Начало 2005 года совпало с началом нового политического периода в Украине. Такие совпадения — удобный повод для обобщения итогов прошедшего года и осмысления перспектив.
В политическом лексиконе уверенно закрепился термин «новая власть», а в общественном сознании — ожидания перемен к лучшему, старательно поддерживаемые лидерами «оранжевых», заверяющих, что «новая власть» будет в корне отличаться от «старой». Заявления эти многообещающи, и в них хочется верить.
Тем временем ответ на вопрос, что такое «новая власть», остается предметом различных предположений и версий. В этом плане полезной будет попытка разобраться, какое содержание вкладывается в это понятие, чтобы в дальнейшем не было ни разочарований от несбывшихся надежд, ни головокружения от мнимых успехов.
МАЙДАН: ПЕРЕВОРОТ ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ?
Каковы же причины происшедшего, сформировавшие чрезвычайно высокую планку притязаний новой власти?
Существуют две версии причин драматических декабрьских событий, которые условно можно назвать «конспиративной» и «гражданской».
Сторонники первой версии утверждают, что Майдан — это результат реализации технологий Запада, направленных на дестабилизацию прежнего политического режима и втягивание Украины в систему своих геостратегических интересов. Эта версия именуется «конспиративной», тем самым подчеркивается, что, помимо открыто декларируемых целей содействия демократии, Запад преследовал некие тайные цели. Для сторонников этой версии феномен Майдана, под которым понимается не столько название площади в Киеве, сколько демонстрация духа неприятия власти, — не что иное, как «оранжевый переворот», а «новая власть» нелегитимна.
«Конспиративная» версия соответствует стереотипам мышления посттоталитарного общества, для которого источник «бархатных» революций следует искать в происках Запада, реализующего свои интересы при помощи специальных технологий. В качестве подтверждения часто ссылаются на книгу Джина Шарпа «От диктатуры к демократии», претендующую на роль инструкции по ненасильственному сопротивлению.
Сторонники «гражданской» версии утверждают, что Майдан стал результатом консолидации и самоорганизации людей, осознавших необходимость защиты своих гражданских прав. Согласно их мнению, «оранжевая революция» свидетельствует о становлении гражданского общества и демократии в Украине. Симпатики этой версии утверждают, что причины революции следует искать не в тайных происках Запада, но в коррумпированности и неэффективности старого режима, а фальсификация выборов стала всего лишь катализатором общественного протеста.
Сторонники этой версии убеждены, что Украина, пройдя демократический опыт сопротивления власти, совершила прорыв в общественном развитии. На этой романтической убежденности зиждется безапелляционность вождей Майдана, утверждающих, что Украина оказалась на пороге создания новой власти и нового витка исторического развития.
Переворот или гражданский протест — вот диапазон непростых дискуссий относительно причин «оранжевых событий».
Вряд ли пониманию случившегося способствует эта черно-белая палитра. Как подсказывает опыт, подобная категоричность в интерпретации сложных политических явлений чаще всего контрпродуктивна, ибо способствует формированию неадекватных перспектив политического процесса.
В порядке обсуждения предлагаем такую версию: «оранжевые события» не являются переворотом, равно как отсутствуют основания утверждать, что это была революция. Феномен Майдана содержит некоторые элементы «конспиративных» технологий, но сводить все лишь к ним — означает преднамеренно не замечать очевидные социальные и экономические причины, приведшие к его возникновению. С другой стороны, приходится утверждать, что никакой революции не произошло. Майдан только лишь в той мере можно считать революцией, в какой его хотят видеть таковой непосредственные участники событий.
Изложим обстоятельства, заставляющие сделать такой, на первый взгляд, противоречивый вывод.
Адепты «конспиративной» версии стараются свести Майдан к технологическому проекту в немалой степени потому, что их мышление изначально настроено на поиск ответа, «кто за этим стоит». Этот тип мышления характерен для посттоталитарного общества, осваивающего рыночные модели поведения, когда общественные отношения оцениваются через призму механизма купли- продажи. Вспомним, как в свое время были популярны версии объяснения неудач горбачевской перестройки происками агентов американского ЦРУ. Согласно этой логике мышления, Майдан возник потому, что «кто-то за это заплатил».
В пользу сторонников «конспиративной» версии говорят те факты, что вправду в Украине активно действовали представители так называемого «ненасильственного сопротивления». Оценки лидеров украинской «Поры» и близких к ней организаций достаточно широко представлены в информационном пространстве. Надо отдать должное — их технологии имели впечатляющий успех.
