Возвращение Лины Костенко в украинское общественное пространство уже дало о себе знать. Убедиться в этом можно, отслеживая реакцию на переиздание романа «Берестечко» прессы — чуть ли не самого сложного ребенка демократического прогресса украинского образца. Приученное реагировать, прежде всего, на разноцветные, но токсичные погремушки, потопая в хаосе безбрежного плюрализма, журналистское сообщество, а с ним и общество, вдруг учтиво, а иногда даже растерянно, застыли и молча расступились, предоставив слово Лине Костенко, а дорогу — смыслам. Согласитесь, такую реакцию можно наблюдать, как писала Лина Костенко (правда, шла речь о любви), «раз у ніколи».
И никаких, так называемых других точек зрения. По-видимому, потому, что правдивость и честность — перед собой и обществом — не может иметь другой стороны медали. Немного есть сегодня в Украине личностей, перед которыми бы так замирали и журналисты, и политики, и все украинское общество. Но таких личностей и не может быть много. Это та, уже почти мифическая порода аристократов духа или же моральных авторитетов, беспрекословность позиции которых не нарушается временем, пространством, а тем более «актуальными ветрами» — то ли политическими, то ли любыми другими (андеграунд или мейнстрим, постмодернизм или постпостмодернизм), которым вовсе не льстит внимание телекамер и слова которых моментально приобретают историческое значение.
— Она ходит ногами по земле, а головой касается звездного неба, — говорит о Лине Костенко Лариса КАДЫРОВА, народная артистка Украины, лауреат Театральной премии имени М.Заньковецкой, которая во время презентации «Берестечка» читала со сцены стихотворения поэтессы.
— Как говорила Лина Васильевна, любая презентация — это презентация жизни. Каждый человек должен задумываться над этим. Презентация для меня равняется исповеди, покаянию. Каждый должен помнить, что когда-то будет и его «презентация» перед людьми, перед Богом, — считает Мария МАТИОС, писательница, лауреат Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко. — Я думаю, именно об этом пишет Лина Васильевна всю жизнь. Но слышат ли ее — это большой вопрос.
Другой уровень показательности возвращения Лины Костенко — это реакция власти. Показательна эта реакция даже не для нового руководства страны, а для качества, которого за 20 лет достигла украинская государственность. Еще два десятилетия назад она должна была бы слиться с идеологией — узко — шестидесятничества и — широко — всех его предшественников и последователей. Но сегодня министр культуры Украины на презентацию переиздания «Берестечка» Лины Костенко приходит почти как партизан...
«Не хочу играть ни одну из ролей в этом сатанинском спектакле», — так в свое время сказала Лина Костенко и отправилась во внутреннюю эмиграцию, исследуя обломки Чернобыльской зоны вместе с культурно-исторической экспедицией. В целом — свыше 40 тысяч километров пути, спасение этнографического наследия Полесья, и, таким образом, защита всей Украины от духовного Чернобыля, а себя — от вездесущей пошлости.
А духовный Чернобыль — это, в том числе, духовная стерильность, когда поэзии в душе уже не за что зацепиться, когда поэта втискивают в рамки «гражданского глашатая», разбирая его целостный поэтический мир на политизированные лозунги — как будто храм на кирпич. Не хотелось бы, чтобы Лину Костенко воспринимали как «политического поэта». Это разделение на гражданскую и интимную лирику кажется «школьным», когда идет речь о явлении на бумаге великой и целостной души. Потому что и Каменяр собирал увядшие листья в «жмутки», и Стус изучал «граматику кохання». А Богдан Хмельницкий в «Берестечку» побеждает свое поражение именно любовью. В своем выступлении на презентации переиздания Лина Костенко скажет, как в свое время ее удивило то, что после «берестечковых» событий Богдан Хмельницкий женился. Но, в конечном итоге, все победы и поражения, и победы над поражениями — они у Лины Костенко плывут «над берегами вічної ріки».
Главный редактор «Дня» Лариса Ившина говорит, что Лина Костенко — это мудрый учитель для общества и суровый воспитатель для начальства. По-видимому, в первую очередь, чему стоит поучиться у Лины Васильевны — это пониманию свободы.
— Свобода формируется в процессе творения личности, индивидуальности. Когда этого нет, все остальное — мишура, — считает Дмитрий ДРОЗДОВСКИЙ, пресс-секретарь Киево-Могилянской академии, один из тех, кому повезло поздравить Лину Васильевну с переизданием «Берестечка» со сцены.
А еще свобода не в том, чтобы встать с колен, а в том, чтобы осознать, что в действительности мы не на коленях. Возможно, именно в осознании этого кроется залог победы украинцев над поражением?
— Какая-то пророческая идея была заложена в самом историческом романе «Берестечко». Это политическое поражение, которое мы испытали, нужно пережить и бороться дальше. Эту идею, мне кажется, в своем выступлении Лина Костенко провела. Но что меня больше всего поразило и взволновало — это атмосфера какого-то особенного подъема и надежды, — говорит Николай ЖУЛИНСКИЙ, директор Института литературы им. Т.Г.Шевченко НАН Украины, академик НАН Украины, председатель Комитета по Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко. — Лина Васильевна не зря вернулась — она выступила символом надежд, что Украина не погрузится в бездну, не попадет в болото обессиливания и безнадежности. Я ее такой еще никогда не видел. Я не видел ее такой радостной, оптимистичной. Она призывала, что нечего опускать руки! Нужно со смехом, с юмором ко всему относиться! Этот вечер имеет колоссальное символическое значение и убеждает меня в том, что духовность в Украине находит новые стимулы. То, что делал «День» в течение многих лет, пытаясь акцентировать внимание на проблемах истории, культуры, морали, — это все было не напрасно! Люди наконец-то почувствовали потребность в духовных ценностях.
