Приближается дата Голодомора. Нынешняя власть в лице Президента считает события начала 1930-х гг. «происшествием», хоть и ужасным. «Это ужасное происшествие в истории украинского народа, в истории соседних с Украиной народов — Беларуси, России, Казахстана, это действительно было целенаправленное преступление против собственного народа, и люди, которые погибли во время Голодомора... огромное количество людей — это были наши предки, это люди, которых потеряла страна, потеряли семьи, и эта память для современного общества остается святой». Против ужасного преступления и святой памяти возражать не приходится. Только вот «происшествие!... Что-то сдерживает главу нашего государства от того, чтобы более точно определить черную страницу в нашей истории — преступление. Отчего такая аккуратность в высказываниях, даже боязнь называть вещи своими именами?
Ответ известен и лежит в области не истории, а политики. И не только внешней, как кажется на первый взгляд, а и внутренней. Причем даже трудно определить, какой фактор оказывается более весомым, тем более, что они тесно переплетаются.
Для нынешней власти словом-заклинанием является «стабильность». Ею объясняется все, что можно и что невозможно объяснить. При этом используется нехитрая операция, давно известная штатным пропагандистам. Черное называется белым, а если это нельзя сделать по объективным обстоятельствам, то просто игнорируется. В самом крайнем случае используется прием замены одних понятий на близкие, но все же отличающиеся.
Недавно в Европе премьер-министр Николай Азаров утверждал, что наша национальная валюта тверже алмаза. И такой не была никогда до настоящего времени. При том, что идет, хоть и вялая, но девальвация гривны. И это утверждалось в аудитории, которую составляли люди, прекрасно осведомленные о существе этого процесса. Кого хотели ввести в заблуждение: самих себя или присутствующих? В последнем явно не преуспели, тогда зачем так говорить? Ради демонстрации стабильности?
Почему-то многие политики и чиновники из партии власти считают, что обсуждение тем, вызывающих противоречивые суждения — это подрыв стабильности. На самом деле пресловутую стабильность как раз больше всего подрывает именно замалчивание общественно значимых тем и событий, например, в нашей истории.
И второе весьма распространенное и даже культивируемое заблуждение о том, что главное — обеспечить экономическое процветание. Голодному человеку вроде бы не до истории, языка и т.д. Когда-то Михаил Горбачев убеждал жителей стран Балтии, что они без СССР просто пропадут, будут голыми, босыми, холодными и голодными. И что же ему ответили? Лучше быть голодным, но свободным. Потому что понимали наши бывшие сограждане, что свободный человек найдет как себя прокормить, а раб или крепостной всегда будет зависеть от прихоти хозяина. Сегодня ты в золотой клетке, а завтра выброшен на улицу. «Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь», — знал что говорил великий Грибоедов в своей бессмертной комедии. Поэтому выпячивание важности экономического компонента есть целенаправленная политика все той же «стабильности», которая, как линия горизонта, все приближается, но остается недостижимой.
Странно, что, наряду с эйфорией от победы на последних выборах, во многих высказываниях политиков от Партии регионов сквозит некоторая неуверенность. Так хотели успеха, приложили столько сил и затратили так много средств, а теперь начинают осознавать, что полное доминирование означает и полную ответственность. А к этому как раз многие в партии власти не привыкли. Вот и возникает время от времени мелкая дрожь в коленках. Именно этим фактом в значительной мере объясняется патологическое нежелание власти заниматься гуманитарными проблемами в европейском понимании, желание отмахнуться от них или следовать за большим соседом.
В значительной мере этим можно объяснить тот факт, что Президент охарактеризовал Голодомор как происшествие. И это не из разряда оговорок, которые так часто встречаются в его речах и высказываниях. Как раз здесь все продуманно, и сказано именно так, как хотелось. В этом же ряду находится и нежелание соответствующим образом отмечать годовщину страшного события. И, наконец, вслед за соседями отрицается Голодомор как геноцид. Очень многие в мире, причем на официальном уровне, признали Голодомор геноцидом и приняли соответствующие резолюции законодательных органов, а у нас это отрицают. Да, происшествие, да, страшное, но на этом все.
