АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ
Уже в этом столетии, а в решающей мере — в следующем, начнется процесс, который я назвал бы эскалацией антропогенеза. Причем процесс этот затронет не только человека, но и весь живой мир — в направлении так называемой антропоцентрической эволюции: и животный, и даже отчасти растительный мир будут эволюционировать в соответствии с деятельностью человека, с его потребностями, представлениями о том, как оптимально организовать свою собственную среду. Сейчас мы наблюдаем первые признаки антропоцентрической эволюции: возникновение новых вирусов как раз и связано с тем, что они приспосабливаются к человеку и меняют свои генетические конструкции, чтобы поражать не только привычных своих носителей, но и человека. Скажем, тот же вирус СПИДа, который поначалу поражал обезьян.
И такие изменения будут происходить на всех эволюционных ступенях. Это проявляется и в том, что живой мир постепенно проникает в человеческую среду, более того, он творится по образу и подобию человека, — и здесь возникает некая ассоциация с сотворением человека в религиозной трактовке. В этой специфической антропоцентрической среде будет меняться сам человек. Причем по двум направлениям. Первое связано с развитием биоинженерии, изменением тех генетических структур, которые до последнего времени считались абсолютно неизменными и в течение многих тысячелетий определяли вид homo sapiens. Второе направление определит создание психологических методик, с помощью которых будет эволюционировать человеческая психика. И если для становления речи понадобились многие тысячелетия, то для появления некоторых новых психических функций, которых у человека еще не было, вероятно, потребуются десятилетия. Я имею в виду ряд высших психических функций: к примеру, наряду с механизмом произвольной памяти у человека эволюционно не сложился механизм произвольного забывания, — а он необходим, хотя бы частично, для вытеснения тех мучительных, страшных, болезненных воспоминаний, которые часто калечат человеческую жизнь. И такие методики могут возникнуть достат очно скоро. Например, станет возможным развивать эвристический тип мышления как массовое явление. И когда психологический конструктивизм (теория и практика формирования новых психологических функций) объединится с методами био- и генной инженерии, будут сформированы принципиально новые предпосылки для развития человека.
По мере формирования способностей к изменению своей собственной природы, человек будет с неизбежностью воздвигать этические барьеры на пути к их реализации. Именно моральный аспект искусственной эскалации антропогенеза может надолго задержать человека на пути к реализации целей биогенетического и психологического конструктивизма. Тот же механизм произвольного забывания может оказаться невостребованным исключительно по моральным соображениям. Человеку трудно будет избавиться от впечатления, что Творец не доверил ему именно этот рычаг воздействия на собственный духовный мир — дабы не избавился он сознательно ни от одной крупицы жизненного опыта, не избежал угрызений совести и сожаления о содеянном. Такого же рода этические проблемы связаны и с генетическими экспериментами. Уже сегодня готовность энтузиастов-естествоиспытателей клонировать человеческие особи встречает решительный протест со стороны блюстителей этических устоев человеческой цивилизации, отказывающихся принимать идею о социальной и духовной полноценности «человеческих дубликатов».
От исхода борьбы между конструктивистами и моралистами во многом будет зависеть ближайшая перспектива изменения человека. И если бы этим ограничивался процесс антропогенеза, то, возможно, он растянулся бы на многие столетия. Но есть и другой аспект антропогенеза, связанный с тем, что я называю виртуализацией человека и его психики. Уже в ХХI столетии появятся элементы компьютерной организации жизнедеятельности человеческого организма и регуляции высших психических функций. Известно, что человек использует возможности своего мозга всего на несколько процентов, и уже сегодня без компьютерных сетей не способен поддерживать в жизнеспособном состоянии сотворенную им социально-культурную и материально- техническую инфраструктуру. Если до сих пор в человеко-машинных системах человек и машина не составляли «неделимое целое», то в перспективе будут созданы такие микрочипы, которые позволят машинные функции трансплантировать непосредственно в человеческий организм.