— Действительно, не на коленях мы стоим, а люди просто усыплены, как какой-то вулкан, — говорит Мария Матиос. — Потому я смотрю в будущее не пессимистически, несмотря на нынешнюю ситуацию с украинской культурой, особенно с украинской книгой.
Никто и никогда не помешает нам подсоединиться к «високовольтній лінії духу», о которой говорит Лина Васильевна. И этим также измеряется наша свобода. Поэтому не нужно искать эту свободу на телеэкране. Просто нужно читать Лину Костенко. Она и есть — мастер-класс по свободе. Именно такой свобода должна быть — красивой, светлой и могучей. «Є ще безсмертя де-не-де...»
«...ПРО ПЕРЕМОГУ НАД ПОРАЗКОЮ»
"Я эти строки написала очень давно, еще и близко не было никаких юбилеев. И я подумала тогда: зачем я это написала? Какой юбилей? Какой елей? Ну, наверное, думаю, зарифмовалось. Знаете, привычка рифмовать: елей-юбилей. И забыла... А теперь я поняла: правда, очень хлопотное дело юбилей и, действительно, для перьев уже готов елей.
Но, если с елеем можно справиться, можно не слушать всяких высоких слов, люди меня поймут, и сами не будут говорить, писать, можно избежать юбилейного вечера, чтобы там никто не поздравлял, не говорил казенные слова, можно принять вот такой вариант, который предложило это издательство...
Представляете, они предложили презентацию! Ведь это у нас презентация? И давайте мы не будем путать жанры! Правда, она какая-то душевная, слишком много людей как для презентации. Я вам очень благодарна, что вы пришли, чтобы мы знали, что мы вместе, что мы нужны друг другу.
Я действительно решила вернуться в эту литературу, в эту культуру. Потому что тяжелое время — это всегда мое время. А легкое время — этого я не понимаю. Вот когда стало немного легче, как будто, — я понимала, о чем идет речь. Здесь мои «чернобыльцы», моя дорогая, родная экспедиция уже рассказывала, как я там неутомимо собирала культурное наследие, архивы Чернобыльской зоны.
Я вам признаюсь: это для меня, к тому же, была эмиграция отсюда! И вы знаете, я там нашла свою Украину. Там, где Украина умерла, — там она есть! Там люди потеряли свою малую Родину, полюбили ее безмерно и почувствовали большую Родину.
Следовательно, с елеем мы разобрались. Но пасаран! Никакие торжества и никакие фальшивые празднования у нас не проходят. Но с юбилеем дело сложнее, потому что юбилей — это необходимость задуматься, как жилось, как прожилось, что удалось сделать, словом, юбилей — это презентация жизни.
И вот мы сейчас здесь, на презентации книжки, а у меня презентация жизни. У меня ощущение тяжелое — с той стороны у меня отобрали жизнь, как, в конце концов, у всех нас, у всех вас. Мы бы себе желали чего-то лучшего... Мы бы себе желали и независимости, и достойного государства... К сожалению, как сложилось, так сложилось.
Но что же сокрушаться?! Тут было много слов о поражении... Почему же проиграли мы... И проиграли ли мы?! Вы знаете, это же ход истории, это ее шаги. Вплотную, конечно, это все — кризис, крах, с дистанции времени понимаем, что так течет история. И мы должны сейчас набраться сил, набраться покоя, набраться доброго юмора! Смех пережигает, а в слезах можно утонуть. Не надо!
Таким образом, если говорить о юбилее как о презентации жизни, судьбы, а не просто как о поводе встретиться, принять подарки, цветы и так далее, что я вам тогда скажу? А то, что при жизни можно было бы значительно больше сделать. У меня был большой проект! Огромный проект!
Я хотела историю Украины представить в стихах, в поэмах, в исторических романах, в драматических поэмах. В моей «Скіфській одіссеї» есть такие слова: «Десь тут урвалась пам’ять історична, зате вона навіки золота», — я хотела эту нить памяти исторической протянуть через века, и я этот проект делала.
Как вы знаете, у меня еще есть «Древлянський триптих», у меня есть «Маруся Чурай», «Берестечко», «Дума про братів неазовських». Не будешь же писать подряд, а только так, как чувствуешь. У меня в работе были и Владимир Великий, и Роксолана, и была графиня Розумовская, и Андрей Потебня и так далее — темы все сложнее, чем ближе к нашим дням. Я решила все осилить, все сделать!
И, может, мне бы хотелось чего-то другого. Здесь меня очень кто-то хвалил и представил вам как поэта гражданского звучания. Это не вы, Юра? Вы? Я вас очень благодарю, что вы так подметили это, а я вам еще и признаюсь, что я бы хотела писать лирику-лирику-лирику...
