершить? А если не хватит сил, то втягиваться ли сейчас в этот процесс, или, возможно, ограничиться только введением пропорциональных выборов и формированием на этой основе Кабинета Министров? Есть еще один существенный момент. Леонид Кравчук в интервью нашей газете по этому поводу сказал, что общество должно избавиться от лишних подозрений. Он отметил, что в 2004 году — выборы Президента, и эта реформа не является основанием для пролонгации срока полномочий действующего главы государства и других разнообразных фокусов. Ющенко во время парламентских слушаний на удивление понятным языком сказал приблизительно то же самое: проблема конституционной реформы — это проблема доверия в обществе. Я тоже так считаю. Это — один из моментов, где мы с Виктором Андреевичем имеем общую точку зрения. Я считаю, что уровень доверия в обществе — не такой, который бы обеспечил быстрое продвижение конституционной реформы, и он недостаточен для того, чтобы оппозиция провела свои проекты. Одним словом, есть сложная коллизия. Как говорит моя мама, хоть бросай перебирать картошку и разбирайся в конституционной реформе. Что мы должны сделать как журналисты? Очевидно, нужно выяснить суть реформы. Сейчас нет противостояния «стенка на стенку», потому что никто не знает толком, как лучше сделать. Нет ответа в конце «задачника». Соответственно, есть возможность проявить истинные аргументы.
ВЫБОР ИЛИ КОМПРОМИСС?
Елена ЛАЗУН, телерадиоагентство «Новый Чернигов»:
— Существуют ли для вашей газеты запретные темы, на которые вам не позволяют писать — власть или какие-то другие структуры?
Л.И.: — На мой взгляд, на сегодняшнем этапе вопрос о запретных темах — это вопрос личной линии поведения того или иного человека. Если у тебя есть какой- то запас прочности, чтобы что-то утверждать, то ты выбираешь для себя соответствующую линию поведения и ее отстаиваешь. Если нет — ищешь компромисс, другую работу и, конечно, любые другие возможности.
...В советские времена было много редакторов, понимавших: сделаешь по-своему, не послушаешь — тебя завтра уволят с работы, исключат из партии, и ты будешь ходить, просить, чтобы тебя куда-то взяли. Хотя бы курьером. Такая была система. В нынешней, если тебя уволят с работы, ты пойдешь пресс-секретарем к 70-му номеру какой-то партии, будешь ходить с умным видом за ним, носить папку, «кум королю, сват министру». Соответственно, каждый раз речь идет о выборе конкретного человека: слушать кого-то — не слушать, принимать указания или не принимать. Хотя, конечно, есть государственные средства массовой информации. Человек, идущий туда, в определенной мере обслуживает государственную машину и должен принимать определенные правила.
Когда у нас шли горячие дебаты о свободе слова, я говорила: знаете, коллеги, проблема не в том, что у нас есть какие-то ограничения или нет свободы слова. У нас нет достаточных условий для нее. У нас нет «материальной части». Польская «Газета Выборча» опирается на покупательную способность поляков. А мы каждый раз получаем пачки писем от наших читателей, которые просят: в порядке исключения, пожалуйста, подпишите нам газету. И все это связано со свободой слова. Потому что те, кто стоит крепко на ногах (в экономическом плане), очень часто заботятся уже не о политической свободе слова, а исключительно о коммерческом наполнении. Нет прямого давления и запретов, но есть очень много ограничений, которые не позволят тебе делать что-то другое, чем то, что ты делаешь, или нет на это денег. Например, мы могли бы выпускать намного более толстую газету, привлекать больше интересных журналистов, которым, соответственно, нужно было бы намного больше платить. Невозможность это делать — хуже, чем цензура.
ДОРОГОЙ «СЕРВИС»
Виктор ТКАНКО, заместитель председателя Черниговской областной государственной администрации:
— Есть решение Верховной Рады об обязательном опубликовании отчетов народных депутатов. Что реально происходит? Например, народный депутат-мажоритарщик, округ которого включает только три или четыре района, дает информацию о себе в областную газету. И областная (!) газета обязана эту информацию напечатать. Если газета откажется, на нее подают в суд, потому что она не выполняет закон, принятый депутатами Верховной Рады...
