Самое искреннее место в Киеве — это майдан Незалежности. Просто он все время меняется. Как человек. Как когда-то говорил Лобановский — принципы не предают, их со временем меняют. В противовес Европе — там неизменные площади, выглядящие и называющиеся так же, как и полтысячелетия тому назад.
Майдан же, если не будет менять свое название и образ, через поколение — погибнет, как любой постмодернист. Он заслужил революцию, поскольку веками над ним издевались, меняя его вид по желанию господствующей силы, и наконец он взорвался, как кипящий чайник.
В Крещатой долине с Лядскими воротами, а позднее на пустыре Козье болото возникла Крещатицкая площадь с рынком и народными гуляньями. В конце XIX века это уже была Думская площадь со зданием городской Думы. Большевики долго думали над названием площади — Советская, имени Калинина, пока не остановились на наименовании — площадь Октябрьской революции. Дома-близнецы были залеплены исполинскими портретами трех пожилых и злых вождей. Напротив, как в зеркале, уже в граните высечены такие же непривлекательные лица в бушлатах со звездами — героев Октябрьской революции. После последнего переименования площади на майдан Незалежности снова произошла смена ее имиджа: изуродованный гранит снесли, установили даму на таком каблуке, о котором и не мечтают парижские модницы, несколько теплиц и торговых рядов, фонтан и ряд различных по стилю скульптурных композиций. И после этого, вы думаете, Майдан не мог не взбунтоваться?
На самом же деле в своем нынешнем виде Майдан как нельзя лучше подходит для массовых протестов. Он большой, как республиканский стадион, а рядом широкий, как Днепр, Крещатик. Майдан не создан для баррикад — слишком много места, но Махатма Ганди оценил бы его масштабы для своих мирных протестов. В Европе таких площадок для такого перформанса нет, разве что Елисейские поля в Париже. На площади Нельсона в Лондоне, однако там даблдекеры с трудом разворачиваются, в Риме — улицы такие узенькие, что и флагом как следует не размахнешь, Тайм Сквер в Нью-Йорке — теснотища, подходят московские площади, но кто на них выйдет? Есть еще большая и мощная площадь Тяньанмень в Пекине, но на ней, угрожая здоровью, ездят танки.
Многолюдный Майдан — лучшее зрелище для телевизионщиков. Так же масштабно, как и бои в Фалудже, но без опасности, сильно и метко. На самом деле в мире осталось единственное оружие массового уничтожения — телевидение, им нужно только уметь пользоваться. Этого так и не поняли Саддам Хусейн и Владимир Путин. У первого не было этого оружия вообще, второй — не понял его сути. И оба проиграли. Революцию выиграл не Ющенко и Ко, а Рейтер, Си- Эн-Эн и Би-Би-Си и сотни тысяч украинцев, ставших их солдатами. Раньше украинцы умели хорошо воевать, но были плохими дипломатами, потом умело договаривались, но не могли сплотиться в битве. Во время оранжевой революции Украину спасла не армия, а фирма «Сони» и ее изделия — телевизоры, телекамеры, спутниковая аппаратура.
А еще украинцы красиво поют. Это то, что их сплачивает и заставляет стоять на морозе. Бывшая оппозиция выиграла выборы, когда получила у мэра Омельченко сцену на Майдане за сутки до второго тура. Замерзший Скрипка, сорвавший голос и не попадавший на клавиши баяна, — не меньший герой, чем участники заседания Верховного Суда.
Оранжевые замерзшие украинцы с песней на устах впервые в своей истории изменили мировую моду, в частности на революции, списав в архив Че Гевару. Майдан стал первой мощной революцией XXI века, призванного стать наиболее стабильным из последних веков, а начавшегося колониальными войнами и одной из наиболее стильных революций в новейшей истории.
Это означает лишь, что в нынешнем виде Майдану оставаться недолго.
