А именно его считает своей самой высокой наградой известный на Волыни краевед и учитель от Бога Григорий Александрович Гуртовый.
В наши края его привел... голод. В его жизни было два Голодомора: в 1933-м и в 1947-м. Именно в тот год Григорий Гуртовый вместе с тысячами других беженцев с востока Украины прибыл на Волынь, которая стала ему второй родиной. В конце 50-х годов прошлого века открыл Гуртовый в Торчине народный исторический музей на общественных началах. На этих началах он действует уже 52 года и стал, без преувеличения, делом его жизни. 15 тысяч бесценных экспонатов Григорий Александрович бесплатно передал государству в качестве благодарности за тысячи жизней братьев с востока Украины, спасенных от голода волынянами. А сам живет от экскурсии до экскурсии, проведя которую, даже чувствует себя будто здоровее.
На Волыни (и не только) Григорий Гуртовый стал символом служения государству и народу. Имеет и высокие награды. Орден «Знак почета» от «той» власти, два ордена «За заслуги» уже от этой, орден «За мужество» за участие во Второй мировой войне. И даже звание «Заслуженный работник культуры». Однако ни одной из наград никогда не носил на людях. Родные, говорит, уже и просят надеть их, чтобы только сфотографировать на память.
— Человека нужно отличать, вниманием. Однако для меня самой большой наградой является мой музей... Сколько меня отгоняли от него, чуть ли не кнутом... А я не мог его бросить.
Всю жизнь самым большим грехом Григория Гуртового было его пребывание в годы войны в фашистском концлагере.
— Это уже позже я получил свои награды. Я всегда был под колпаком недоверия. Тем, что находился в концлагере, попрекали до 1989 года. Под окнами слушали, как веду урок, что рассказываю детям... Моя семья всегда жила в тревоге. И когда допекли, я обратился в высшие органы Службы безопасности. Меня пригласили в Киев, к какому-то генералу (потом оказалось, что это был Строкач). «Что вас беспокоит?» — спрашивает. А то, отвечаю, что меня вызывают «в органы» и годами одно и то же спрашивают: «Как попал на оккупированную территорию?» Так, говорит, и мне это объясните. Я рассказал, и он мне поверил. Во время оккупации с Григорием случилась история, о которой он заговорил только теперь, взволнованный воспоминаниями. Его семья спасла от верной смерти раненого советского офицера. Одна из мин взорвалась возле дедушкиного двора. Мальчик побежал к шахте, в которой прятались советские бойцы, и вдруг услышал из высокой травы голос: «Пацан, помоги! Куда-нибудь меня затяни!» Это был раненный в ноги советский офицер. Подросток не мог его поднять, тогда офицер ухватился за его ноги, и так Григорий дотащил его до своего дома. Дедушка перевязал раны, бабушка замыла лужу крови. А уже было видно, как немцы с закатанными рукавами, с автоматами в руках входили в выселок. И только бабушка бросила в печку последний окровавленный кусок ткани, как в хату зашел оккупант. Их всех спасло то, что дедушка невозмутимо сказал: мужчина на кровати — его сын, пострадавший на работе в шахте. Через полгода офицера забрала домой жена. Григорию на память оставил свои командирские часы. И это тоже была одна из самых дорогих ему наград. Сегодня ему больнее всего за то, что и в Луцке есть места, где открыто торгуют орденами и медалями. И его донимают «бизнесмены», прося продать тот или иной экспонат из музея. Но этим, считает, нельзя торговать, потому что за каждой наградой — человеческий подвиг...