Может, я хотела бы рисовать серебряным карандашом... Птиц рисовать на льняной ткани... Может, когда мне Оля Богомолец поет «Де вечір пахне м’ятою, аж холодно джмелю», может, мне это ближе... «Але хіба хтів — мусів», — писал Стефаник. Но, знаете, я вам скажу, что я в истории живу, я в историю очень свободно вхожу, в любое столетие — это тоже мое.
И я вот работала над этими вещами, и хотела успеть сделать всю историю Украины, всю нить эту золоту протянуть. Вот. И тут наступило такое счастливое событие — Украина стала независимой! И тут бы, кажется, свободно писать то, что ты хочешь, советская власть уже нас не преследует, не запрещает — сиди и пиши историю, какие-то работы для Украины! И тут странное случилось... Вдруг пошли какие-то флюиды, мол, «шестидесятники? — и что там те шестидесятники сделали? Они такие-сякие шестидесятники!» «История? — Ха-ха». «Патриотизм? — Хи-хи».
Может, кто-то помнит из старших, часто на экране появлялась такая крылатая фраза: «Патриотизм — последнее убежище для негодяев!» А кто же хочет быть «негодяем», понимаете? И людям что-то такое вставляли в голову, и они послушали. Вдруг сделались смешными писатели, скажем, такого типа, как я. Чем она занимается?! Какой-то народ... В то время, когда нужно что-то такое модерное?!
Что это будет?! — Ага! Пусть это будет андеграунд! Ехали-ехали и никуда не приехали, потому что андеграунд — это дело старое, лондонская подземка. Куда же поедут наши писатели?! Когда ждешь голоса поколения, а каждое поколение приходит, и пускай подает свой, камертональный голос. Потому что чем сами по себе являются шестидесятники?! Но вот сегодня: сколько там нас осталось?! А вот смотрите: вот Дзюба, да? вот Юрий Щербак — ага! Хорошо это звучало?! Хорошие они?!
Когда тебя при советской власти подозревают в национализме и прочем, и прочем, у тебя нет свободы, ты борешься за каждую строфу, а потом приходит свобода, Независимая Украина, и ты, не имея возможности перевести дыхание, опять оказываешься в неопределенном положении! Народница, понимаете?! Вообще-то, я вам скажу, что никакая я не народница — это между нами говоря, потому что я в Чернобыле — это самые модерные темы сегодня, вот такой Чернобыль!!! Это то, чего в мире нет!
Правда, меня никто не трогал... Меня как-то обходили так почтительно... Но я же понимаю флюиды, эти дрянные флюиды в обществе!!! И я решила, поскольку пошел такой мат-перемат, обогатили украинский язык русскими матерными словами... Так надо же и это с умом делать. У россиян, между прочим, целая «теория вопроса» есть, они проводят целые научные исследования «Что такое русская «феня»?» или «Русский мат» Ахматовой (это научная диссертация, она была где-то в спецхранах), и правильно делают, они заботятся о своем языке). У нас же это все перехватили: молодежь неподготовлена — заматерилась. Как я могла на это смотреть?! Для них это было проявление свободы. Вы понимаете, что должны были почувствовать эти шестидесятники, которые знали, что такое свобода в условиях несвободы, и вдруг — в условиях свободы я увидела молодую украинскую литературу, которая материлась наперегонки и показывала свою независимость!
И подумала — я уже не касаюсь политических аспектов — я, собственно, тогда написала: «Не хочу играть ни одной роли в этом сатанинском спектакле!»
И я ушла в эмиграцию — в Чернобыльскую зону, с людьми, которых я бесконечно люблю, — это моя Чернобыльская историко-культурологическая экспедиция. Я думаю, что больше смеха, юмора, силы, чем было в этой экспедиции, я нигде не видела!
Я вышла из Союза писателей, потому что мне это нудное скуление надоело. И я очень хорошо прожила это время: или за своим письменным столом и за компьютером, или в экспедиции в Чернобыльской зоне, с редкими поездками в Польшу, во Францию, в Бургундию! Словом, работала.
В это время кто-то сказал, что руки опускаются, никто ничего уже не хочет. Я этого не понимаю, я сейчас не вижу поражения. Поражение может быть или в людях, или его не может быть вообще. Понимаете, есть же высоковольтная линия духа, проходящая сквозь все века. И мы должны к ней подключиться. Это будет движение сопротивления. Это не значит, что надо выходить на улицы, бить друг другу морды или делать какие-то демарши. Нужно быть людьми. И у меня такое впечатление, что люди соскучились по себе. И то, собственно, что вы пришли все на какую-то одну презентацию, мне кажется, что вы сами соскучились по себе. Соскучились по атмосфере...
Мой муж когда-то мне говорил: «Линусечка, ты не бойся, человечество никогда не откажется от того, что оно любило в себе!». Украинцы знают, что они любят, вообще люди знают, что они любят.
Я конкретно об этом Берестечке.
Поскольку нашим читателям, оказывается, литература не нужна, поэзия — тем более, у нас можно закрывать книжные магазины... Вы посмотрите на Крещатик! Я спрашиваю, куда смотрит власть? Ведь власть должна только пошевельнуть мизинцем, и все это прекратится. Оно не прекращается.
Мы были членами Нацсовета по вопросам культуры и духовности при президенте, говоришь-говоришь, борешься-борешься — не двигается... Это при том президенте. Думаю... и при этом. Больше так нельзя.
