То, что последствия катастрофы в Чернобыле будут давать нам о себе знать еще долго, эксперты предвидели давно. По большей части говорили об утрате здоровья, но есть и другие, возможно, и более важные утраты, о которых сегодня говорят социологи и психологи — психологические. Так, украинские и американские специалисты под руководством звезды эпидемиологической науки (определение Семена Глузмана) профессора департамента психиатрии Государственного университета Нью- Йорка в Стоун-Брук Эвелин Бромет недавно закончили десятилетнее исследование психологических последствий Чернобыльской катастрофы в Украине (подобного у нас еще не проводилось). Оценивая полученные результаты, эксперты соглашаются в одном — уроки Чернобыля нужно учитывать немедленно, особенно при «раздаче льгот», иначе Украина превратится в «страну льготников», и будут жить в ней нахлебники...
Сразу следует заметить, что эпидемиологическое исследование не касается чернобыльцев-эвакуаторов, поэтому в чем-то резкие и неожиданные выпады экспертов в сторону людей, имеющих сегодня статус «чернобыльцев», их не касаются. На самом деле инициатива Эвелин Бромет коснулась эвакуированных в 1986 году из зоны поражения Чернобылем детей, которым на тот момент было два года (и их матерей). Было два исследования: первое проводилось, когда этим детям было по 11 лет, второе — когда исполнилось 19. Так, общими усилиями американских эпидемиологов и отечественных специалистов из Киевского международного института социологии (КМИС), Института социологии НАНУ и Ассоциации психиатров Украины была составлена репрезентативная группа пострадавших, с которой проводились систематизированные интервью. Также предметом исследования стало здоровье респондентов, их психологическое состояние и умственные способности.
— В 1997 году нам было трудно найти эвакуированных детей, это была большая проблема, — поделилась впечатлениями Эвелин Бромет. — Но господин Головаха и господин Паниотто смогли это сделать. Еще сложнее было проводить исследование в 2005 году: было не только трудно найти этих повзрослевших детей — непросто было убедить их пойти с нами на контакт. Но КМИС с этим заданием справился блестяще: настолько, что 85% из них приняли участие в исследовании. После этого каждый раз мы использовали две вещи: проводили интервью с матерями и детьми, а потом приходили в клинику, где всем делали большое медицинское обследование.
Чтобы было с чем сравнивать результаты, такие же обследования эксперты проводили и с контрольной группой детей (которые не были эвакуированы из зоны отчуждения). Результаты удивили всех: состояние здоровья эвакуированных детей ничем не отличалось от детей из контрольной группы, правда четверо из них перенесли операцию по удалению щитовидки, еще у стольких же была катаракта (кстати, получив эти позитивные результаты, матери эвакуированных детей в 1997 году даже настояли сделать повторный анализ крови, но снова результаты были в норме). Ту же картину дали когнитивные тесты: когда у этих двух больших групп людей спросили о депрессии, их ментальном состоянии, употреблении алкоголя и тому подобное, между детьми снова не было никакой разницы.
Но как эксперты удивились, когда они попросили самих респондентов оценить состояние своего здоровья! Эвакуированные дети, особенно их матери, оценили свое здоровье и здоровье детей как намного худшее, чем в контрольной группе. Опыт показал, что они чаще обращались к врачам, детей чаще госпитализировали. Чтобы выяснить другие моменты, социолог Наталья Панина задала им и такой вопрос: «Как повлиял Чернобыль на вашу жизнь по сравнению с другими событиями в жизни?» Вся контрольная группа и большинство эвакуированных детей ответили, что так же, как и другие события в жизни. Зато 70% матерей эвакуированных детей заявили, что эвакуация стала для них самым драматическим событием в жизни. Поэтому, понимая всю трагедию людей, которые были вынуждены в один момент покинуть свои дома «на три дня», заместитель директора Института социологии НАНУ Евгений Головаха утверждает, что подобная гиперозабоченность здоровьем больше всего связана не с объективными обстоятельствами, а с паникой, охватившей эвакуированных матерей, особенно когда на общество обрушилась радиофобия.
Его коллега по исследованию, президент Европейской ассоциации психотерапевтов Александр Фильц, еще несколько лет назад подробно ознакомился с медицинской информацией, касавшейся результатов обследования пострадавших от катастрофы на ЧАЭС людей, ранее поданной Украиной в ООН.
— У меня на руках была вся документация — медицинские и психиатрические исследования, — рассказал он. — Что касается неврологических и психиатрических заболеваний, то 90% всех обследованных имели диагноз церебро-астенический синдром — диагноз, которого вообще нет в международной классификации (слабость, обеспокоенность своим здоровьем). Это был продукт советской классификации психиатрических заболеваний, и сравнить его с чем-либо не было возможности... Описывая эти состояния, мы предложили термин, который сегодня вводится в международную классификацию — нозогения. Он связан с тем, что если человеку сообщают медицинский диагноз (например, тяжелая форма диабета), с этого момента он начинает определенным образом психически реагировать. Нужно подчеркнуть, что очень много психических заболеваний связано с тревожностью. То есть обеспокоенность матерей и тинейджеров своим здоровьем мы классифицировали как нозогению — реакцию на сообщение, что они поражены Чернобылем. Кроме того, занимаясь транскультуральным анализом, мы с австрийскими коллегами сделали еще один вывод: описания тревожных состояний и депрессий украинцев не соответствуют описаниям, которые делают люди в Европе или США... Поэтому, делая подобные исследования, обязательно нужно учитывать транскультуральный аспект...
Людям, которые незаметно для себя (но очень заметно для государства) страдают подобными психологическими пост- чернобыльскими нарушениями, предложили льготы, которые были ничем другим, как... моральной компенсацией. При этом, на взгляд экспертов, введение их пожизненно является ошибкой, поскольку воспитывает у людей «синдром жертвы» и побуждает ждать чего-то от государства. С точки зрения Евгения Головахи, такой образ мышления от родителей может передаться детям, а от них — их детям. В конце концов, даже министр труда и социальной политики Михаил Папиев обеспокоен, что скоро у нас станет более выгодным иметь какой-то статус и получать социальную помощь, чем работать. Из-за этого эксперты предлагают периодически отслеживать, что происходит с психикой людей после того, как общество пережило какие- то катаклизмы.
— Нужно проводить контрольный мониторинг психологических состояний, связанных с трагедиями типа Чернобыльской, Скныловской или недавней — Ожидовской, — убежден заместитель директора института социологии НАНУ. — Их должны иметь все ведомства. Это позволит нам оценить степень рисков и в соответствии с этим информировать население, чтобы не допустить паники и хаоса.
Исследование психологических последствий катастрофы на ЧАЭС — первое, но, как говорят специалисты, станет не единственным. Сейчас они проводят работу по изучению психологических последствий «фосфорной» аварии около Ожидова, результаты чего обещают предать огласке.