Л.И.: — Я думаю, что это касается вопроса о конституционной реформе. Чего мы хотим от нашего парламента, от нашего депутатского корпуса? То время, когда у нас был, скажем так, мятежный парламент из народа, прошло. В парламенте немало людей, которые пришли защищать свой частный интерес (в прямом смысле слова), очень много таких, которые со своими избирателями связаны весьма косвенно. Такие люди довольно дорого стоят налогоплательщикам. Если бы просчитать эффективность парламента в экономических величинах и спросить народных избранников, что они могут себе позволить за те деньги, которые они заработали, то, очевидно, этот вопрос отпал бы автоматически. Парламент год не мог эффективно работать. Депутаты хотят отчитаться о чем-то? Что касается негосударственных изданий, здесь даже не о чем говорить, автоматически — за собственные деньги. Они должны отчитываться перед своим народом за депутатские деньги. А не за наши, дополнительные деньги налогоплательщиков. И депутаты, и исполнительная власть — это те люди, которые обслуживают наши интересы, «политический сервис», нанятый за деньги налогоплательщиков. Это — идеология общества, которое должно осознать себя таковым. Пока оно бедное, оно, конечно, не может такую «ноту закатить». Но оно никогда и не станет богатым, если не будет требовать, чтобы народные избранники вели себя так, как должны вести себя на службе у людей. Капризов можно придумывать бог знает сколько. Но нужно вводить какие-то ограничения и твердо стоять на своем.
АМБИЦИИ И «АМУНИЦИЯ»
Гала СОКОЛОВА, еженедельник «Гарт»:
— Какие черты современного журналиста для вас, как для редактора газеты, самые главные?
Л.И.: — Компетентность, адекватность, пропорциональное соотношение амбиций с «амуницией», то есть того, что ты реально умеешь, с тем, на что ты можешь претендовать.
Г.С.: — Опять же, что вас больше интересует: неоднозначность подачи материала, наличие собственного мнения, аналитичность или, возможно, что-то другое — писательский уровень или просто репортажная подача?
Л.И.: — Все редакторы знают: человек, умеющий классно написать 20 строк информации, — просто бесценен. Потому что если человек знает, как это делается, он может написать и репортаж, и все остальное. Но основная проблема заключается в том, что люди часто не понимают, что важно, что второстепенно. Почему изящная словесность в Украине была, в определенной степени, высмеяна? Потому что когда журналистика развивалась в условиях отсутствия свободы, то, что нельзя было высказать с помощью острых мыслей, высказывали причудливым кружевом слов, оттенками, нюансами. Потом это — по традиции — сохранилось. Но в журналистике все- таки важно передать информацию, мысль и разнообразие этих мыслей. Поэтому «изящной словесности» в современной журналистике, конечно, меньше. Хотя в нашей газете, например, есть «Страница одного автора», где публикуются интересные эссе, и мне тоже это нравится. Просто репортаж и эссе — это совсем разные жанры. Лично мой любимый жанр — это мини- формы или интервью.
Г.С.: — И еще один вопрос. Сегодня у нас очень распространена практика, когда приезжают иностранцы (американцы, англичане) и учат нас, журналистов, как нужно писать. Как вы к этому относитесь? Как вы считаете, есть ли разница между журналистикой, например, Америки и Украины?
Л.И.: — Разница, конечно, есть. Учиться нужно всю жизнь: у всех умных учиться умному, а все то, что считаешь не очень подходящим для себя, умело сортировать. Но для того, чтобы понять, что вот это — не твое, нужно все-таки просеять немалый массив информации.