Зная, что моему народу будто бы уже не нужна поэзия, уже не нужны исторические романы, я решила перейти на современную прозу. И я как раз писала прозаические свои книги. Вдруг получаю письмо от издательства «Лыбидь», в котором они предлагают мне издать «Берестечко».
Я не ответила, я не хотела, я так обожглась с этим «Берестечком». Стыдно... в нашем государстве книги так не должны издаваться, как они мне издавали «Берестечко». Причем 10 тысяч экземпляров. Вдруг начали появляться пиратские издания. Кто-то зарабатывает на этом, никто меня не спрашивает.
Более того, что уж очень тяжело выдержать. Я недавно узнала, я этого не знала, что даже солидное издательство, кажется, даже государственное, львовское «Каменяр» издает «Берестечко» без моего ведома, без договора, а я так ничего и не знаю. Я узнаю от других людей, что они напечатали.
Причем там есть какая-то такая комиссия, комитет что ли, для особенно важных изданий... а куда же он смотрел? Какое они имели право давать деньги этому халтурщику, который почему-то без моего ведома издает «Берестечко»?
Но мне было достаточно этого издания, чтобы я больше не хотела «Берестечко» печатать. Хотя я вам скажу, что «Берестечко» для меня очень и очень дорогая работа. Она писалась долго, временами дописывалась. Говорили, что это о поражении, а я вам скажу, «Берестечко» — это не о поражении, а о победе над поражением. Поэтому я его и начала писать.
Я хотела написать личность. Но когда берешь личность, нужно выбрать какой-то экстремальный момент. И описать. Так я с Богданом Хмельницким. Я решила взять Берестечко и написать, потому что это было страшное поражение. Страшное поражение. После этого поражения спиваются, вешаются. Он же остался абсолютно один, никому не нужен, его в Чигирин не пускали, у него уже не было войска. Интересно, как можно было встать на ноги после этого?
Вы обратили внимание, что сделал Богдан Хмельницкий после страшного своего поражения? Он женился. И меня это так поразило! Они думали, что ему уже конец, а он взял и женился. И вот эти крылья личного счастья его согрели... Костомаров же писал, что кто его знает, что там было под Берестечком... может, его личная трагедия большую сыграла роль в этом... где-то у меня написано, «великую душу тоже сотрясает дрожь». И он был ослаблен. Унижен.
В унижении нельзя жить и побеждать. Я думаю, что украинский народ до сих пор не победил, потому что он переживает очень большое историческое унижение. Всякая сволочь его унижает, и он где-то потерял в себе гордость. Ему говорят, что он второсортный, он привык... Только создали государство, новое Украинское государство, взлелеянное в мечтах... я помню, начали все, и даже, к сожалению, наши писатели, и разные интеллектуалы, призывать подняться с колен. Вот встань на колени для того, чтобы подняться. Я была возмущена.
При советской власти у них было «партия — глаза мои» и «партия — сердце мое», а потом — вставай, вставай .... Если вы ползали, то ползайте дальше. А чего же вы призываете людей. А народ спит...
Поэтому я очень люблю чернобыльских людей. Там их горсть осталась. Сейчас вот будут поминальные дни.
Приезжают люди «на гробки», на живые кладбища вокруг мертвых сел... Там никто не стоит на коленях. Люди там смеются, столько смеха и шуток, и острот, как в нашей экспедиции, среди тех людей, я нигде не слышала. Потому что здесь какая-то кислая атмосфера, будто мы зависим от того, что на сайте закрыли тему Голодомора, потому что главное сегодня — накормить людей. Пришла власть, которая, видите ли, сегодня накормит людей. Люди их кормят!
Кто-то обещает, не бойтесь, украинцы-хохлы, вы сможете, мы вам разрешаем разговаривать на вашем языке. Так нельзя. Потом даже один сказал, что вынес Украину на своих руках... хватит уже этого пафоса, нужно уважать народ. Когда говорят Восток и Запад...
Знаете, кто меня первым поздравил? У меня сидят гости, тут телефонный звонок. Звонят по телефону из Макеевки. Там хор такой хороший есть. Говорят: «Лина Васильевна, а что у вас там, гости? Так передайте им привет «от донецких бандитов»!
А я говорю, гости, вам привет от донецких бандитов. У меня какая-то моя Украина, которую я узнаю и люблю. В интерпретации наших политиков я не знаю такой Украины. Я знаю ту Украину, для которой я живу, для которой стоит жить и работать.
Так вот я о «Берестечке». Почему я его написала. Это не о поражении. Это о победе над поражением. Я должна была описать все состояния. Говорят, Богдан Хмельницкий три дня и три ночи пил после того поражения. Пил, а что такое? Когда падает сильный мужчина, шуму больше, чем когда падает комар. Значит, и переживаний больше, и эмоций. Но, понимаете, для меня было главным — написать победу над поражением. И я ее написала. «Немає часу на поразку».
Должна была выйти первая книга прозы, по поводу которой Дмитрий Дроздовский упрекает меня, что до сих пор она не вышла. Знаете, писать прозу сложнее, чем стихотворения. Страшно ответственно, особенно в наше время. Скоро выйдет эта повесть. Она называется «Записки українського самашедшого». У Гоголя «Записки сумасшедшего», а я сделала уточнение, потому что украинское безумие — оно специфическое. Потому что, скажем, если в России — мания величия, это болезнь, то в Украине — мания второсортности.
