ИЗЛЕЧЕНИЕ ОТ РОМАНТИЗМА
— Евгений Иванович, когда вы в девяностом году изучали
настроения в обществе, вас поразило то, как неадекватно наши люди воспринимали
классическую шкалу политических движений: правых называли левыми, а левых
— правыми. Как вы считаете, почему так происходило? И если бы сейчас вы
проводили аналогичное исследование, стало ли бы все в сознании людей на
свои места или по-прежнему было бы перевернуто с ног на голову?
— Данные относительно того, как наши люди воспринимают
традиционную шкалу «левые — правые» были очень занимательными, особенно
для наших коллег с Запада. По тем данным крайне правой политической силой
по десятибалльной шкале были коммунисты. А самую левую позицию занимали
националисты, Рух. Это действительно соответствовало тому перевороту в
сознании людей, который произошел благодаря перестроечным изменениям. Я
объяснял (и сейчас думаю, что это правильное объяснение) такую совершенно
дикую с точки зрения классической политологии трансформацию шкалы тем,
что коммунисты тогда, в начале девяностых воспринимались как консерваторы,
как партия, которая все хочет оставить на своих местах и не хочет социальных
изменений, препятствует им. А Рух и другие партии, которые возникли во
время перестройки, воспринимались как радикалы, новаторы. А это в сознании
людей всегда связывалось с левизной.
Это был период ценностного романтизма. Тогда казалось,
что чем больше мы все перевернем — тем будет лучше. Сейчас, в свете того,
что мы пережили за эти десять лет, было бы интересно посмотреть, стало
ли все в сознании людей на свои места (мы, к сожалению, так и не повторили
это исследование, но думаю, что мы обязательно это сделаем и газета «День»
первой опубликует эти данные).
Нам казалось, что эти десять лет должны были существенно
добавить нашему обществу демократизма, ориентации на либеральные ценности,
на рыночную экономику. Но на самом деле произошло в какой-то степени возвратное
движение. Я бы сказал, что тот пик, который был в ориентации на демократию
и рыночную экономику, достигнутый в 1990—91 гг., миновал. И все последние
годы идут очень медленные, постепенные, почти незаметные на первый взгляд
изменения в сторону более осторожного, пронизанного сомнениями отношения
к политической демократии и к рыночной экономике.
Да, и сейчас большинство людей считает, что отказаться
от предпринимательства, от частной инициативы было бы губительно для страны.
Но к такому основному механизму развития предпринимательства, как приватизация,
отношение стало значительно хуже. Особенно это затронуло отношение к приватизации
земли. Хотя еще в 1991 году большинство населения выступало «за» приватизацию
земли. Правда, тут был очень любопытный феномен: «за» приватизацию выступало
почти три четверти жителей крупных городов около половины жителей небольших
городов и меньшинство людей сельской местности, то есть те, кого это в
первую очередь могло затронуть. Это примерно то же самое, когда за продажу
предприятий на аукционах в меньшей степени выступают рабочие. Этот феномен
политической культуры очень характерен для нашего общества. Люди готовы
поддержать рынок, демократию в той части, которая их меньше всего касается.
— «За колгосп, але не в нашому селі»?
— Да. Рабочий поддерживает приватизацию земли, а крестьянин
не против приватизации предприятий. Но когда это касается непосредственно
его интересов, тут больше проявляется осторожность.
— А чем это можно объяснить?
— Долгое время социальное самочувствие населения Украины
постоянно ухудшалось. В 1998 году мы попали в яму — тогда было очень плохое
социальное самочувствие и вообще отношение к действительности. А за последние
два года оно значительно улучшилось. Я это объясняю тем, что наступает
процесс адаптации к новым условиям. Какими бы они ни были тяжелыми, но
люди постепенно к ним адаптируются. Образно говоря, за десять лет накоплен
настолько горький опыт жизни в диком капиталистическом обществе, что человек
с таким опытом уже становится «несъедобным». И теперь чувствует себя в
этом обществе уже не полностью чужим. Этим я объясняю то, почему к изменениям
в сфере своих интересов человек относится осторожно. Потому что накапливается
тяжелый опыт разного рода социально-экономических потрясений. Первый шок
наши люди перенесли, когда пропали все банковские сбережения. Тогда, к
1993 году наступило существенное «полевение» настроений. Потом — дикая
инфляция. Люди чувствовали себя дезориентированными в финансовом пространстве.
Потом наступила некоторая стабилизация. Но перестали платить зарплаты.
Это стало третьим, очень сильным шоком.
Кстати, невыплаты зарплат — это постсоветское изобретение.
Российская выдумка, которую мы, как всякую глупость, стали повторять. Нас
можно в этом смысле показывать цивилизованному миру, как уникальных представителей
homo sapiens. Нигде в мире такого нет, чтобы «бюджетникам» или даже наемным
работникам месяцами, а иногда даже годами не платили зарплату. Был такой
прецедент в Заире, когда армии не платили. Так они просто устроили переворот,
свергли Мобуту и дело с концом.
Окончание на стр. ГОСТЬ «Дня»