Поначалу это понадобится для регуляции состояния здоровья человека. Я подозреваю, что уже через несколько десятилетий появятся такого рода системы, которые будут отвечать за комплексную организацию физиологии человека. Внезапных сердечных приступов, инсультов, болевых шоков, от которых человек гибнет в считанные секунды, можно будет избежать, поскольку специальные микродатчики и манипуляционные приборы (вживленные в организм и подсоединенные к определенным системам, вынесенным за пределы организма, но вполне компактные, чтобы человек мог их носить), будут предотвращать катастрофические последствия разного рода патологий.
Это первый этап виртуального антропогенеза. Здесь возникнет очень серьезная этическая и психологическая проблема: хотя внешнеприборная организация деятельности организма может обеспечить более стабильные условия длительного физического существования, она будет давить на индивида психологически, вынуждая его чувствовать себя зависимым от внешнего контроля. И здесь одни люди будут выбирать более безопасную форму сосуществования с «компьютерным спасателем», а для других это будет неприемлемо как ограничение человеческой свободы. Интересно, что возобладает? Я предвижу многие этические и социальные трудности, но все же этот процесс неизбежен. Сейчас нам известны примеры, когда люди живут со вживленными датчиками, которые регулируют деятельность сердца. Таким же образом можно будет отчасти регулировать интеллектуальную деятельность человека. Думаю, многие ученые добровольно согласились бы на такой датчик, который позволил бы им существенно интенсифицировать интеллектуальную деятельность.
На следующем этапе человек, вероятно, привыкнет и к тому, что его высшие психические функции доступны не только ему самому. Эти функции — эволюционное образование, и это не значит, что они не могут быть синтезированы. Как существует ныне синтезированная музыка, так в ближайшей перспективе будет создаваться и синтезированное пение, которое, я уверен, во многом будет гораздо богаче и интереснее, чем живое исполнение. И с этим также придется мириться, поскольку традиционное искусство страдает от недостатков, слабостей и ограниченных возможностей своих собственных создателей и популяризаторов. А синтезированная форма абсолютно свободна от тех ограничений, которые накладывает на человека его биологическая эволюция.
Не только в искусстве человек столкнется с проблемой виртуализации социума как таковой. Расшифровка генетических механизмов, ответственных за старение и смерть индивидов, приведет к возможности практически неограниченного биологического существования человека. Однако его эгоистическое желание существовать вечно вступит в противоречие с аналогичной потребностью его же собственного потомства. Биологически сосуществовать в ограниченном земном пространстве многочисленные поколения долгожителей просто не смогут. Остаются — либо «война всех против всех», либо отказ предшествующих поколений от биологической оболочки и продление духовного бытия в виртуальном пространстве. А это значит, что заключительным аккордом антропогенеза может стать процесс виртуализации личности, то есть способности ее существования не в биологической среде, а в виртуальной, с последующим созданием виртуального социума.
Виртуальный социум, в котором человек будет существовать вместе со всем своим интеллектуальным и социальным опытом, и станет тем «потусторонним миром», пристанищем для бесхозных душ, который человечество безуспешно пыталось обнаружить со времен мифологических до времен нынешних. Поначалу виртуальный социум будет существовать параллельно с традиционным, но не исключено, что в следующем тысячелетии именно виртуальное человечество, лишенное биологической уязвимости, станет преемником нынешней цивилизации.
ОЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ ВСЕЛЕННОЙ И ТЕОРИЯ КОСМИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Таков, на мой взгляд, путь антропогенеза. И его эскалация будет связана с реализацией многих человеческих потребностей. Одна из них — в том, чтобы решить для себя ключевую проблему — о смысле существования. И эта проблема будет приобретать все более острый характер по мере того как человек будет решать все больше так называемых «земных» проблем. Закономерность здесь очевидна. Чем больше человек обременен насущными проблемами выживания, которые, кстати, весьма характерны и для животного мира, тем меньше его волнуют проблемы теории, в том числе — и теории, способной объяснить человеку смысл его собственного существования. По мере того как «земные проблемы» будут отходить на второй план, человек все более будет задумываться над вселенским смыслом своего бытия, и традиционный способ решения этой проблемы — религиозный — окажется явно недостаточным в ситуации, в которой человек будет находиться уже к концу ХХI столетия. И тогда он закономерно перенесет свою интеллектуальную активность, связанную с поисками смысла жизни, в космическое пространство. Смысл существования все более будет увязываться с распространением человеческого присутствия и очеловечиванием Вселенной.