Если гоголевский сумасшедший, русский сумасшедший чиновник, стал королем Фердинандом Восьмым, то если у нас украинец уже сумасшедший, то он может побежать по стене, как герой Кафки...
На это все нужно обратить внимание. Унижение — это все то, чего нельзя больше допускать. И когда все-таки издательство не обратило внимание на мое молчание, тут кто-то сказал, поблагодарил Оксану мою за челночную операцию, она действительно поработала, она сказала: «Ты знаешь, там же будет Сергей Якутович...» Я тогда подумала, Боже ты мой... я еще его отца знала...
Потом Оксана мне сказала: «А ты знаешь, как читает Петр Бойко Шевченко?» Говорю: они все декламируют, мне надоело слушать.
«Но ты послушай», — говорит Оксана. Я послушала Шевченко... ой. Дальше — читает «Берестечко». Причем священник, да еще и шевченковской церкви, читает без декламации. И я вдруг очень полюбила этого неизвестного мне священника Петра Бойко. Но мне по голосу показалось, что он молод для того, чтобы читать. И я сказала: «Хорошо, пусть приходят».
Вы не поверите, я боялась посмотреть на книжку. Я сегодня ее впервые увидела. Мне ее передали домой. Я сказала Оксане: не посмотрю, я боюсь. Боюсь страхом хорошим. Страхом удивления — неужели это может быть? Потому что так скверно меня издавали, так паршиво. Как в советские времена они своих халтурщиков издавали, так оно все блестело, на красивой бумаге. А меня — как на газете, я привыкла к этому. И здесь вдруг — такое издание... после тех пиратских изданий, и после того львовского господина. Я еще разберусь с этим...
Мне еще передали, что он положил гонорар на депонента. Простите... за такое пиратское издание. Пусть его оштрафуют, и пусть это пойдет на детскую больницу в том же Львове. Понимаете, нужно учить этих наглых людей, нельзя так продолжать.
Когда начали издавать книгу песен Оли Богомолец на мои слова, сразу там появился Иван Марчук, которого я страшно люблю как художника. Я удивляюсь, ну, гений и все. И когда они все собрались, кто-то пошутил, что никогда не видел столько гениев на один квадратный метр. Я им так благодарна! Моя душа отдыхает за все годы. А их много, вы знаете сколько.
Я очень благодарна вам всем за эту книжку — Елене Бойко, Петру Бойко, Сергею Якутовичу... И я благодарю свою Оксану, что она меня уговорила. Я больше не буду говорить ничего. Прочитаю несколько стихотворений избранной поэзии...
«Доборолися, добалакались,
досварилися, аж гримить.
Україно, чи ти була колись
незалежною, хоч на мить
Від кайданів, що волю сковують?
Від копит, що у душу б’ють?
Від чужих, що тебе скуповують?
І своїх, що тебе продають?»
«Прости мені, мій змучений народе,
що я мовчу. Дозволь мені мовчать!
Бо ж сієш, сієш, а воно не сходе,
І тільки змії кубляться й сичать.
Всі проти всіх, усі ні з ким не згодні.
Злість рухає людьми,
але у бік безодні...»"
Юрий ЩЕРБАК, Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины (из выступления на презентации «Берестечка»):
— Это книга о нашей национальной боли, о нашем историческом поражении, о тех демонах прошлого, которые и до сих пор сидят на плечах украинского народа, определяют его запущенные комплексы.
Но поражение, которое прошло через сердце поэта, а, следовательно, и через наши сердца, — приносит катарсис, дает утешение и надежду.
В длинной войне украинского народа за независимость, проиграно много битв, но не сама война.
Поэзия Лины Костенко даже в высоких ее лирических образцах остается поэзией политической, так как политической была поэзия Адама Мицкевича, Тараса Шевченко, Ивана Франко, Леси Украинки, Евгения Маланюка, Василия Стуса.
Обращение Лины Васильевны к самым болезненным, самым резонансным темам украинской истории, таким как Берестечко или Чернобыль, попытка их осмыслить и переосмыслить является свидетельством того, что никогда поэтесса не молчала — даже тогда, когда в силу разных причин не печатала стихотворений и не выступала публично.
Молчание Лины Костенко было ее криком, ее голосом протеста.
К сожалению, чаще молчало общество.
Мы должны признать, что мы плохо выучили уроки Лины Костенко, как и уроки ее великих предшественников.
Разве способны сегодняшние мелкие политиканы, которые довели Украину до новой руины, судить себя адским судом Богдана Хмельницкого из «Берестечка»?
«Чи замолю свій гріх
перед народом,
що знову пекло в нашому раю?»
Почему украинцы, имея могучую мягкую силу искусства (soft power), не смогли стать неотъемлемой духовной частью Европейского континента?
Из-за невежества? Из-за лени? Из-за непонимания, что главным экспортным продуктом Украины должны быть не только сталь и чугун, производство которых оставляет после себя зону экологической беды, а украинское бессмертное искусство. Это наш бренд, наш символ веры, наша надежда на духовную экспансию в мир.
Надеемся, что такую экспансию реализует новое поколение евроукраинцев, растущее в нашем государстве.