А что касается упомянутого вами обучения, знаете, у нас, украинских журналистов, всегда такая заниженная самооценка, мы всегда говорим: вот мы здесь — сирые, убогие и несчастные. А вот они там... Те, что в Москве, это, конечно, — мэтры. Те, что в Польше, — мэтры. Ну, а те, что в Америке... даже нечего сказать. Это — давняя болезнь. Но и мы еще не ощутили в новых параметрах, что мы реально можем. Когда мы в нашей газете вспоминали Тараса Процюка, то один из журналистов сказал, что Тарас был нашим «украинским космонавтом» в открытом пространстве мировых СМИ. Знаете, такая мысль — очень важна, потому что здесь речь идет о конкурентоспособности. Условия работы и в Reuters, и в других иностранных корпорациях — очень сложные. Тарас сам писал, сам снимал, сам водил машину, владел иностранными языками и так далее. Какой- то украинский журналист скажет: «А я знаю свою «классовую правду» и знаю ее лучше всех». А ему скажут на рынке труда: «Твоя «классовая правда» стоит пять копеек. Ты умеешь работать в таком- то режиме? Какой у тебя компьютер? Каким языком, кроме родного, ты владеешь? Сколькими языками, между прочим? Умеешь ли ты водить машину?» Вот весь набор. Мы в этом не жили, не работали. Нам очень быстро нужно переориентироваться — в том числе и поучиться у американцев. Но при этом не забыть, не потерять свою идентичность и свое понимание того, как нужно жить в мире. Потому что иногда, приобретая только инструментарий, мы по дороге «выбрасываем» свое украинское мировоззрение. И начинается: появляются «мэтры» на американский манер, без «мессиджа» ни одного материала не напишут. В чем проблема? Что, украинских слов не хватает, чтобы выразить свой богатый внутренний мир?
Кроме того, есть еще и другие опасения. Тот же Тарас — это первая жертва глобализации, последствия которой так болезненно ощутила украинская журналистика. Украинский парень погиб как журналист на американо-иракской войне. Еще совсем недавно мы не могли себе представить, что будем включены в эти рынки труда. Мир меняется, и мы участвуем в этих изменениях.
НЕМАЯ ПРАВДА
Анатолий МАЗУР, «Чернігівські відомості»:
— Не собираетесь ли вы издавать газету «День» и на немецком языке? Ведь Германия — это государство, у которого следовало бы поучиться.
Л.И.: — Действительно, языковая политика государства должна быть сориентирована на то, чтобы мы могли больше транслировать свои взгляды, свои знания в мир. Очевидно, тогда мы смогли бы вызывать больше положительных эмоций, сформировать другое отношение к нашей стране. Но я хочу немножко отойти от этого вопроса для одного наблюдения. Нашими проблемами постоянно занимаются соседи. Мы, благодаря своей внутренней закомплексованности, позволили, чтобы по периметру все говорили: «Мы — адвокаты Украины». Я вообще всегда ощущала абсолютное непринятие такой формулы. Но почему наши политики с этим соглашаются? Почему наши журналисты не бунтуют против определения нас как подзащитных? Где логика? А это — просто притупленная чувствительность. Когда, например, в Польше проводят «круглые столы» с участием наших оппозиционеров, то они считают, что нам нужно помогать. И мы можем какую-то разумную помощь принять. Но ведь нужно не переходить рамки приличия. Ибо если мы будем постоянно соглашаться с тем, что мы — вечные «подзащитные», мы вообще перестанем ходить собственными ногами. А проблемы конкурентного мира заключаются в том, что есть вечные интересы. Хорошо, сейчас в Польше дружественно настроен президент, элита, которая хочет добра Украине. Но в то же время, после того, как в 1997 году была подписана декларация между польским президентом Квасьневским и Президентом Украины Леонидом Кучмой о том, что мы все свои старые счета закрываем и начинаем новую жизнь, в Польше вдруг опять возникает жесткая дискуссия вокруг волынских событий. Мне кажется, что это сейчас должно вызвать новый интерес всей Украины к этим событиям, а наряду с тем следует сформировать наше внутреннее украинское отношение к своей экспортной модели поведения. Что мы можем себе позволить? И где тот общий интерес, чтобы люди и во власти, и в оппозиции говорили: нет, о своих внутренних проблемах мы будем говорить дома, называть здесь друг друга так, как считаем нужным. А за границей будем говорить то, что касается Украины. И тогда это нужно было бы перевести и на украинский, и на английский, и на немецкий. Если будет государственная воля на это, будут и средства. Потому что государственная политика и имидж государства — государственная забота. А возлагать это на частные издания... Слава Богу, что «Дню» это удается. Но, в конце концов, вы ведь понимаете, что коммерческие издания должны выживать с помощью собственных рекламных средств. А государство должно заниматься тем, чтобы тот же «Голос України», «Урядовий кур’єр» издавались на украинском, русском, английском, польском. Чтобы дискуссия с поляками проходила на польском языке. Чтобы они знали, что украинцы не согласны с односторонней постановкой вопроса: дескать, с польской стороны был виноват тоталитарный режим, а с украинской стороны — преступники-украинцы. Так нельзя ставить вопрос. Но они не могут услышать нашу пламенную правду, потому что мы не распространяем ее на их языке. Вот мы, например, издаем газету на английском языке. А кто еще? А никто. Если же начнем самостоятельно (без поддержки) издавать «День» еще и на немецком, то вряд ли кто-то из наших журналистов сможет купить себе новый костюм.