Этот процесс поначалу будет сопровождаться очень тяжелыми социально-нравственными проблемами, поскольку у человека будет все в большей и большей мере формироваться не столько осознание необходимости своего присутствия во Вселенной, сколько страх перед ней. Это будет происходить примерно таким же образом, как происходило освоение человеком земного пространства, когда выход за пределы освоенной территории сопровождался ростом многих социально-нравственных проблем, связанных с тем, что люди переставали понимать правила и порядок организации своей собственной жизни. И это чувство страха, чувство смуты будет характерным для человека, когда он перенесет фокус своего внимания с земных проблем на вселенские. Этот страх уже сейчас присутствует, и феномен этот я бы назвал космофобией. Вполне естественный страх перед падением метеорита, перед столкновением Земли с кометой, даже перед злобными пришельцами. К этому страху и к ощущению непрочности своего существования прибавится еще один естественный страх — страх перед тем, что человек просто не сможет сохранить свою цивилизацию, если выйдет за пределы ее «исторической родины». Новые шаги в космос даются человеку крайне тяжело. Тот же полет человека на Марс, который в первые годы космической эры казался вполне осуществимым в ближайшие десятилетия, ныне воспринимается специалистами гораздо менее оптимистично.
Я не верю в скорое развитие космических технологий, которые позволят человеку понять, что он уже решил свои земные проблемы. В ближайшем столетии этого не произойдет. Но человек будет стараться решить эту проблему теоретически, и здесь у него могут быть определенные успехи. Я это связываю с созданием теории эволюции цивилизации. В ХХI столетии человек окончательно примет идею, что человеческая цивилизация — не уникальное явление. Поиски будут идти в направлении построения теории иерархии космических цивилизаций, места в ней цивилизации человеческой. Веру в непосредственные межцивилизационные контакты пусть оставят себе оптимисты-уфологи. Я же полагаю, что от представления о шастающих по соседству «пришельцах из космоса» придется отказаться, как повзрослевшему ребенку приходится отказываться от представления о реальности сказочных персонажей. Но это не значит, что человечество откажется от попыток определить свое место в гипотетической иерархии космических цивилизаций. По поводу судеб земной и внеземных цивилизаций возникнут два основных направления теоретизирования — пессимистическое и оптимистическое.
Пессимистическое направление — это представление о человеческой цивилизации как тупиковой ветви развития. В космическом масштабе ее можно представить себе как некий муравейник, принявший законченные формы. И если человек не имеет больше вариантов эволюционного развития, то он не сможет вырваться за пределы Солнечной системы. А следовательно, он обречен: полностью зависим от капризов существования очень маленького космического объекта на окраине захолустной Галактики.
Второе направление — оптимистическое. Оно связано с тем, будут ли достигаться успехи в виртуализации. Я не верю, что в ближайшие столетия будут достигнуты какие-то фантастические успехи в получении принципиально новых способов перемещения живого на огромные расстояния, о которых так много пишут популяризаторы науки, рассуждающие о гравитационных и квантовых двигателях. Мне кажется, что все это в большей степени из сферы научной фантастики, чем виртуализация социума, о которой я веду речь. Но если процесс виртуализации будет проходить успешно, оптимистическая концепция эволюции цивилизаций реализуется в том, что человеку и не понадобится перемещаться в биологической форме по Вселенной для того, чтобы она вошла в сферу его сознания и деятельности, — достаточно перемещать только ту виртуальную составляющую, которой не нужны будут пища, удовлетворение простейших биологических потребностей. В самой отдаленной перспективе это и будет способом освоения человеком Вселенной. И уже тогда появятся какие-то представления о том, как могут эволюционировать в том же направлении другие цивилизации. Я не верю в биологически организованных пришельцев, которых до сих пор расчленяют на секретной военной базе в штате Нью-Мексико. Но виртуальный способ перемещения, с моей точки зрения, реален, и в этом смысле возможны и будущие контакты, и будущее вхождение человека в космос.
