Результаты выборов в Молдове не стали сенсацией — как и ожидалось, наибольшее количество голосов набрали молдовские «еврокоммунисты». Прошедшие выборы не были геополитическими в той степени, в какой были таковыми украинские, так как борьба шла не за фронтальные геополитические тренды, а за власть, что в случае с Молдовой означает борьбу за право возглавить евроинтеграционный тренд. Объектом внешнеполитического внимания к Молдове стали не столько партийные кандидатуры, сколько законсервированный территориальный вопрос постсоветского пространства.
АТЛАНТИЗАЦИЯ «ПСЕВДОГОСУДАРСТВ»
До расширения ЕС и евроатлантической зоны Приднестровье оставалось во многом внутренним вопросом СНГ и «юрисдикцией» России. Оптимальным для Москвы вариантом в нынешних условиях могла бы стать федерализация Молдовы с сохранением влияния на этот «российско-ориентированный анклав». Однако Кремль пока не смог презентовать адекватный новым условиям проект решения приднестровского вопроса, чем, по сути, и вызвано серьезное похолодание отношений с Кишиневом.
Российская региональная инициатива на этапе постсоветского внешнеполитического позиционирования сосредотачивалась на создании «пророссийских» буферных зон за счет новообразованных микротерриториальных образований наподобие Северной Осетии, Аджарии, Приднестровской Молдавской Республики. Учитывая, что осколки советской империи продолжают свое движение «от московского центра», можно с большой долей вероятности предполагать, что российские попытки корректировать направление этих осколков и направлять их движение будут встречены и перенаправлены более сильной тенденцией — экономической и политической атлантизации Восточной Европы. И такие небольшие анклавы, как ПМР, имеют слишком мало шансов для адекватной реализации своих эксклюзивных вариантов геополитического позиционирования под российским патронатом. Содержанием процесса политико-экономической атлантизации является не социально-экономическая артефактность ЕС (это лишь следствие), а исторически-территориальная десоветизация Восточной Европы после длительного этапа истории советского политико- социального и экономического конструирования этой территории.
Сегодняшняя Россия, готовая патронировать ПМР, включается в постиракскую геополитическую схему распределения глобального контроля над безопасностью. В этой схеме экономическая мощь выходит на один уровень с военным потенциалом. Объективная экономическая недостаточность России становится все более решающим фактором, который выводит страну из пула глобальных лидеров. И в этом контексте инициативы по вытеснению России из клуба G-8 являются наглядным доказательством актуальности этого утверждения. Поэтому попытки удержания Россией своих внешних зон контроля, скорее всего, будут сужать межлидерский диалог с США, Европой до рамок необходимых правовых рекомендаций. То есть это означает введение нового правила глобальной безопасности — доступ к контролю над безопасностью становится ресурсно и статусно обусловленным.
«ПРОЧЬ ОТ МОСКВЫ», ИЛИ ДИВЕРСИФИКАЦИЯ ВЛИЯНИЯ
Возвращаясь к внешнеполитическим технологиям включения ПМР в евроатлантический контекст, следует отметить, что, несмотря на ряд технических проблем, которые возникли у молдовской власти, не получившей реального большинства в парламенте, сценарий второго президентского срока Воронина представляется вполне приемлемым для Запада. Молдовский президент является одной из ключевых функциональных фигур в контексте реинтеграции ПМР. В данном случае даже «красный» профиль молдовской власти не сыграл роли контраргумента в позиции Запада: выборы, хоть и с оговорками, признаны легитимными и Вашингтоном, и Брюсселем.
ПМР была во многом компромиссным американско-российским проектом. Но на сегодняшний день роль ПМР как буферно-таможенной зоны российского доминирования уже отыграна и обнулена евроинтеграционными амбициями Украины, с одной стороны, и евроориентационными заявками Молдовы — с другой. Это означает, что в случае с ПМР, вне зависимости от внутренних стратегий трансформации этой зоны, линия внешнего тренда предполагает вектор постепенного ассимилирования республики в федерально-автономном формате Молдовой, а не Украиной или Россией.
В свою очередь, американская администрация сориентирована сейчас на ликвидацию «псевдогосударств», «псевдоавтономий» — то есть региональных «регулируемых конфликтов», играющих роль точечных анклавов российского влияния и выходящих за рамки новой логики постсоветской интеграции. В целом ситуация, складывающаяся сейчас на постсоветском пространстве, вписывается в сценарий второй демократической волны, для которой, как и для первой, характерен лейтмотив «прочь от Кремля». Однако на этот раз целеполаганием таких внутренних трансформаций является не национальное государство, а выбор интеграционного сценария и включение в наднациональные структуры. Россия проиграла лидерский интеграционный тендер и не смогла реализовать сценарий эффективного политико-секьюритарного координаторства СНГ. В настоящий момент эти ниши осваиваются менее крупными, но более мобильными игроками.
Процесс дробления развивается в новой интеграционной логике, базирующейся на диверсификации «центров делегированного влияния». Технологическая сторона процесса состоит в создании нескольких региональных центров и коалиций. Безусловно, идея «Союза центральноазиатских государств» актуализирована Казахстаном в большей степени в связи с приближающейся предвыборной кампанией. Однако, если принять во внимание активизацию оси Киев — Кишинев — Тбилиси, подобные сдвиги в интеграционной логике могут свидетельствовать и о том, что в обозримом будущем постсоветское пространство может развиваться в русле конкуренции новых интеграционных центров.
УКРАИНСКИЙ ШАНС НА ЛИДЕРСТВО
Украинский фактор задал «разделительную» логику в связке Россия — ПМР. Это демонстрируется и новой таможенной программой украинского Президента, в которой, вероятно, будут участвовать немецкие ресурсы. Российский президент не может сыграть более сильную контригру в этом направлении, если будет строго придерживаться правовых рамок, цельная конъюнктура которых сегодня более выгодна Западу, чем России. На фоне российского «отката» в приднестровский сценарий все активнее включается ЕС. В более широком (нежели формат ОБСЕ) европейском участии в приднестровском сценарии заинтересована Украина, осваивающая роль провайдера европейского влияния в регионе. Активное участие в урегулировании и, что не менее важно, успешное его завершение гарантировали бы Киеву укрепление региональных лидерских позиций. В свою очередь, евроатлантический формат приднестровского сценария в значительной степени решил бы вопрос легитимности региональных лидерских претензий Украины. Поэтому Киев заинтересован в том, чтобы вопрос ПМР решался в рамках европейских и евроатлантических международных правовых практик.
Киев, претендующий на активную субъектную роль в приднестровском процессе, должен не только эффективно отыгрывать роль «европейского представителя» в регионе, но и осваивать еще одну, вполне закономерную в данной ситуации, нишу. Нынешняя Украина располагает достаточным внешнеполитическим потенциалом для того, чтобы уравновесить и сгладить контрроссийский тренд, который становится базовым фактором новой коалиционности на постсоветском пространстве. Киев, ставший неформальным лидером по сути контрроссийской коалиции, должен сыграть роль главного фактора смягчения конфликтности постсоветских сценариев, став посредником между «старыми» и «новыми» игроками региона. На сегодняшний день именно от позиции Украины зависит смысловое наполнение ГУУАМ — станет ли он интеграцией «для» (для совместного достижения европейских стандартов) либо интеграцией «от России».