Почему украинцы, в диаспоре сущие, которые умеют и любят организовывать пышные конгрессы, пиры, торжества и чествования пропамятных дат, не смогли организовать и финансировать качественный перевод произведений Лины Костенко на английский и другие языки, не способны были создать украинское лобби при Нобелевском комитете (а такие лобби там работают и добиваются своего!)? Я уважаю украинскую диаспору, которая так много сделала для добра Украины. Но не все проекты они поддерживают, имея свои приоритеты. Как посол Украины в США и Канаде, я неоднократно задавал эти вопросы тем, кто немало делает для Украины, но ответа не получил.
Лина Костенко очертила территорию духовного суверенитета нации, провела жесткую границу перед компромиссами, за которыми начинается тотальная капитуляция и самоуничтожение.
Ведь украинская поэзия всегда существовала как СОПРОТИВЛЕНИЕ — и во времена валуевских циркуляров, и во времена запрещений Скабы и Маланчука. Символами этого сопротивления стали в наше время Стус и Костенко.
В связи с этим хочется спросить молодое поколение украинских писателей, которые вырастали на поэзиях Лины Костенко: стали ли вы, пренебрежительно презирая так называемых «шестидесятников» будто бы за соглашательство, сами духовными вождями нации? Способны ли вы оказывать СОПРОТИВЛЕНИЕ оккупантам-украинофобам и украиножерам?..
Но придет время нового Наводнения, нового Очищения, когда мы опять почувствуем себя народом великих поэтов и великих государственных деятелей. Ведь у нас «нет времени на поражение».
Верю, что пока вы, Лина Васильевна, строите украинский храм Духа и Свободы, мы будем непобедимы!
Верю, что пока мой двухлетний внук учит на память ваши детские стихи, мы будем существовать как народ в ХХІ столетии.
Лариса ИВШИНА, главный редактор газеты «День» (из выступления на презентации «Берестечка»):
— На поэзии Лины Васильевны росло целое поколение, в котором она воспитывала культуру украинского языка, и вкус, и стиль. Мне очень хочется, чтобы молодое поколение сегодня — и то, что в школе, и то, что в университетах — также получило набор книг Лины Костенко. Второе дыхание «Берестечка», очевидно, первый шаг к этому.
Думаю, газеты в Украине должны в большей степени продуцировать высокие смыслы. Потому что у нас осталось большое наследство низкого, мелкого. Качественного же, в повседневном культурном обращении не так много. Действительно, последние годы были годами большого духовного голода на настоящую культуру. Мы еще не понимаем масштабов этого запроса. Нужно смотреть на Украину другими глазами. Я всегда говорю, что политика относительно телевизионных каналов и их владельцев должна быть таковой, чтобы они помнили о социальной ответственности. Такие вечера, как презентация «Берестечка», должны появиться на телеэкранах. Должен идти постоянный разговор с людьми, которые не просто поднимают планку, а поднимают и «крышу».
К тому, что делает газета «День», я отношусь как к обязанности. Газета действительно должна быть местом, где нация общается сама с собой. Возможно, Лина Васильевна не всегда одобряла это, но на своих страницах мы всегда пытаемся привлечь внимание читателей к тем высоким смыслам, которые несет поэзия Лины Костенко.
Молчание Лины Костенко довольно красноречиво показало нам масштабы неблагополучия в эти годы. Тот, кто способен был это Молчание услышать, понимает, что нужно и в дальнейшем наполнять украинский мир. Наполнять качеством. Это нужно молодежи. Это нужно старшим поколениям. Это нужно украинцам.
Я в восторге от проекта, созданного «Либіддю» из-за его синергического эффекта. Столько гениальных людей вместе — это образец для объединения. Мы постоянно наблюдаем, как объединяются плохие — они умеют это делать. Нужно, чтобы научились объединяться хорошие.
Последние годы относительной свободы слова мы превратили в самоизоляцию, в сегментацию информационного пространства. Мы тратили это время на неизвестно что. Лина Васильевна свое Молчание превратила в такой колоссальный капитал Свободы, что мы все сегодня примчались посмотреть, как эта свобода выглядит. И тот, кто это увидел, просто обязан в дальнейшем претворять это в жизнь. У нас есть много теоретиков — я люблю украинцев-практиков.
Мы имеем свой современный вариант «Берестечка», когда (я часто это повторяю) в 1999 году был Президент — не было народа, а в 2004-м был народ — не было Президента. Поражения — очень горькие, но хорошие учителя.
«...І це було так просто і природно — що у Довженка світится вікно». А мне так хорошо и легко от того, что на улице Гончара светится окно и там работает Лина Васильевна. А мы должны приобщаться. Благодарю, Лина Васильевна!
Владимир ПАНЧЕНКО, литературовед, профессор Национального университета «Киево-Могилянская академия»:
— Лина Костенко — знаковая фигура. Она важна и в своем, будто бы, Молчании и, тем более, она важна, когда говорит с обществом. О новом историческом времени, которое вспоминала Оксана Пахлевская, на презентации много говорилось. Все понимают, что Украина сегодня очутилась на рубеже. Правда, не впервые и не в последний раз. Как видите, Лина Васильевна этот шаг истории комментирует довольно оптимистично. Вместе с тем, тревога остается. Вопрос «Камо грядеши, Украино?» — остается. Я уже сейчас замечаю, что люди часто начали оглядываться: сделать или не сделать, сказать или не сказать. Казалось бы, еще ничего и не случилось, а уже страх есть. Сегодня, как никогда, нужно говорить. Нам необходимы честные голоса!