«НЕОСОСЛОВНОЕ ОБЩЕСТВО»
Все это должно стать завершением развития человека в третьем тысячелетии. А в нынешнем столетии людей прежде всего будут волновать социальные проблемы, предпосылки возникновения которых обусловлены противоречивым опытом традиционной биологической и социальной эволюции. Не буду повторять сказанное многими озабоченными экспертами и прогнозистами о проблемах бедности и неграмотности, недостатка водных и пищевых ресурсов, глобального потепления и загрязнения окружающей среды, информационного взрыва и прочих «болезнях роста» человеческого сообщества.
Я хотел бы выделить два феномена, о которых еще мало говорят, хотя они заслуживают гораздо более серьезного внимания, поскольку во многом будут определять социальную организацию в ближайшие десятилетия, а возможно, и в более отдаленной перспективе. Первый в этом ряду феномен я назвал бы «неосословным обществом». Традиционное сословное общество отражает определенную стадию развития цивилизации: в нем существуют некие замкнутые группы, по отношению к которым действуют свои законы и своя мораль, и, как правило, эти группы очень плохо пересекаются. Сословное, или кастовое, общество являются отражением традиционных отношений. В России сословное общество существовало вплоть до начала ХХ столетия, и, казалось бы, этот способ социальной организации для современного развитого демократического общества, для западной цивилизации — дело прошлое. А современный способ социальной самоорганизации дает основание надеяться, что всякого рода сословные рамки и ограничения будут устраняться. Но, однако же, и в самом западном обществе появились тревожные сигналы, свидетельствующие о том, что начинает формироваться социально-групповая замкнутость на новой основе, не связанной с традиционными нормами сословной замкнутости.
Скажем, в США недавно была опубликована книга под названием «Колоколообразная кривая»; написали ее известные специалисты в области социологии и психологии, которые утверждают, что в американском обществе наблюдается отбор в высший слой людей с наиболее высоким уровнем развития интеллекта. Причем, по такому признаку происходит не только профессиональный отбор, но и заключаются браки. В результате интеллектуально замкнутых браков продуцируется потомство с таким же высоким уровнем интеллекта, которое получает более качественное образование, и люди с этим образованием занимают более высокие социальные позиции. Благодаря брачной системе этот слой замыкается и уже никого не подпускает к высокостатусным позициям. От общества в целом отделяется интеллектуальная его составляющая, и в это новое сословие уже мало кто может проникнуть. Создается огромная страта людей со средним интеллектом, которая замыкается на своих средних статусных позициях. И, соответственно, людям с низким интеллектом остаются низшие ступени социальной иерархии.
Образование сословий, различающихся по уровню интеллекта, приводит к тому, что фактически в обществе исчезает сама основа демократии — равенство возможностей. Интеллект — далеко не единственное свойство, определяющее социальный потенциал личности и ее законное право на социальное продвижение. Известно, что президенты США, как правило, были людьми со средним уровнем интеллекта, ибо высокий его коэффициент необязателен для выдающихся организационных качеств. Но, по мнению авторов упомянутой выше книги, в будущем получать высокостатусные позиции для людей со средним интеллектом будет все более проблематично. Я думаю, это будет очень характерный процесс: возникновение на Западе достаточно экзотических форм неосословного общества, таких, к примеру, как замкнутое интеллектуальное сословие.
Нечто подобное наблюдается и в постсоветском обществе. Высший слой чиновников и бизнесменов создает замкнутое сообщество, новую среду, в которой распространяются властные функции, привилегии, капиталы, и прорваться в этот слой из другого все труднее и труднее. Чиновническо- бизнесовое сословие уже имеет свои законы и свою мораль, существенно отличающиеся от тех, по которым живут прочие социальные слои. Формируется также достаточно замкнутое идеологическое сословие, где люди с высшим образованием вступают в брак преимущественно внутри своей среды. Я бы назвал этот процесс «капсулированием социальных групп (страт)».