ДРУГИЕ ВЕЛИЧИНЫ
Игорь ЧАЙКА , Черниговская облгостелерадиокомпания:
— Вы несколько раз упоминали Тараса Процюка, но мало упоминали Александра Кривенко. Почему? Каково ваше отношение к этой личности?
Л.И.: — Во-первых, мне был очень симпатичен Тарас Процюк. Это был человек необычайно светлый. А его качества позволили ему достичь очень сильных профессиональных позиций. У нас настолько сильно перевернуто сознание, что первыми номерами мы считаем тех, кого видим по телевидению. А не тех, кто молчит, но своими профессиональными качествами доказывает собственную высокую конкурентоспособность. Так, кстати, и в политике: у нас же считают не кто сколько принял ценных законов, а кто сколько чего сказал по телевизору, как часто и как остро. И это — неправильно, так не должно быть. Тараса просто меньше знали. Но для репутации украинской журналистики, для ее образа он сделал очень много.
Александра Кривенко я также очень давно знаю. И во время панихиды в Киеве было очень много людей, которые, я думаю, не всегда были с ним согласны. Здесь, действительно, вступают в силу другие величины. Не время бывает рассказывать о своем знании человека. Александр Кривенко запомнился мне, в первую очередь, как редактор «Пост-Поступа». «Пост-Поступ» был очень уместным, очень своевременным. В частности, своей интонацией — раскованной, ироничной: хорошая пропорция «стеба» и хулиганства, которое должно было раскачать общество. У нас еще очень много «повидла». Мы иногда так любим все сладкое, пафосное. Они очень правильно вошли в медиа-пространство и начали своеобразное миротворческое соревнование. Я работала тогда в «Киевских Ведомостях». Мы были антагонистами по творческому почерку, потому что «Киевские Ведомости» вышли на русском языке в 1992 году (вы, очевидно, помните происходившие тогда процессы). Но по смыслу это тоже была хорошая газета того времени — опять-таки, украинское содержание на русском языке. И «Пост-Поступ» по этому поводу издевался над «КВ» как хотел. И это было, в принципе, абсолютно правильно. Потом, на мой взгляд, Саша болел болезнями национал-демократического движения. Всем, чем переболел этот лагерь, переболел и он. Говорю об этом откровенно и легко, потому что у меня были личные причины относиться к этому именно так. Скажем, было время, когда Галичина видела украинского хозяина в лице Лазаренко... Разве это не болезнь? А Саша в то время был его советником. Более того, тогда по воле этих людей раскалывали газету «День». Я пришла на ее руины, чтобы вытягивать издание. И мне сложно было бы сказать, что все было безоблачно. И я не хочу этого говорить. И не нужно обижать даже мертвых неправдой. Но его неуспокоенность, его образованность, его, как и Тараса, патриотичность, его преданность тому, что он считал украинским интересом, представляются мне намного более важными, чем его болезни, ошибки, и даже боль, которую лично мне причинили какие-то его шаги. Я все-таки хочу, чтобы мы видели большие величины. И его смерть, безусловно, — потеря для украинской журналистики. Потому что Украинское Дело вообще — это такая вещь, которую нужно начинать ежедневно с утра. Все сначала. Пока не «намоется» критическая масса людей, которые априори способны делать все по-украински правильно. И очень мало людей, которые могут все бросить, куда-то поехать в один край Украины, в другой, о чем-то говорить, проводить семинары, журналистов чему-то учить. И еще больно потому, что Тарасу было 35, Александру Кривенко — меньше 40. И кто будет молодых учить? Ведь они были первопроходцами, они всегда были в гуще событий, они что-то значили для новой истории Украины. Я не знаю, полностью ли ответила на ваш вопрос, но ответила абсолютно искренне и откровенно.