Не отрицая факта присутствия носителей технологии «ненасильственного сопротивления», тем не менее, оставляем открытым вопрос возможности при помощи незамысловатых технологических приемов изменить общество. Претензии технологизма на управление общественными процессами общеизвестны, но эти претензии во многом спорны. В политической науке имеется немало исследований, указывающих на ограниченность технологизма. В этом плане случай Украины не уникален. Согласиться с «конспиративной» версией означает признать за кем-то право авторства на креатив Майдана. Но каждый, кто в эти дни был участником Майдана, уверен, что подобные притязания, от кого бы они ни исходили, лишены оснований.
Очевидная растерянность в действиях вождей «оранжевых» во многих ситуациях также является подтверждением того, что Майдан не является реализацией конспиративной технологии.
Наконец, не следует забывать, что появление Майдана во многом стало ответом на специфические технологии сторонников Виктора Януковича, которые не отличались ни прозрачностью, ни корректностью по части морали.
В этом плане оправдана гипотеза, что феномен Майдана органичен для любого политического кризиса. Рискнем утверждать, что д ля организации Майдана совсем не надо было изучать упоминаемую книгу Шарпа — достаточно было вспомнить историю начала ХХ столетия. При желании можно найти массу технологических, символических и эстетических параллелей с октябрьскими событиями 1917 года. То, что менеджеры «оранжевых событий» в своих публичных оценках именуют «горизонтальными коммуникациями», большевики называли старомодным понятием «распропагандировать».
Используемый «оранжевыми» модерновый прием «сетевого принципа организации» в те времена тоже был в ходу, например, при организации рабочих кружков по изучению марксизма. В 2004 году в Киеве были оранжевые ленты, в 1917 в Петрограде большевистские комиссары повязывали на себя красные. Тогда был конфликт «красных» и «белых», сейчас — «оранжевых» и «бело-голубых». С тем колоритным фактом, что из салонов 600 х «Мерседесов» раздавали бутерброды обитателям киевского Майдана, тоже просматривается параллель. Вспомним перипетии героев «Хождений по мукам» и «Дней Турбиных».
Как видим, логика истории является константой, изменяются только формы. Так что многие российские политологи и политики возводят напраслину на Киев и Тбилиси, опасаясь экспорта конспиративных технологий смуты в Россию. Ругая на чем свет стоит западные фонды и американских филантропов-миллиардеров, они явно бьют мимо цели. Достаточно под несколько другим углом зрения изучить экспонаты музея Октябрьской революции в Питере, чтобы прийти к выводу, что нет ничего нового под Луной.
Итак, сомнительно утверждение, что Майдан является исключительно результатом конспиративных технологий.
Но также выглядит спорной версия, что Майдан является революцией. Почему? Революция требует идеологии и программы по ее реализации. Наконец, революция нуждается в организационно структурированных носителях ее идеологии — партиях и общественных движениях.
Ничего подобного за весь период существования Майдана не было. Коалиция «Сила народа» является симбиозом различных партий, идеология которых известна разве что узкому кругу политологов. Чем отличались избирательные программы В.Ющенко и В.Януковича, также под силу разобраться далеко не каждому. Майдан приветствовал и А.Мороза, являющегося, если исходить из строгих требований политической науки, прямым оппонентом обоих кандидатов.
Признаком, скажем так, нереволюционности Майдана является отсутствие политических требований. Майдан требовал справедливости и защиты конституционных прав, а это никак нельзя назвать революционными требованиями.
Приходится делать вывод, что события, последовавшие после 21 ноября, точнее было бы назвать системным политическим конфликтом, который благодаря консолидированным усилиям удалось ликвидировать.
Потому есть основания согласиться со скептиками, утверждающими, что на самом деле никакого рождения политической нации, гражданского общества и тому подобного на Майдане не произошло. Полюбившийся участникам «оранжевых событий» термин «революция» означает скорее желание утвердить новые моральные качества в политической деятельности и стремление отгородиться от старого властного режима. И в этом стремлении действительно заключается созидательная сила Майдана.
ЧТО ТАКОЕ «НОВАЯ»
Для ответа на этот вопрос надлежит выяснить, в чем заключается негативное содержание «старой власти». В действительности сделать это непросто.