Это может порождать, с одной стороны, эгоизм правящей и привилегированной элиты (она просто будет жить для самообеспечения), а с другой стороны, будет зреть недовольство в слоях, утрачивающих способность к социальному прорыву. Высший партийно- чиновничий слой существовал и в СССР, но там границы этого слоя были проницаемыми, поскольку к властным рычагам допускались в большей степени выходцы из рабоче-крестьянских слоев.
Я думаю, что процесс капсулирования социальных страт будет характерен для ХХI века. Но открыты и пути преодоления неосословной организации общества. Это опять во многом связано с перспективой виртуализации. Чем в большей степени современные информационные технологии будут создавать универсальное информационное пространство для каждого человека, независимо от его происхождения, тем разностороннее окажутся его возможности преодоления неосословной замкнутости. Уже сейчас немало контактов зависит не от непосредственного общения, а от виртуального, компьютерного. И это в какой-то мере будет способствовать преодолению сложившихся границ между стратами.
В связи с формированием неосословного общества я предвижу в 20 — 30-х годах нынешнего столетия весьма серьезный социальный конфликт для Украины и других постсоветских государств. Когда на покой уйдет наиболее энергичное, наиболее агрессивное поколение «социальных завоевателей» постперестроечного периода, на смену им придет поколение их детей. Это естественно, поскольку в неосословном обществе властные функции, деньги и привилегии будут передаваться по наследству. Но новое поколение будет преемником «дела отцов» только по наследству, но не по агрессивному духу. Сытому и высокообразованному поколению наследников будет все труднее противостоять напору «снизу» — возникнет борьба за передел влияния, чреватая социальным взрывом. Если к этому периоду не появится достаточное количество престижных социальных позиций, многочисленному молодому поколению более низкого сословия вряд ли удастся получить то, что не полагается ему по наследству, иным путем, кроме агрессивного. Чтобы избежать этого конфликта, уже сегодня следует думать о том, как можно совместить в нашем обществе феномен неосословности и принцип равенства возможностей.
ГЛОБАЛЬНЫЙ РЕЗОНАНС ЛОКАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ
Перейдем от локальных проблем социальной организации к глобальным, затрагивающим человечество в целом. В ближайшие десятилетия человечество неизбежно столкнется с феноменом глобального резонанса локальных проблем. Сейчас в мире много активных выступлений против глобализации, — в основном ее противники считают, что глобализация экономики увеличивает социальную несправедливость, дает больше преимуществ отдельным наиболее развитым государствам, а для других оборачивается деградацией. Но нарастающий процесс глобализации во многом связан еще и с тем, что средства массовой информации становятся ведущей силой, способствующей включению в этот глобальный процесс буквально всего человечества.
Ведь изначально развитие человеческой цивилизации было очень медленным процессом возникновения некоего общего социального организма, в котором каждая отдельная составляющая так или иначе новыми связями входила в контакт с другими. Скажем, еще в средние века можно было жить в одном государстве и не знать, что другое просто исчезло, — в силу неразвитости коммуникаций. Но сейчас процесс интеграции и формирования целостного глобального организма происходит бешеными темпами, на глазах одного поколения. Нет ни одного более или менее заметного события, происходящего в любой точке мира, которое тут же не становилось бы резонансным для всего человечества. Те же проблемы Украины, связанные с нашими внутриполитическими скандалами, становятся предметом обсуждения во всем мировом сообществе нередко еще до того как о них узнают жители украинской глубинки.