«ЗАВАЛЫ БЕСПРИНЦИПНОСТИ»
И.Ч.: — Какую позицию будет занимать газета «День» на будущих выборах?
Л.И.: — После президентских выборов 1999 года было много каких-то обид, непонимания и многого еще: так происходит всегда, когда люди не хотят самим себе сказать правду и ищут, на кого свалить вину. Я думаю, что, возвращаясь к 1999 году, украинский политический бомонд должен был дать очень жесткие оценки своим действиям, провести серьезный самоанализ; украинская журналистика — тоже. Разобраться, кто был с кем и почему, за что и против чего. Потому что с этим багажом легче было бы дальше идти. Но ни у кого сил на это не хватало. После измены Александра Мороза всем было удобно и впредь считать его моральным политиком. После того, как Геннадий Удовенко получил на президентских выборах чуть больше одного процента голосов, всем было удобно оставить его главой партии и в дальнейшем. С Юрием Костенко — та же история. Никто из них не дал люфта новым. Никто не сказал: я ушел, потому что, простите, не могу оставаться на этой должности, если я не получил определенного процента голосов избирателей. Ну ведь правда? Нравится кому-то Юрий Иванович или Геннадий Иосифович или нет, но есть принцип, есть технология власти. Не выиграл — ушел. Дал дорогу даже худшему, но другому. Этот принцип должен побеждать априори. Но никто ничего подобного не сделал. Так? Все потом нашли удобный выход из ситуации: нужно объявить, что тот, кого они все хотели избрать, теперь виноват. А они, оказывается, в оппозиции. Разве это не трагикомическая ситуация? Поэтому давайте мы все-таки сосредоточимся на критериях, системе координат, на принципах и объяснениях: кто, как, почему, за что, против чего. Потому что иначе у нас ничего не выйдет.
Честно говоря, у меня было когда-то желание написать один скандальный материал, но потом сработали остатки взвешенности, и я пока что его не написала. Прежде чем сказать, о каком материале идет речь, сделаю одно замечание. Моя личная позиция и редакторская линия в газете позволяет мне об этих вещах говорить спокойно, потому что я не стесняюсь ни того, что в 1999 году мы говорили правду, ни тех обстоятельств, при которых после 1999 года мы заняли более спокойную позицию и сказали: «Этого вы хотели? Мы вам предлагали другой вариант, но общество так решило. Что ж, мы не можем биться головой о стену». Правда ведь? Нужно жить дальше, нужно работать, нужно придумывать какие-то новые идеи. Каждый отвечает за свой участок работы. Итак, потом у меня возникла такая идея: при тех заниженных стандартах, при всех тех проблемах нашей оппозиции, которая иногда является ухудшенной копией нашей власти, очень уместным было бы написать материал «Ностальгия по Кучме». Потому что если с этими подходами и методами, которыми оперирует наша оппозиция, ее представители придут к власти, мне будет очень жаль всех тех, кто сейчас фанатично дерет за них глотку, сами себя не слыша. Опыт 12-ти лет должен был нас научить: нужно подходить к политической жизни с определенными критериями, требуя от политиков эффективности, а не поклоняясь им. Никому. Ни левому, ни правому. Тем более, нужно осуждать союзы, основатели которых говорят: вот, мы только снимем Кучму, а уж потом разойдемся и будем иначе все делать. Ради этого союзы патриотических сил с коммунистами (которые говорят, что в Украине не было голода, а была засуха), ради этого? Это моральная политика? Я считаю, что нужно расчистить эти авгиевы завалы беспринципности. И журналистика здесь должна сделать все, что реально может, а если не может, то обвинять нужно только себя.
ЭФФЕКТИВНЫЙ ПАТРИОТИЗМ
Григорий ВОЙТУК, ТРК «Обрій» (г. Бобровицы):
— Какие теле-каналы вы с чистой душой можете назвать украинскими по содержанию программ?
