80-летие со дня рождения великого российского физика, гуманиста, правозащитника, мыслителя Андрея Дмитриевича Сахарова, которое будет отмечаться 21 мая, вряд ли может быть поводом для провозглашения звонких, по сути своей бессодержательных «юбилейных» речей.
Мешает тревога, смешанная с недоумением: в чем причина того, что идеи выдающегося ученого, еще 10 лет назад горячо обсуждавшиеся на просторах бывшего Советского Союза, постепенно и как бы незаметно оказались вытесненными на периферию общественного сознания? В самом деле, что общего с идеями Сахарова имеют беспредельно жестокие войны на постсоветском пространстве (чего стоит только чеченская), разгул насилия в экономической, политической, и что не менее важно, в духовной сфере. Может быть, необратимо изменилась интеллигенция? Украинская — не исключение; «хождение во власть» в начале 90-х годов оказалось для многих ее представителей гибельным.
Предчувствовал ли такую развязку Сахаров? Своей общественной и правозащитной деятельностью после освобождения в 1986 году из горьковской ссылки вплоть до смерти 14 декабря 1989 года он доказывал, что важно не то, что тебя зачислили в «штатные» духовные вожди, объявили чуть ли не мессией. Совесть и честь интеллигента вывели его на фундаментальную дорогу защиты прав и свобод человека. Ведь основа существования любого здорового общества — это индивидуальная, личностная и (на ее основе, и только как ее следствие!) социальная свобода. Сахаров прекрасно помнил слова немодного сейчас Александра Герцена: «Нельзя освободить людей, если они внутренне несвободны». Отсюда — огромная роль, которую Сахаров отводил личным духовным усилиям каждого гражданина на пути к свободе. Сам академик, обласканный в 40—50-х годах властью, казалось, мог вести размеренную жизнь. Но нет, не таков был этот человек — в самый разгар застоя А.Д. Сахаров дал великий пример служения духу свободы, пройдя через голодовки, ссылку в Горький.
Сахаров понимал, как важен приоритет нравственных ценностей над сиюминутными политическими интересами, за которыми зачастую кроется стремление захватить или сохранить власть. Именно этим принципом он руководствовался в работе над альтернативным проектом Конституции СССР в 1988—1989 годах. Природная «непартийность» была сущностной чертой натуры этого Человека. Андрей Дмитриевич категорически отрицал насилие в любой сфере жизни, но был непримирим в отстаивании своих убеждений. Безусловно, громадное влияние оказывало на него учение Льва Толстого. Очень актуальной в конце 80-х годов ХХ века была и «теория конвергенции», сторонником которой был Сахаров. Он считал, что между капитализмом и социализмом нет непреодолимой пропасти и возможно сближение между ними, сочетание лучших сторон этих обществ.
Ученые и наука, по мнению Сахарова, не могут уклоняться от ответственности за социальные, биологические, а нередко и глобальные последствия, как прямые, так и отдаленные. Именно поэтому Сахаров, один из ведущих физиков, трижды Герой Социалистического Труда, ставший академиком в 32 года (!), пошел в 1961 году на прямой конфликт с государственной властью по вопросу о ядерных испытаниях. Это был первый шаг в долгой борьбе академика-диссидента с тоталитарным режимом, увенчанной Нобелевской премией мира за 1975 год..
Это далеко не все, а только основные выводы, к которым он пришел. Со многими можно спорить (например, с «теорией конвергенции»). Но не ошибаются только святые. Но разве есть что-то утопическое в этих идеях? Почему же мы все больше удаляемся от них? Может быть, Сахаров — действительно один из последних интеллигентов-пророков? Личность Андрея Дмитриевича Сахарова исключительна потому, что его практические поступки всегда соответствовали провозглашаемым им идеям. Для него не существовало расхождений между словом и делом. Воспоминания людей, близко знавших Сахарова, подтверждают это. Позволим себе привести емкие, но глубокие по смыслу слова известного правозащитника Сергея Ковалева. «Он сидел с каждым из нас. Со всеми, с кем он дружил, и с теми, кого вовсе не знал. Он умер вместе с Анатолием Марченко, я это отлично знаю. Он чувствовал чужую боль, как собственную. Был у него такой высокий дар. Вот этот дар и еще дар беспристрастного, бесстрашного и бескорыстного поиска истины и были главным, что поставило его за грань чуда».