Оксана РЕМЕНЯКА, искусствовед:
— Я очень благодарна Анатолию Квасюку, благодаря которому я попала на презентацию, который, в свою очередь, благодарен за приглашение, которое поступило от Ларисы Ившиной. А мысли у меня сегодня такие. Мы потеряли ощущение веса Слова. У Богдана Лепкого есть известный роман, за чтение которого когда-то давали десять лет, — трилогия «Мазепа». Она начинается интересной сценой. Приехали солдаты Меншикова в Батурин. И они ругались ради развлечения, а у казаков от этого сводило скулы, но они ничего не могли сказать. Сейчас мало у кого от ругательств сводит скулы. Мы уже иногда и не различаем, где ругаются, а где пытаются сказать что-то высокое. Наверное, возвращение Лины Васильевны должно придать новый вес Слову. После долгого молчания даже тихенький шепот кажется очень громким. Это случилось. Она заговорила. И народ пришел ее услышать. Услышали? Увидели? Теперь сами должны быть ответственными — каждый за собственное сказанное слово. Потому что, есть пример того, какую энергию может нести Слово. Это целый мир. И Лина Васильевна сегодня это доказала. Я очень хочу, чтобы Лина Костенко вернула нам эту структурность и, чтобы больше никто из нас, украинцев, не бросал слова на ветер. Потому что это колоссальная энергия, идущая в никуда.
Сергей ГЛУЩЕНКО, Запорожье:
— Сначала небольшая прелюдия — благодарность. Приглашение на презентацию прислала главный редактор нашей газеты «День» Лариса Ившина. Такие подарки-сюрпризы очень редки в нашей жизни, но ведь тем более мы им должны быть всегда рады! Начну описание своих впечатлений — с подхода к Украинском дому вечером 22 марта 2010 года: великое множество людей спешило туда же, что и я. Хорошо еще, что меня предупредили, что прийти надо по возможности пораньше. Внутри Украинского дома (еще почти за час до начала действа) людей оказалось еще больше, чем снаружи. Все стремились попасть в зал, но не всем это удавалось: вход был, в первую очередь, по приглашениям. Поэтому первое доброе дело совершил, предложив какой-то старушке пройти вместе со мной вовнутрь (оно ведь было у меня «на двi особи»). Но далее, с добрыми делами у меня туговато стало: сначала хотел сесть где-то в конце зала, а затем, выругав себя за проклятущий наш украинский «комплекс меншовартостi», уселся прямо впереди — в третьем ряду (благо свободное место тут еще было) и готов был заявить любому: «Хоть силой стаскивайте — НЕ ПОЙДУ!». Много пережил в этот вечер. Но запомнились выступления тут трех наших ЖЕНЩИН: самой Лины Костенко, ее дочери Оксаны Пахлевской и главного редактора «Дня» Ларисы Ившиной. Однако тон задала тут еще и Женщина четвертая — Ольга Богомолец. Она, вдруг, не просто заговорила, А НАЧАЛА ПЕТЬ ПЕСНИ НА СЛОВА ПОЭЗИЙ ЛИНЫ КОСТЕНКО О ЛЮБВИ! И первыми на все это откликнулись люди в задних рядах и стоящие в проходах. Сердцами своими откликнулись... Наши национал-демократы (занимающие сплошь ряды первые) сначала ничего не поняли: КАК ТАК? ГОЛОС «НАШЕЙ ЛИНЫ» (то есть голос «СКОРБОТИ ТА ПОРАЗКИ») РАЗВЕ ТАКОВ? МЫ ВЕДЬ ПРИШЛИ СЮДА РАЗВЕ НЕ ЗАТЕМ, ЧТОБЫ «БОРОТИСЬ» И «ВСТАВАТИ З КОЛIН»? Дальше — больше... Лариса Ившина сказала, что прежде что-либо делать, разве не ОСМЫСЛИВАТЬ его нужно? И трижды повторила это слово в своем выступлении... «Что там осмысливать?» — заворушились ряды наши первые: «Боротися треба — геть злочинну владу!». Дальше- еще больше. Слово дали дочери — Оксане. Ее слова вообще ряды наши первые лишили спокойствия. Она вдруг очень тепло и участливо заговорила не о «супротивах» всевозможных, а о... Любви к своей дорогой маме. Зал в целом уже вовсю разогрелся и загрохотал аплодисментами. Хлопали теперь уже все (даже первые ряды) — а куда деваться? Разъяснения внесла в своем выступлении сама Лина Костенко. Помните, как Лев Толстой сказал о декабристах, которые вернулись (через поколение) после заключения сибирского в свое общество? Он сказал, что они оказались дееспособнее, чем те, которые оставались на своих местах и стремились только к чинам всевозможным. «Вот эти последние превратились просто в развалины»... Так и наша Лина. Она «ушла на дно» в это время безвременное, занялась своими (бесконечно любимыми) путешествиями чернобыльскими, НО ВЫШЛА СЕЙЧАС НА ЛЮДИ ДЕЕСПОСОБНЕЕ, ЧЕМ КТО-БЫ ТО НИ БЫЛО! Тогда как эти наши властолюбцы-тарахтелки «самостійницькi» оказались ныне СОВЕРШЕННО НЕ У ДЕЛ И БАНКРОТАМИ ПОЛНЕЙШИМИ... Почему так произошло? Это она сама в