Чего наша власть боится больше всего? Гнева большого соседа или подрыва стабильности? Насчет первого — здесь не все так однозначно. Ведь не побоялись же пойти против Москвы, например, по вопросу транспортировки нефти в Беларусь и разворота трубопровода Одесса — Броды. Да и в других областях пришлось открыто умерить неуемный аппетит соседей. Значит, не так уж и боимся. Можем, когда хотим, отстаивать свои интересы. Так почему же такую трусливую, если не сказать больше, ведем информационную и гуманитарную политику? Все время на полусогнутых снизу вверх смотрим — не насупился ли сосед, по нраву ли ему все, что мы делаем в этой области.
В Москве хотят, чтобы мы, по их примеру, не отмечали на достойном уровне годовщину Голодомора, — так и не будем. В других странах их руководители называют это геноцидом, а мы ни в коем случае. Так спокойнее и стабильнее. Иначе Белокаменная обидится. Не допустим...
Или вот история. На ток-шоу Евгения Киселева наш министр образования Дмитрий Табачник заявил, что будем писать вместе с соседями общие учебники истории, мол, это общеевропейская практика. Он привел примеры совместных французско-немецких, польско-немецких учебников. Кто бы возражал против таких книг! Однако проблема в том, что наши соседи принципиально хотят других учебников, не таких, какие создавали совместно европейские коллеги. Министр удивляется: какие возражения могут быть против учебника, в котором излагаются этнографические вопросы? Могут быть, и весьма существенные. И ссылки на европейский опыт здесь не могут быть примером.
Совместные учебники истории ряда европейских стран абсолютно деидеологизированы и тщательно обходят те проблемы, по которым единых взглядов достичь не удалось. По понятным причинам в школьном учебнике нельзя приводить и обосновывать различные, часто прямо противоположные взгляды ученых на те или иные проблемы. Не может школьник в них разбираться. Более того, часто это недоступно и учителю, хотя его кругозор гораздо шире и он более подготовлен. Не в каждой сельской школе замученный бытовыми проблемами и перманентным безденежьем учитель имеет возможность следить за научными дискуссиями и делать свои выводы. А ведь если судить по высказываниям в российской прессе, предполагается вырабатывать единые взгляды и подходы как раз по наиболее спорным событиям нашей истории. Как этого можно достичь, сохраняя паритет не на словах, а на деле? История содержит в себе значительный идеологический компонент — и поэтому каждое поколение пишет свою историю. Сколько лет прошло после Великой французской революции, и, казалось бы, все о ней известно благодаря крупнейшим авторитетным авторам — от Томаса Карлейля до Жана Жореса, от Лависса до Рамбо и других, — и все равно ученые снова берутся за уже, казалось бы, совершенно известную тему. Количество книг по истории революции все увеличивается.
Но если в Европе в научных исследованиях во главу угла ставят научные подходы, то в России в гуманитарных дисциплинах торжествует идеология, часто в ущерб собственно науке. При этом идеологические и философские основы в большинстве своем прямо противоположны нашим. Какой вопрос ни возьми, везде совершенно разные взгляды, подходы и даже методы исследований. И это касается не только относительно недавней истории, как, например, истории ОУН-УПА, так и старины глубокой, в частности, Киевской Руси.
Кстати, и этнография совсем не гарантирована от столкновений противоположных взглядов. При желании даже под такие науки, как физика и математика, подводили идеологический фундамент. Ряд великих математиков, таких как Лейбниц, Серпинский, числились реакционными, других просто не упоминали, а их труды замалчивались. Совершенно математизированная наука кибернетика была объявлена буржуазной и даже лженаукой, как, впрочем, и генетика. Что же такого буржуазного в уравнениях теории информации и теории связи, никто не объяснял. Тем не менее, в тюрьмы и лагеря упрятали тысячи специалистов.