За годы независимости в Украине сформировалась система управления и определенный стиль политических отношений, и, если быть объективным, следует признать, что эта система в критические моменты смогла обеспечить мобилизацию ресурсов для нейтрализации негативных последствий распада СССР и преодоления экономического кризиса в середине 90-х, равно как и экономический рост. Эта система во многом была асоциальна и строилась на доминировании олигархии, но также верно и то, что благодаря конкуренции олигархических групп этой системе не были чужды и некоторые демократические процедуры.
Со временем сложившаяся система перестала соответствовать потребностям общественного развития, что привело к усилению процессов деградации государственных и управленческих отношений. «Старая власть» фактически утратила способность реализовывать государственную политику. На бумаге различных решений, программ и концепций принималось великое множество, но ни одно из них не реализовывалось по причине бюрократизма, личных и институциональных конфликтов интересов чиновников и финансово- экономических групп.
Постепенно интерес власти ограничился только ее собственными проблемами, а задачи изменения положения дел в жизненно важных сферах — науке, медицине, образовании, экономике — отошли на периферию ее внимания. Неудивительно, что единственным масштабным проектом, в последнее время разрабатываемым властью, оказалась «политреформа», на самом деле являющаяся попыткой ревизии Конституции в части перераспределения властных полномочий между центральными органами власти.
Постепенно деградировала и сама «политика», компетенция которой сузилась до сферы межличностных и групповых отношений. Неудивительно, что у украинских СМИ отсутствует вкус к системным проблемам. В первую очередь всех интересуют вопросы типа «кто за кем стоит», «кто у кого на содержании» и прочее. В таких условиях работа политического или экономического аналитика оказывается невостребованной: читающей публике интересны прежде всего психоаналитики, биографисты, папарацци, владельцы «диктофонов под диваном» etc.
В деградации публичной политики следует искать причины завышенных ожиданий от новой власти, и пафос ее утверждения зиждется на моральном осуждении порочной практики прежней системы управления.
Отсюда следует первое требование к новой власти: обеспечить государственным и управленческим отношениям правовую формализацию и информационную прозрачность. Государственная и политическая деятельность должны избавиться от секретности и доминирования групповых интересов, что станет первым шагом к преодолению коррупции.
Следующий принципиальный вопрос, стоящий перед новой властью, — как распорядиться административным и управленческим наследием.
Победителям досталась разветвленная административная система, пусть и нефункциональная по части достижения общенациональных целей, но вполне удобная для реализации групповых интересов. Эта система выстроена так, чтобы быть преданной одному человеку или одной группе. Нет сомнения, что система уже готова продемонстрировать лояльность новому хозяину. Общее убеждение «оранжевых» — существующее положение дел требует кардинальных изменений. Но что именно надо менять — саму систему власти или людей, ее представляющих, — остается главным вопросом для творцов украинской политики. Иными словами, использовать в нынешнем виде институт президентства, отложив на потом изменения конституционных основ его функционирования, либо начать выстраивать парламентско-президентскую модель с целью не допустить концентрации власти. Вопрос непростой, и можно смело прогнозировать, что дискуссии по этому поводу могут привести к напряженным отношениям в среде победителей. Первый сигнал к конфликту уже прозвучал, когда 61 депутат поддержал обращение в Конституционный Суд относительно соответствия Основному Закону проголосованного 8 декабря законопроекта об изменениях в Конституцию, известного под номером 4180.
Впрочем, решать, какая модель больше подходит украинскому обществу — с доминированием института президентства или парламента, — это уже проблема политической ответственности победителей. Нам важно пока зафиксировать, что на этот счет в их среде отсутствует единодушие, а без консолидированной уверенности в правильности выбора по этому принципиальному вопросу ни о какой «новой власти» речь идти не может.
Итак, новая власть с политологической точки зрения — это скорее метафора, нежели система политико-правовых норм, фактически это набор чрезвычайно благоприятных исторических возможностей и субъективных надежд участников Майдана. Дело осложняется тем, что даже негде ознакомиться с планами новой власти. До сих пор заявления ньюсмейкеров коалиции «Сила народа» и предвыборная программа В.Ющенко соответствовали предвыборному жанру и никак не разъясняли, чем новая власть будет отличаться от предшествующего режима.
Майдан создал условия, при которых появились возможности становления гражданского общества и новых властных отношений. А вот будут ли реализованы эти возможности и станут ли декларации вождей «оранжевых событий» реальностью — это уже сфера их политической ответственности.
Майдан может стать толчком к эволюции украинского государства, если действия новой власти обеспечат более высокую эффективность государственного управления. А может не стать — если такая эффективность не будет достигнута.