своем сегодняшнем выступлении разъяснила: «ТОТ, КТО ПОЛЗАЛ КОГДА-ТО НА КОЛЕНЯХ, НИКОГДА С НИХ И НЕ ВСТАНЕТ! НЕЛЬЗЯ ДОБИВАТЬСЯ ВЛАСТИ, ЧТОБЫ ТОЛЬКО ПОТОМ ЛЮДЬМИ СТАТЬ, НАДО ВСЕГДА БЫТЬ И ОСТАВАТЬСЯ ЛЮДЬМИ! Я НАПИСАЛА СВОЙ РОМАН НЕ О ПОРАЖЕНИИ, А О ТОМ, КАК МОЖНО ЕГО ПРЕОДОЛЕТЬ. КАК? А ВОТ КАК — ВСПОМНИТЕ, ЧТО СДЕЛАЛ БОГДАН ХМЕЛЬНИЦКИЙ — ОН ОПЯТЬ ЖЕНИЛСЯ!!! ИЛИ ВЫ МОЕГО РОМАНА ТАК И НЕ ПРОЧЛИ ДО КОНЦА???». ТАКИХ СЛОВ стены Украинского Дома давно не слышали. Вернее — ОНИ ИХ НИКОГДА НЕ СЛЫШАЛИ! Уже выходя из фойе зала, услышал краем уха, как какая-то очень интеллигентная украинская старушка сказала корреспондентке, берущей у нее интервью: «ТАКИХ СЛОВ Я СТО ЛЕТ НЕ СЛЫШАЛА!»...
Анатолий КВАСЮК, реставратор, г. Луцк:
— Когда я еще учился, мы перечитывали «Марусю Чурай», в свое время я знал половину романа наизусть. Поэтому, получив приглашение на вечер от главного редактора газеты «День», я очень обрадовался. Я просто не мог не приехать. Для нашего поколения Лина Костенко,.. как знамя, как символ свободы и интеллектуальной воли. Не все люди колоссального таланта способны на такую огромную силу воли. Жаль, что далеко не все из нашего поколения учились на поэзии Лины Костенко. Нам остается на этом духовном потенциале, заложенном Линой Васильевной, учить современные и последующие поколения. Чтобы уроки поражения под Берестечко наконец были выучены.
Виктория СКУБА, студентка Национального университета «Острожская академия»:
— Большинство рядовых читателей, которые читают большие по силе духа произведения, не могут постичь глубины их авторов. Встреча с Линой Костенко дала мне шанс хотя бы попробовать, за который я очень благодарна газете «День», которая, собственно, меня на эту встречу и пригласила, и самой Лине Васильевне. Ведь для художника важно не то, чтобы его боготворили, а, чтобы его понимали.
До глубины души меня поразила сила той энергии, которую излучает Лина Костенко. Это не та энергия, которая просто делает человека активным, это энергия величия, энергия духа, которая поражает и вынуждает слушать. Читая стихотворения Лины Костенко (ее сборник у меня дома — настольная книга), я часто задавала себе вопрос: «Как ей удается так удачно, метко подбирать слова, что они задевают за живое». И только во время презентации я поняла, что это не просто безукоризненное чувство языка, это проявление той силы, глубины и бескомпромиссности в восприятии зла и несправедливости, которая является частью феномена, связанного с именем Лины Костенко. Это пример того, как горькую правду говорят откровенно в глаза, не украшая ее, если любят, то всей душой, и ненавидят тоже всей душой. Такие чувства переживать в себе нужно уметь, потому что большинство их просто боится. По энергетической мощи трудно найти другое соответствие в украинской литературе.
Украинцам очень повезло, что Лина Костенко сейчас находится среди нас и возвращается в литературу, потому что в переломные в истории нации периоды очень важно иметь рядом людей, которые силой своего духа могут достучаться до других, которые смотрят глубже, чем другие, а поэтому разрушают пассивность и отчужденность вокруг, уничтожают стереотипные клише, за которыми удобно прятаться как бездеятельной части национальной интеллигенции, так и разрушителям нации.
Очень хотелось бы видеть или, по крайней мере, слышать отныне Лину Васильевну чаще, ведь она особенно нужна молодежи, которая ищет для себя ориентиры и свое место в этой стране. Потому что это является примером той личности, которая способна зажигать других своей энергетикой. Хотелось бы пригласить Лину Васильевну посетить Острожскую академию. Острожские студенты всегда рады учиться, а особенно приятно учиться на великих примерах, в процессе общения с выдающимися людьми. Возможно, именно молодежь, которая воспитывалась на правильных идеях и переняла дух своих наставников, является формулой для духовного обновления украинской нации.
Остап КРИВДИК, студент-активист:
— Я стоял в коридоре. Там было тесно и... тепло. Там было хуже слышно, чем в большом зале, поэтому все вслушались еще сильнее. Думаю, именно поэтому мы немножко больше услышали, чем сидевшие в зале. Это была дискуссия побед и поражений. Один выступающий говорил о поражениях — следующий пробовал напоминать о победах. Один снова посыпал голову пеплом — другой снова радовался победам. Это дискуссия с хорошим набором аргументов. Поиск побед в поражениях — вот правильная тема.