Л.И.: — Честно говоря, по содержанию программ я бы не делила отечественные телеканалы на украинские и неукраинские. Хотя мне кажется, что «1+1» с самого начала сделал в плане украинизации очень большое дело, потому что даже реклама, переведенная на украинский язык, значила намного больше, чем какие-то агитаторские выступления. Потому что это была новая жизнь, это было интересно, хорошо снято на новой технике и — на хорошем украинском языке. Так что реклама здесь была абсолютным двигателем прогресса. Кстати, вы видели рекламу известного кондитерского брэнда «Україна від краю до краю, українці від серця до серця»? Скажите, это не украинская идея? Она повторяется, она звучит под музыку «Океана Эльзы». Мне кажется, что это вообще (на каком бы канале это ни было) — та продукция, которая украинцам давит на какой-то правильный сантимент. В любом случае я — не агент этой корпорации. Я только хочу сказать, что такие вещи работают намного эффективнее, чем какие-то правильные слова.
Или взять, например, яркие «Сезоны моды» с украинскими дизайнерами. Лилия Пустовит, один из лучших, на мой взгляд, и самых смелых дизайнеров, создала новый образ Софии Ротару. Мы все заметили, какой София стала в последние годы. Ей действительно смоделировали новый образ. Те, кто это делает, могут не называться украинскими по сути, но сам продукт завоевывал сердца. София Ротару давала концерты в Москве — четыре аншлага подряд. Ее не отпускали, москвичи «стонали и ревели» под песню «Одна Україна, одна калина, одна родина» (это ее новый хит). Понимаете, такая экспансия — если ты конкурентен, если тебя смотрят — приносит больше пользе Украине.
Телеканал «Интер» сделал мюзикл «Золушка», который купили российские каналы — это продвижение украинской марки. Потому что Валерий и Константин Меладзе — украинцы (наполовину грузины, но рожденные в Украине). Это все наше, мы должны этим гордиться. Мы настолько щедры, добры, мы все постоянно раздаем, думаем, что мы еще себе наделаем. И забываем о наших талантах.
Тот же Андрей Цаплиенко с «Интера» — прекрасный профессионал. Что касается канала в целом, то у них сейчас корсеть по всему миру. Даже иногда большую дозу русского в эфире я бы им спокойно простила за то, что они делают технологически сильные попытки. Пример — первый день войны в Ираке. Какую они обеспечили сетку! Это было еще не СNN. Но действительно классная работа.
СТБ немножко, на мой взгляд, сейчас «размылся». Мне жаль, что на ICTV изменились некоторые вещи, что Дмитрию Киселеву оставили только десять минут в эфире: это потеря для канала, я абсолютно убеждена. Возможно, со временем это как-то выровняется... А что касается украинскости, то я, опять-таки, предлагаю рассматривать все это сквозь призму эффективности и конкурентности. Чем больше пользы приносишь Украине — тем больший патриот. А кто только говорит, что любит Украину, не может без нее жить, руки ломает, так это же... Мы, конечно, доверчивые и сентиментальные, нам скажи, что любишь Украину — все в слезы. А потом, что с того?
Валентина КРАСАВИНА, преподаватель украинского языка, Черниговский государственный институт экономики и управления:
— Сейчас среди украинских языковедов идут дискуссии о введении нового правописания. Как вы относитесь к реформе правописания, к расшатанности и неустойчивости языковой нормы в средствах массовой информации (например, «поліціянти», «міліціянти»)?
Л.И.: — Я здесь не могу быть беспристрастной, потому что я очень переживаю за украинский язык в нашей газете. Наше двуязычие — это, кроме всего прочего, и большая проблема для переводчиков. И сейчас эта реформа, на мой взгляд, — гурманство. Сейчас мы еще не сможем полностью это «переварить». В то же время я убеждена, что на лабораторном уровне эта работа должна идти, потому что язык — живой организм. Пусть предлагают. Что-то приживется, что-то нет. Но ничего не нужно отрицать категорически. Главное — чтобы было больше альтернатив.
P.S. Кроме встречи с представителями местных масс-медиа в Чернигове состоялась и презентация книги «Україна Incognita». О ней читайте в одном из ближайших номеров «Дня».