Вернемся к этнографии и учебнику, о котором упомянул министр образования Табачник. Не будем уподобляться слесарям из Коврова и критиковать то, что не читали и что даже еще не написано. Но есть ряд фундаментальных вопросов, которые должны быть прояснены на первом, основополагающем этапе. Что это будет за этнография? Украинского и русского народов как двух разных? Или этнография ветви единого, но на некоторое время разделенного, а потом воссоединившегося русского народа? — в России такую идею исповедуют не только одиозные политики, а и ученые. Более того, посвятившие значительную часть своего времени и исследований доказательству именно этого подхода. Конечно, исторические и этнографические проблемы — удел специалистов. Но в таком важном деле, как учебник, даже учителям нужна предварительная дискуссия, пусть и на страницах специализированных изданий, нужны научные конференции с участием авторитетных специалистов и ученых. Пока же мы видим келейную подготовку учебника — и это вызывает вполне обоснованные подозрения. Может, в России так и принято, это их выбор, но нам ближе европейский подход. Министр почему-то не упомянул, что разработке общих учебников в странах, на которые он ссылался, предшествовала открытая весьма серьезная подготовительная работа. И общественность активно в ней участвовала. Отсюда и успех. Есть сомнения, что будущий учебник, о котором говорил министр, будет таким же удачным.
Итак, наша власть демонстрирует пугающую беспомощность в решении важнейших проблем. Не пора ли понять, что экономика неразрывно связана с интеллектуальной составляющей нашей жизни? Отказ от соответствующего исторической правде отношения к годовщине Голодомора, от признания его геноцидом имеет, если так хотят наши политики, вполне известные экономические последствия, скорее издержки. Удар по национальному самосознанию, независимо от этнического происхождения конкретного гражданина, скажется на всех сферах жизни, в том числе и таких вроде бы далеких от истории, как экономика и финансы. Если наши власти и политики от власти этого не понимают, то могут ли они в принципе управлять страной? Ведь поставленные ими цели недостижимы в государстве, в котором вместо граждан пытаются воспитывать манкуртов. Возможно, что на данном отрезке времени ими управлять легче, только стране от этого все хуже и хуже. Ведь человек, лишенный чувства патриотизма, никогда не станет свободным гражданином. От него невозможно ждать деятельности на благо страны, зато он легко управляем, им проще манипулировать. Если власть стремится именно к этому, то ничего у нее не получится, в том числе и так называемая стабилизация. Как раз иваны не помнящие родства станут материалом для политических авантюристов, которые и взорвут эту самую стабилизацию. А ведь стране еще предстоят тяжелые и болезненные реформы. Во всяком случае, они обещаны и о них в последнее время так много говорили, хотя, возможно,.. просто были выборы. Только свободные граждане, патриоты страны могут провести реформы, несмотря на тяжелые времена. Получается, что такие люди власти не нужны, и она намерена проводить реформы без них. Если же реформы только декларируются, тогда совсем другой разговор...
И последнее. Нельзя допустить, чтобы наша история писалась под чужую диктовку, под чьей бы личиной это нам ни подсовывалось. Если такое произойдет, то это сродни информационной и гуманитарной оккупации. У оккупированной страны нет будущего. И для этого не обязательно, чтобы по нашим улицам ходили чужие солдаты — гораздо опаснее думать по навязанным извне информационным клише. А такая опасность в последнее время существенно возросла. И защищать страну от такой экспансии нужно постоянно.
Согласовывать с кем-либо наши гуманитарные вопросы совершенно незачем. В конце концов, мы независимая страна — и нам писать свою собственную историю творить свою культуру. Не в угоду кому-то, а для нынешнего и будущих поколений.