И если личность постоянно растрачивает свои эмоции вовне, и ее мысль постоянно вертится вокруг глобальных проблем современности, поскольку постоянно поступает текущая проблемная и стрессовая информация, то все меньше и меньше ресурсов остается на то, чтобы заниматься собственными проблемами. Есть очень устойчивые люди, способные одновременно жить и в глобальном, и в локальном измерениях, но для большинства из нас это оборачивается «эмоциональным выпадением» из собственной социальной ячейки и снижением потенциала решения своих жизненных проблем, которые кажутся ничтожными на фоне массовых бедствий, катастроф, ежедневно происходящих в разных регионах мира. Глобальный резонанс локальных проблем переносится и на деятельность правительств: когда вспыхивает и немедленно становится предметом всеобщего обсуждения локальный очаг международной напряженности, это отвлекает от решения внутренних проблем, которые начинают восприниматься высшими управленцами как пустяковые и не заслуживающие внимания на фоне чужих войн и катаклизмов.
В результате возникает феномен невосстановимых социальных ресурсов. Если мы будем затрачивать все больше и больше своих социальных и экономических ресурсов на глобальные проблемы, или даже будем решать моральные и социальные проблемы виртуально, индивид будет чувствовать свою беспомощность, но вместе с тем и свою ответственность за то, что происходит в любой точке земного шара с другими людьми. Этим самым будет исчерпываться его индивидуальный потенциал, а также потенциал его конструктивной социальной деятельности и приспособляемости. И этот феномен нельзя недооценивать. Пока о нем еще мало говорят, но я полагаю, что в перспективе он будет проявляться все в большей и большей мере.
И неслучайно наиболее процветающее государство сейчас — США. Государство, в котором, как ни в каком другом, процветает невежество в отношении того, что творится в мире. Общество, будучи эффективным внутри, защищает себя тем, что фактически лишает своего рядового гражданина информации о том, что постоянно происходит в мире. Зато дает ему одну внутреннюю тему, которая муссируется в течение долгого времени, и он живет в полной уверенности в том, что более серьезных проблем, чем исход «дела Симпсона», нет. Благодаря этому американское общество во многом сохраняет локальный социальный ресурс своих граждан, способных действовать на свое собственное благо на своем локальном участке.
Наша культура не обладает такого рода социальной защитой, и когда на нас обрушился глобальный информационный поток, обнаружилось, что мы не обладаем достаточными социальными ресурсами, чтобы сосредоточить свои усилия на конкретном поле социальной деятельности, ограниченном своей собственной страной, своим рабочим местом, своим домом, своим населенным пунктом. Поначалу огромные социальные ресурсы растрачивались (и до сих пор растрачиваются) на сожаление о прошлом образе жизни, затем они истощались в надеждах на мировую помощь и поддержку, и, наконец, сколько еще будет растрачено ресурсов в бесплодных дискуссиях о том, достаточно ли уважают нас в мировом сообществе. И все же, основания для исторического оптимизма у нас есть, поскольку опыт изучения социальных ресурсов, необходимых для устойчивого развития страны, свидетельствует о том, что в обозримой перспективе Украина вполне может достигнуть стабильного социально-экономического роста. При одном условии — если ее социальный потенциал не будет растрачен в деструктивных конфликтах, в культивировании исторически сложившихся комплексов неполноценности, в болезненных реакциях на все, что происходит в мире без нашего участия.
СПРАВКА «Дня»
ГОЛОВАХА Евгений Иванович — один из ведущих социологов Украины, доктор философских наук, главный научный сотрудник отдела социально-политических процессов Института социологии НАН Украины, главный редактор журнала «Социология: теория, методы, маркетинг». Автор книг «Психологическое время личности» (Киев, 1984), «Демократизация общества и развитие личности» (Киев, 1992), «Жизненная перспектива и профессиональное самоопределение молодежи (Киев, 1988), «Стратегия социально-политического развития Украины» (Киев, 1994), «Социальное безумие: история, теория и современная практика» и других, а также многочисленных статей в отечественных и зарубежных изданиях.
Антропогенез — учение о происхождении человека.
Антропоцентризм — воззрение, согласно которому человек есть центр Вселенной и конечная цель всего мироздания.
Эвристика — «искусство нахождения истины» — система логических приемов и методических правил теоретического исследования. Эвристический тип мышления — мышление, способное продуцировать новые идеи, новые знания в массовом порядке.
